День Святого Никогда - Антон Фарб

— Но все же, должность канцлера, я полагаю, выше, чем у бывшего бургомистра?

— Ну выше, а что с того? — развел руками Нестор. — Уж не думаете ли вы, что я согласился на эту работу из честолюбия? — нахмурился он.

— Э-э-э… Если начистоту, — сказал Феликс доверительно, — то я даже не представляю, из-за чего еще можно взяться за такую работу.

Нестор невесело рассмеялся.

— Честолюбие! Ха-ха! Вы лучше попытайтесь вспомнить, как звали последнего бургомистра! Что, не выходит? То-то же. Власть в Метрополии всегда обезличивала своих носителей. Ничто так не пугает бюргеров и цеховиков, как яркий и харизматичный лидер, способный повернуть время вспять и провозгласить себя монархом. А взялся я за эту сволочную работу исключительно из суровой необходимости: кто-то же должен ее делать! — Феликс выразительно обвел взглядом оранжерею, и Нестор рассмеялся: — Ладно, признаюсь: я люблю жить богато. А на жалование чиновника особенно не пошикуешь. Вот пришлось пройтись по головам коллег и в жесткой, но честной конкурентной борьбе завоевать кресло канцлера… Да, завоевать! Власть всегда завоевывают! А теперь мне осталось понять, что с ней, проклятой, делать… Я раньше и не представлял, насколько власть сковывает. Иногда я чувствую себя таким вот попугаем в клетке. И то, что клетка сделана из золота, ситуацию особенно не меняет.

Каким-то образом Нестор умудрялся быстро и членораздельно говорить и есть одновременно, и концу его монолога ему оставалось собрать с тарелки последние крошки, промокнуть губы салфеткой и сыто вздохнуть.

— Ну-с, Феликс, переходите к делу, — сказал он. — Полагаю, что вы явились сюда именно по делу, не так ли?

— Именно так, — подтвердил Феликс и достал из внутреннего кармана пиджака бумагу, составленную им в кабаке «У Готлиба». — Ознакомьтесь.

— Минутку, — сказал Нестор. Он встал, откинул крышку секретера и стал в копаться во ящичках. — Ага, вот они, — сказал он, раскрывая проволочные дужки очков и цепляя их за свои слегка оттопыренные уши. — Ну-ка, ну-ка, что у вас там…

Минуту спустя он снял очки и задумчиво пососал одну из дужек.

— М-да, — сказал он. — Очень грамотно составленный документ. Не хватает только подписи и печати.

— За этим я и здесь.

— Неужели? — моргнул белесыми ресницами Нестор. — А я полагал, что за этим следует обращаться в прокуратуру…

— Уже нет. Дело Бальтазара передано в ведение Канцлерского суда. В ваше ведение, Нестор. И мне нужны ваши подпись и печать.

— Я что-то не припоминаю, чтобы это дело переходило ко мне…

— Завтра утром вы получите петицию прокурора.

— Даже так… — уважительно склонил голову к плечу Нестор. — Вы прекрасно осведомлены. Но, позвольте спросить, на каких основаниях я должен это подписывать?

— Из соображений справедливости.

— Справедливости?! Да вы знаете, скольких он убил?! Я ведь давно слежу за этим делом, я догадывался, что рано или поздно его спихнут мне… О какой справедливости вы говорите? Он оставил после себя кровавый след, его маршрут можно было проследить по трупам, а вы…

— Он мстил за сына.

— Нет такого юридического понятия — месть за сына! Нет! — раскричался Нестор. — А есть понятие преступления и понятие наказания. И я считаю, что он должен понести наказание. И это будет справедливо!

— Вам никогда не удастся наказать его больше, чем он это сделает сам.

— Ах, ну да! Конечно же! Нравственный закон! А как быть с общественным законом? — От волнения Нестор даже побледнел. — Он был арестован по закону, и его будут судить по закону!

