День Святого Никогда - Антон Фарб

Клерки-свидетели нырнули обратно за дверь, и оттуда донесся приглушенный смешок. Патрик до хруста сжал кулаки, и неизвестно, чем бы все это закончилось — но в этот момент дверь в кабинет прокурора отворилась и оттуда вышел… Сигизмунд собственной персоной!

Одетый в строгий узкий и застегнутый на все пуговицы сюртук темно-серого цвета старик был прям, как стрела, и ступал важно, как цапля. Феликс мог только догадываться, как тяжело было Сигизмунду сохранять царственную осанку и надменную поступь с почти переломанной поясницей, и если уж он пошел на это, да еще и заложил руки за спину, выкатив грудь колесом, то это означало только одно: столь тщательно оберегаемый прыщеватым цербером прокурор умудрился довести Сигизмунда до самого края. Напрасно было бы сейчас искать во внешности Сигизмунда обычные признаки бешенства, такие, например, как нервный тик правого века или пульсация жил на виске: Сигизмунд в данный момент вовсе не был зол — он был вне эмоций. Он, строго говоря, уже вообще не был, достигнув того уровня самоотрешенности, что позволяла ему даже в самых тяжелых переделках сохранять убийственное хладнокровие. Феликс всего однажды видел своего учителя таким — в канализации города Ингольштадт, когда на них хлынула волна смердящих гидрофоров и брюзгливый старик на его глазах превратился в отлаженный убивающий механизм — и теперь Феликсу было до жути страшно встретить этот механизм ясным солнечным днем во Дворце Правосудия…

— Феликс? Ты тоже туда? — сухо уточнил Сигизмунд. — Не советую. — Он поджал губы и сделал ими такое движение, словно собирался плюнуть на порог кабинета, но передумал. — Напрасная трата времени. Да-с, совершенно напрасная трата времени… Патрик, и ты здесь? Вот что, господа, проводите-ка меня к выходу. Я хочу вам кое-что показать.

Отказывать сейчас Сигизмунду было немыслимо. На это не решились ни Патрик, ни, тем более, Феликс, вследствие чего им обоим пришлось покинуть Дворец Правосудия несолоно хлебавши и, что было особенно обидно, абсолютно неожиданно для самих себя.

— Внимательно посмотрите по сторонам, — скрипел Сигизмунд, широко шагая по коридорам, пока Феликс и Патрик в некотором отдалении следовали за ним. — И запомните хорошенько все, что вы видите.

— А что мы видим? — решился на вопрос Патрик, когда они добрались до лестницы.

— Кунсткамеру!

— Простите?

— Кунсткамеру! Собрание уродцев и ошибок природы! Музей курьезов! Недоразумений на древе эволюции! Клерки! Ха-ха! Не клерками их следовало бы именовать, а монстрами! И наихудшими из монстров, да-да, наихудшими, вы уж поверьте мне, я разбираюсь в монстрах! Да, я знаю толк во многих хтонических чудовищах, но эти… эти… Они ведь неотличимы от людей! А если — я допускаю и такую возможность! — если они и есть люди, то все они тяжело больны и даже не осознают этого!

— И чем же они больны? — осторожно спросил Феликс. «Кажется, старик возвращается к состоянию обычного белого каления, — подумал он. — Тем легче».

— Чем?!! И ты еще спрашиваешь?!! Да ты посмотри на них! — Сигизмунд обвел широким жестом застекленные клетушки барьера, разделяющего вестибюль. — Всего один взгляд, и этого хватит! — Понижать голос Сигизмунд не собирался, и его гневная филиппика раскатисто гремела по всему вестибюлю. Клерки ее попросту игнорировали, а в не оскудевающих очередях просителей зародилось легкое волнение, которое тут же и угасло, когда один из завсегдатаев Дворца выразительно покрутил пальцем у виска и объяснил всем желающим, что подобные инциденты здесь отнюдь не редкость.

К его счастью, Сигизмунд этого не видел.

