Плоский мир: краткая история ХХI века - Томас Фридман

Когда осенью 2004 года я отправился в Миннеаполис, чтобы навестить мать, мне довелось пережить подряд три ситуации, которые лишний раз напомнили мне о плоскости мира. Сначала, еще у себя дома в Вашингтоне) я набрал номер справочной службы 411, чтобы узнать телефон одного моего приятеля в Миннеаполисе. На другом конце автоответчик компьютерным голосом попросил меня произнести имя человека, чей номер я запрашивал. Почему–то компьютеру никак не удавалось правильно меня услышать, и со своей неестественной интонацией он продолжал переспрашивать: «Вы сказали…?» Мне приходилось раз за разом произносить фамилию моего приятеля, пытаясь скрыть нарастающее раздражение (иначе компьютер не понял бы меня вообще): «Нет, я сказал…» В конце концов меня соединили с оператором, но, знаете, меня совсем не порадовал этот автоматизированный, неопосредованный контакт с информационной службой. Мне было позарез необходимо опосредующее звено в виде другого человеческого существа. Автоматически сообщать телефонные номера — это может быть и дешевле, и эффективней, но мне данный опыт не принес ничего, кроме досады.

Уже в Миннеаполисе я побывал на ужине с друзьями нашей семьи, один из которых всю жизнь проработал на Среднем Западе оптовым торговцем, занимаясь снабжением крупнейших региональных розничных сетей. Этот человек — прирожденный коммивояжер. Когда я поинтересовался, что новенького, он со вздохом рассказал мне, что бизнес совсем не тот, что был раньше. Все продается с однопроцентной наценкой, объяснил он, и в этом нет ничего страшного, потому что, учитывая его специализацию — ширпотреб — и объемы, в которых идет торговля, разорение ему не грозит. И все же, сказал он, ему не по душе, что из его отношений с крупнейшими клиентами исчез человеческий контакт. Даже у ширпотреба, товаров эконом–класса, бывают отличительные признаки, которые нужно уметь правильно подать и продать. «А у нас теперь все по электронной почте, —продолжил он. —Я общаюсь с одним молодым парнем из крупнейшей местной розничной сети, от Которого только и слышу: «Скиньте заявку по почте». Я его ни разу даже не видел, в половине случаев он вообще мне не перезванивает. Уж и не знаю, как мне себя с ним вести… В старые времена я обычно заезжал к клиентам в офис, дарил пару билетов на матч «Викингов», мы приятельствовали… Томми, Сегодня цена—единственное, что всех волнует».

К счастью, наш друг — успешный бизнесмен и у него есть много других занятий. Но когда после того ужина я вспоминал его слова, в памяти сама собой всплыла сцена из «Смерти коммивояжера», где Вилли Ломен говорит, что в отличие от своего соседа Чарли он полагается на «обаяние». Он рассказывает сыновьям, что ив бизнесе, и в жизни характер, личность, человеческие связи важнее ума: «В деловом мире главное — внешность, личное обаяние, в этом залог успеха. Если у вас есть обаяние, вы ни в чем не будете нуждаться».

Но не теперь, когда мир стал плоским. Трудно наладить человеческий контакт, когда все, что вас связывает, это электронная почта и скоростной Интернет. На следующий день я ужинал со своим давним другом Кеном Гриром, владельцем медиафирмы, про которую я еще расскажу. Его претензии были аналогичными: сегодня слишком много контрактов уходит рекламным компаниям, которые заняты продажей голых цифр и которым нет дела до творчества. И тут Кен добавил нечто, что прямо просилось на страницы моей книги: «Они как будто выпустили из бизнеса весь жир», превратили его в ценовую игру. «Но ведь от жира в мясе весь смак, — сказал он. — У самых постных кусков обычно и вкуса–то нет. Хоть какие–то прожилки жира должны быть».

Выравнивание безжалостно избавляется от экономического и социального жира, но, как заметил Кен, именно жир придает нашей жизни характерный вкус. Кроме того, жировая прослойка это то, что сохраняет для нас тепло.

