У обелиска (сборник) - Наталья Болдырева

– Ничего. Завтра опять все растает.

В машине пахло бензином и табаком. Но теплый воздух позволил немного расслабиться.

Голова у меня кружилась. Я старалась поддерживать разговор, но временами казалось, что это не я разговариваю со следователем в его дорогой машине. На самом деле я где-то далеко. Рассеянная кутерьма снежинок за окном – это я. И печной дым над улицей – тоже я…

И все же надо было его выслушать. Понять, что он хочет.

– Далеко вам?

– Проезд Текстильщиков, дом шестьдесят один. Это крайний дом, его еще называют «Домом Фролова».

– Скажите, Варвара Кузьминична. Ваш друг, Цветков. Он не говорил вам, когда точно он приехал в Энск? И с какой целью?

– Вы в чем-то его подозреваете?

– Подождите сердиться. Поймите, дело серьезное. Погибли люди… и продолжают гибнуть, пока мы тут с вами разводим демократию. Вы советский человек, честная труженица и должны понимать, что в ситуации, когда разнообразная контра пытается всеми силами разрушить плоды многолетних завоеваний нашей Родины, когда всякая шваль повылезала из своих нор и пытается ловить рыбу в мутной воде…

Внезапно он сбился с речи и договорил просто:

– Я должен поймать этого гада. А времени почти не осталось.

– Так вы считаете, что этот «гад» – Цветков? В чем вы его обвиняете?

– Вы наверняка… Он рассказывал вам о самоубийцах?

– О них весь город знает, – осторожно ответила я.

Максимов кивнул.

– В сентябре врачи впервые забили тревогу. К концу месяца стало понятно, что дело серьезное, но местные боялись доводить дело до Москвы, надеялись решить проблему сами. Цветков появился в городе в июле. Времени как раз достаточно, чтобы все подготовить…

– Но он лечиться приехал. Доктор говорит…

– Это может быть легенда. – Он покосился на меня и пояснил: – Легендой преступники называют ложное алиби, оправдание невиновности. И доктор, кстати, может быть сообщником…

Было видно, как следователю нравится его стройная версия.

– Я кое-что разузнал об этом человеке. У него интересное досье. Но один факт настолько не вписывается в общую картину событий, что делает его одним из главных подозреваемых. Молчите? А я все-таки расскажу. Дело было неподалеку от Ржева. Там немцы еще в сорок втором, во время оккупации города, испытывали новейшее магическое оружие, часть из которого так и осталась в окрестных лесах. Что-то не было использовано, часть – ждала дезактивации, часть – добавила потерь среди саперских отрядов. Цветков был экспертом-контрмагом при саперском отряде. Именно он доставил в штаб целую коллекцию артефактов, среди которых был один… скажем так… не только не обезвреженный, напротив, он был полностью готов к выполнению той задачи, ради которой создавался. Адская машина… А что в результате? Двадцать восемь трупов. Почти полкилометра – радиус поражения. Из всех, кто присутствовал в штабной палатке, выжил только один человек. Говорят, специалисты уровня Цветкова в состоянии обезопасить себя от воздействия большинства видов боевой магии. Что вы на это скажете?

Я пожала плечами. Наверное, будь я здорова, что-нибудь бы ответила, но голова кружилась все сильней и пальцы мерзли. Мне все больше казалось, что я нахожусь не в автомобиле рядом со следователем, а в каком-то холодном небольшом помещении среди старинных вещей и старой, иногда совсем «вылинявшей» магии…

– Варвара Кузьминична. Вы должны понять, от того, что вы скажете, возможно, зависят жизни сотен людей. Честных людей, понимаете?

– Я понимаю, но я… почти ничего не могу сказать. Виктор родился в этом городе, он его хорошо знает. Он мне рассказывал. После войны был комиссован по здоровью и отправлен сюда, в Озерцовскую больницу. Верней, там какой-то военный санаторий. Он не различает магию, не может ее ощутить, но магических способностей не потерял… Я не знаю, как объяснить, если вы не маг.

– А вы – маг?

Вопрос оказался неожиданным. Я качнула головой. Никогда не задумывалась об этом. Кстати, почему?

– Я не пользуюсь магией, но всегда понимаю, если рядом есть что-то магическое. Может быть, я просто никогда не училась.

– Понятно. А здесь, в машине. Есть что-нибудь?

Это было легко.

– Ваша ручка. Это что-то, что касается честности того, кто ей пишет…

Максимов пожевал усы:

– И все?