— Они считают бюрократию достойным суррогатом справедливости! Беспринципность они называют широтой взглядов, а подлость именуют предприимчивостью! Слово «честь» вызывает у них истерический смех! Преданность в их понимании — это готовность предавать и быть преданным по любому поводу… Верностью они считают ложь и лизоблюдство; порядочность для них синоним глупости, а друг — это тот, кого можно ударить в спину… Они не понимают что это такое — дружба! Честность! Самоотверженность! Способность умереть за идеалы! Им не дано постигнуть, какой это груз — быть героем, и как тяжело всю жизнь нести его на своем горбу! И они еще осмеливаются говорить о Законе!!! Они даже не понимают, что настоящий закон не бывает на бумаге, настоящий закон — он всегда внутри!!!

Под конец пламенного монолога Сигизмунд схватился за сердце и начал астматически ловить ртом воздух. Они как раз вышли на улицу, и Феликс подхватил старика под локоть и бережно усадил на крыльцо под неодобрительным взглядом дежурящего у ворот Дворца жандарма.

— Патрик, поймай извозчика! — приказал Феликс. — Вам надо к врачу!

— Вздор… Все уже прошло!

— Ну тогда посидите еще минутку. Вы весь белый.

— Ох… Феликс, ну почему? — жалобно спросил Сигизмунд. — Почему это случилось? Когда весь мир успел заболеть?

Феликс нахмурился и помолчал пару секунд.

— А может, он был болен с самого начала? — спросил он. — А мы просто не давали себе труда это заметить…

— Не-ет… — покачал головой Сигизмунд. — Нет, ну что ты… Раньше все было по-другому. Взять хотя бы странствующих героев! Они ведь не подлежали ничьей юрисдикции. Их законом был меч, их юрисдикцией — отвага, а уложениями — собственная добрая воля. И они были свободны, свободны поступать по совести — а разве может быть другая, высшая свобода?

— Но странствующих героев больше нет, Сигизмунд. И вы сами приложили к этому руку.

— Ну да, в те годы по дорогам Ойкумены шлялось много всякого отребья, выдающего себя за героев, и необходимость что-то организовать, упорядочить как-то весь этот хаос… — Сигизмунд осекся. — Так ты думаешь — поэтому? — с ужасом спросил он. — Мы своими руками сотворили этого монстра?!

— Нет, Сигизмунд, — поспешил успокоить его Феликс. — Я так не думаю. Просто раньше у нас был общий враг. Один на всех. А теперь его нет. Отсюда и весь этот бардак. Кажется, Патрик остановил для вас кэб… Давайте я вам помогу!

— Общий враг… — пошамкал губами Сигизмунд, с кряхтением поднимаясь на ноги. — Красиво сказано… Да, красиво…

Продолжая бормотать и ссутулившись сильнее обычного, Сигизмунд медленно захромал к тротуару, у которого его дожидался кэб. Патрик подсадил старика в экипаж, прикрыл дверцы и махнул кучеру.

— Я никогда не видел его таким, — сказал юноша, когда Феликс подошел поближе.

— Каким?

— Сломленным.

— Сломленным?.. — вскинул бровь Феликс. — Позволь мне рассказать тебе одну историю… Когда Сигизмунд был немногим старше тебя, один валахский маг, возомнивший себя чуть ли не аватарой Хтона, ухитрился заточить его в подземелье своего замка. Сигизмунд провел два года в тесной камере, будучи объектом насмешек со стороны мага, который, ко всему прочему, доколдовался до того, что стал еще и вампиром, так что над Сигизмундом постоянно висела угроза быть выпитым досуха. Но Сигизмунд уже тогда был одним из Неумолимых Пилигримов, а это кое-что да значит. За два года он вырыл подкоп и сбежал. Спустившись в прилегавшую к замку деревню, он зашел в трактир и купил стакан водки и стул. Водку он выпил, а стул разломал. В тот же вечер он вернулся в замок и забил ножку от стула в грудь мага-вампира… Вот такая забавная история. Чтобы сломать Сигизмунда, потребуется нечто большее, чем кучка бюрократов и лицензированных подлецов.