Да, потребителю в каждом из нас нужны цены, как у «Уолл–Март», одно мясо и ни малейшего жира. Но работнику в нас хочется, чтобы на косточке все же осталось немного жира, как у «Костко», чтобы работодатель заботился о здоровье почти всех своих служащих, а не меньше чем о половине. Однако держатель акций в нас хочет видеть доходность как у «Уолл–Март», а не как у «Костко». А гражданин в нас хочет видеть льготы как у «Костко», а не как у «Уолл–Март», потому что разницу в конечном счете возьмут из нашего же кармана. Как потребитель я хочу меньше платить по телефонным счетам, но как человек, набирая 411, я хочу разговаривать с живым оператором. Как читатель я обожаю путешествовать по Сети и узнавать, что там пишут блоггеры, но как гражданину мне иногда не терпится приставить к некоторым из них по редактору, который научил бы их сначала перепроверять свои факты, а уже потом жать на кнопку «Отправить», чтобы вскрыть перед глазами всего мира очередную несправедливость.

Сложите эти конфликтующие между собой мысли и чувства, и вы увидите возможность полного обновления американской политической жизни, переопределения партийной принадлежности рабочих и корпоративных интересов. Представьте: социальные консерваторы из правого крыла Республиканской партии, которым не по нутру глобализация и антиизоляционистская политика, потому что они приводят в страну иностранцев и чуждые Америке культурные традиции, могут стать заодно с профсоюзными активистами из числа левых демократов, которые сопротивляются глобализации, потому что она поощряет практику аутсорсинга и организации оффшорных рабочих мест, оставляя американцев без работы. Эту коалицию можно было бы назвать Партией Стены: она голосовала бы за все решения, сохраняющие в экономике трения и подкожный жир. Ведь и правда, культурные консерваторы–республиканцы имеют куда больше общего с рабочими сталелитейных заводов Огайо, фермерами центрального Китая и муллами Саудовской Аравии, которые также хотели бы видеть в мире больше стен, чем с финансистами с Уолл–стрит или техническим обслуживающим персоналом из Пало–Альто, которым выравнивание мира принесло многочисленные выгоды.

Одновременно бизнес–крыло Республиканской партии, группа сторонников свободного рынка, дерегуляции, углубления интеграции, низких налогов — всего, что делает мир еще более плоским, — могло бы объединиться с социальными либералами из Демократической партии, многие из которых обитают на Западном и Восточном побережье и трудятся в глобальной индустрии услуг. К ним могли бы примкнуть работники Голливуда и сферы развлечений вообще. Эту коалицию оседлавших волну выравнивания можно было бы назвать Партией Сети: ее платформой стало бы всестороннее углубление глобальной интеграции. Интересы многих жителей Манхэттена и Пало–Альто куда больше совпадают с интересами жителей Шанхая и Бангалора, чем с интересами жителей Янгстауна и Топеки. Одним словом, в плоском мире мы, скорее всего, увидим образование двух фронтов: социальных либералов, работников глобальной индустрии услуг и деловых людей с Уолл–стрит, с одной стороны, и социальных консерваторов, работников местной индустрии услуг и профсоюзных активистов, с другой.

Иными словами, поклонники фильма «Страсти Христовы» окажутся по одну сторону баррикад с профессиональными союзами «Ай–Би–Ти» и АФТ–КПП, а голливудские и уолл–стритские либералы и поклонники фильма «Вам письмо» — с тружениками хайтека из Силиконовой долины и глобальными сервис–провайдерами из Манхэттена и Сан–Франциско. Это будет противостояние Мела Гибсона и Джимми Хоффы–младшего с Мег Райан и Биллом Гейтсом.

Чем дальше, тем чаще политика плоского мира будет ассоциироваться с решением вопроса о ценностях, промежуточных звеньях и резервных возможностях, требующих сохранения, с выбором между тем, говоря словами Маркса, чему мы позволим застаиваться, а чему — исчезнуть. Государства, компании и люди смогут ответить на этот вопрос только в том случае, если будут понимать реальную сущность всемирного игрового поля и то, насколько оно отличается от существовавшего прежде — во время «холодной войны» и до нее. Государства, компании и люди смогут сделать разумный политический выбор только в том случае, если они правильно оценят возможности, которые предоставляет плоский мир, и освоятся с инструментами сотрудничества и конкуренции, доступными современному человечеству. Надеюсь, что моя книга сумеет детально очертить рамки для этих принципиально важных политических дебатов и послужить системой отсчета для ожидающей нас в ближайшем будущем большой сортировки.

С этой целью я посвятил следующие три главы книги описанию того, как выравнивание мира и тройное слияние повлияют на жизнь американцев, на судьбу развивающихся стран и на экономическую деятельность компаний.

Приготовьтесь: плоский мир ждет вас.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АМЕРИКА И ПЛОСКИЙ МИР.

АМЕРИКА И СВОБОДА ТОРГОВЛИ

ПО–ПРЕЖНЕМУ ЛИ ПРАВ РИКАРДО?