– Кажется, все. Я кое-что вспомнила, Артем Мамедович! Про Цветкова. Профессор сказал, что в начале осени он сам вернулся в больницу, сказал, что верней всего на него наложено заклинание, подталкивающее к самоубийству.

Максимов хмуро кивнул. Потом притормозил:

– Кажется, приехали. Это ваш дом?

Дом казался еще более заброшенным, чем обычно. Я кивнула.

Мне нужно было домой.

Юзеф Маркевич третий день чувствовал спиной пристальный и недобрый взгляд. И настроение от этого у него портилось с каждым часом: ощущение, неприятное само по себе, имело вполне материальную и понятную причину. Так срабатывает кровавик Цезаря, амулет, изготовленный Юзефом лично, еще когда жив был наставник. Амулет однозначно говорил: жди, Юзеф. В ближайшие часы к тебе явятся. И не с добром.

Маркевич никогда не дожил бы до своих лет и не сохранил бы маленькое свое дело, если бы не умел прислушиваться как к голосам многочисленных амулетов, так и к голосу разума.

И наглядным примером тому был весь переулок Ткачей – небольшой темный отросток широкой Лейпцигской улицы, на котором со времен еще прапрадеда Маркевича держали лавки маги со, скажем так, не самой чистой деловой репутацией.

Было их много, и магазины себе они отстраивали на зависть честным торговцам из старого центра. Когда-то переулок Ткачей славился на весь Берлин. Полиция обходила его стороной, и даже опиумную курильню у перекрестка содержал не ставленник итальянских бандитов, а старый колдун-китаец Лю Хань, у которого всегда можно было прикупить некоторые экзотические ингредиенты, кроме как в Китае, нигде не производящиеся. Торговый дом сестер Крофт, специализирующихся на женской магии. Лавочка Миллера, источник самых качественных заготовок на все случаи колдовского нелегкого труда…

Где все это теперь?

Юзеф вытянул кровавик из кармана. Камень, обточенный только с одной грани, тускло блеснул в свете уличного фонаря. Нет, опасность – умеренная. Кто бы там сейчас ни размышлял о нем, убивать хозяина лавки магических побрякушек пока не будут. Финансовыми неприятностями встреча, похоже, тоже не грозит. И тоже «пока».

Юзеф прошелся мимо прилавка с украшениями. Подправил колье с «оборотками», чтоб камни красиво переливались на свету, устроил в более выгодное место костяную фибулу. Непосвященные будут восхищаться тонкой резьбой и мягким белым цветом материала, посвященные – хирургической точностью и смелостью некроманта, ее создавшего из человеческой, а не слоновой кости.

Потом плотней запахнул куртку – в помещении было прохладно, ветер в окна – и пошел в подсобку, где в чайнике еще должна была остаться теплая вода.

Именно в этот момент дверь лавки открылась, мелодично звякнул колокольчик. Вошедший молодой человек был тем самым. Юзеф сразу понял – это о нем предупреждал кровавик.

Молодой человек был высок ростом, подтянут, светловолос и сероглаз. И то, что он в штатском, Юзефа не обмануло ни на миг. Ариец, спортсмен. Глаза умные. СС? Абвер?

Но хозяин должен оставаться хозяином. Юзеф улыбнулся гостю, словно брату, вышел навстречу из-за прилавка.

– Герр Маркевич? Вы хозяин лавки?

– Я, господин. С кем имею честь?

Тот усмехнулся.

– Пусть будет Фишер.

– Проходите, господин Фишер, – не дрогнув лицом, продолжил игру Юзеф. – В нашей лавке вы сможете приобрести лучшие магические обереги от случайных ранений. Амулеты, способные предупредить об опасности, и такие, которые сулят неприятности вашим врагам… – речь текла гладко. Изо дня в день Маркевич повторял ее многочисленным посетителям и уже устал придумывать вариации. Но гость поднял руку, прерывая поток словес:

– Сорок пять лет назад вы с отличием закончили Пражскую академию темных магических искусств и в том же году вступили в Амьенскую ложу. Вы даже перебрались во Францию и несколько лет работали там на правительство под именем… под псевдонимом Огюст Реви.

Маркевич едва заметно развел руками. Факты своей биографии он старался не афишировать, но «там», очевидно, знали все.

– Вы совершенно правы. Однако это было столь давно…

– Герр Маркевич, я склонен считать, что вы и сейчас в состоянии выполнить тот заказ, с которым я к вам пришел. Тем паче, что подобные вещи вам создавать приходилось. Пароход «Вольтурно», тысяча девятьсот тринадцатый год. Припоминаете?