— Он был арестован по доносу, — сказал Феликс. — И это — незаконно.

— У вас есть доказательства? Свидетели?

— Нет, — покачал головой Феликс. Втравливать в это Марту он не хотел. — Но мы оба знаем, что это правда.

— Как и то, что он был арестован за дело! — завопил Нестор. Он вскочил и, тяжело дыша, начал расхаживать от секретера к кушетке и обратно. Феликс равнодушно за ним наблюдал.

— Хватит, пожалуй, — очень спокойно сказал Феликс после недолгой паузы. — Я пришел сюда не спорить. Я пришел сюда за вашей подписью.

Нестор внезапно захохотал.

— Браво! Вы неподражаемы, дорогой Феликс! — воскликнул он и налил себе мадеры. — А что будет, если я не подпишу? — весело спросил он, одним махом осушив рюмку. Его глаза заблестели.

Феликс достал из рукава стилет и положил его на стол.

При виде острого, как жало, клинка, Нестор поперхнулся.

— Вы любите поэзию, Нестор? — спросил Феликс и, не получив ответа, сказал: — Позвольте прочитать вам кое-что. По памяти, уж не обессудьте… — Он прикрыл глаза и с выражением продекламировал: — Кто снес бы ложное величье правителей, невежество вельмож, всеобщее притворство и призрачность заслуг в глазах ничтожеств, когда так просто сводит все концы удар кинжала?..

— Вы меня что… зарежете? — шепотом спросил Нестор.

— Ну что вы, — сказал Феликс. — Как можно! Это же стилет. У него нет лезвия. Одно острие. Им можно только колоть.

— Так, — серьезно сказал Нестор и потер лоб. — Минутку. — Он сел и скрестил руки на груди. — Феликс, если это шутка…

— Это не шутка.

— Тогда… Тогда это очень плохо. Я вам ничего не сделал, а вы пришли ко мне в дом и угрожаете мне оружием. Да, это очень плохо. По-моему, я должен испугаться, — сказал Нестор и задумался. — Но не получается. Вы ведь герой, Феликс, а с чего мне бояться героев? Я ведь не маг, не монстр какой-нибудь…

— Потому что я — страшный, — сказал Феликс.

Нестор прыснул в кулак.

— Простите, а вы точно уверены, что это — не шутка? — пряча улыбку, спросил он.

— Уверен. Это не шутка и это не блеф. Все всерьез.

— Тогда объясните мне, что в вас такого страшного?

— Моя внучка умирает.

— Ну знаете ли!!! — Нестор опять вскочил и принялся ходить взад-вперед. — Это уже выходит за рамки приличий. Да, в День Героя я повел себя нагло, и напросился к вам в гости без приглашения — и подозреваю, что с тех самых пор я стал вам несимпатичен, но это же не повод, чтобы обвинять меня в болезни вашей внучки!

— А я вас и не обвиняю… Я просто хочу, чтобы вы поняли: я — самый страшный человек на свете. Мне нечего терять.

Нестор замолчал и рассеянно повертел в руках очки. На лице его трудно было что-то прочесть, и Феликс, расслабившись до полной, всеобъемлющей готовности к чему угодно, терпеливо ожидал, к какому выводу придет канцлер магистрата.

— Должен признать, — медленно произнес Нестор, — что вы, герои, умеете быть чертовски убедительными. Давайте сюда вашу бумагу.

Нацепив очки, он подвинул кресло к секретеру, уселся и начал перебирать перья и чернильницы, в беспорядке валявшиеся в недрах бюро. Так и не найдя ничего подходящего, он достал из деревянного стаканчика для перьев химический карандаш, послюнил кончик и аккуратно расписался на приказе о полном и безоговорочном помиловании героя Бальтазара. Потом Нестор открыл ключиком потайное отделение, достал оттуда печать, накапал на бумагу немного расплавленного стеарина со свечи, и оттиснул в нем свой личный штамп.