Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй

22 апреля Эрнест вместе с несколькими сотнями тысяч других людей в Мадриде попали под бомбардировку, продолжавшуюся одиннадцать дней. Он описал различные типы стрелкового оружия, начиная от ружей и заканчивая минометами и артиллерией крупного калибра, и объяснил, какой вред они могут причинить людям и строениям.

– Когда Сидни Франклину все-таки удалось приехать к нам в Мадрид, обстановка была уже менее напряженной, – вспоминал Эрнест. – Сидни был величайшим хапугой, организатором и торгашом, и он оказал неоценимую помощь голодным людям Испанской республики. Он мог выторговать у незнакомца корзину яиц с такой легкостью, с которой мы прикуриваем сигарету. Он был неподражаем.

У самого Эрнеста был талант доставать свежее мясо. Взяв взаймы у приятеля ружье, Эрнест на машине корреспондентов отправлялся из отеля «Флорида» на другой конец города к фронту Пардо. Через несколько часов у него уже было четыре зайца, утка, куропатка и сова, которую он по ошибке принял за вальдшнепа, когда та летела между деревьев.

– Я решил, что взлетает стая куропаток и что мне очень повезло с добычей. А на самом деле на соседнюю возвышенность упал артиллерийский снаряд, – рассказывал потом Эрнест.

В начале мая того года он составил свое последнее сообщение из Мадрида и начал готовиться к возвращению во Францию, а затем и в Соединенные Штаты. Он написал около дюжины рассказов, часть которых была передана через правительственную цензуру. Он написал несколько статей для журналов и возлагал большие надежды на снятый фильм, который должен был выйти под названием «Испанская земля». Эрнест собирал заметки, чтобы лично озвучить эту картину.

Когда Эрнест снова вернулся в Нью-Йорк, то вновь погрузился в работу. Он снова планировал совершить осенью поездку в Испанию. Он имел представление, сколько всего нужно подготовить, чтобы путешествие прошло успешно. Он намеревался принять участие в подготовке фильма, чтобы важные кадры не были обрезаны. Ему нужно было заниматься озвучиванием, а также подготовкой картины к показу. Целью этой затеи было привлечь деньги для полевых госпиталей, медицинской помощи и другого содействия Испанской республике, а также для тех, кто боролся за ее существование.

Он делал все, что было в его силах, для создания фильма, составив при этом дополнительный материал для синдиката новостей. Он обсуждал свои проблемы по телефону с Арнольдом Джингричем и поделился с ним своими новыми планами. Затем он отправился в Ки-Уэст навестить Полин и детей, по которым он так соскучился за последние месяцы.

В конце мая, как раз перед поездкой на Бимини, Эрнест написал мне письмо. Он говорил, что пример Испании очень поучителен. Он видел руины Гвадалахары, видел многие сражения, ходил с пехотой в атаку и заснял на пленку наступление противника. В Мадриде он провел девятнадцать дней под жестокой бомбежкой, а синдикат новостей выплачивал ему такие гонорары за материал, что, по его мнению, его жизнь не стоит и четверти этой суммы. Но его очень раздражали те ограничения, которые ему создавали, и что синдикат предписывал ему высылать сообщения лишь раз в неделю. Приходилось в одной телеграмме комбинировать рассказ о двух сражениях. Он вновь планировал вернуться в Испанию летом. Эрнест хотел посмотреть, как это все освещается в газетах, и проверить свои личные предположения.

К тому времени я уже почти два года проработал в качестве корреспондента «Чикаго дейли ньюс» и редактора еженедельной региональной колонки. Вскоре после того, как я начал работать в этой газете, я познакомился с Мэри Уэлш, заместителем редактора по связям с общественностью. Поскольку региональное отделение и отдел по связям с общественностью находились по соседству, у нас часто было время поговорить. Мэри была веселой миниатюрной блондинкой из Миннесоты в изумительных чулочках, любившей сидеть во время разговора на столе, закинув ногу на ногу.

– Послушай, должно быть, замечательно иметь знаменитого брата. Расскажи-ка нам про него, – подтрунивала она надо мной.

– Он не помог мне написать ни одну из моих статей. Он варится в своем соку.

Мэри прочитала все доступные произведения Эрнеста и восхищалась им.

– Скажи мне, какой он все-таки на самом деле? – часто спрашивала она меня.

Тогда у меня была небольшая парусная лодка, и иногда мы вместе выходили в море. Она в шутку называла ее «наша лодка». Наши отношения были совершенно невинными и главным образом строились на ее грандиозном почитании Эрнеста. После она переехала на восток страны и работала в издательстве Льюса. Годы спустя в Европе она встретила своего кумира.

Лето 1937 года было временем принятия решений для Эрнеста. Он говорил с друзьями и знакомыми, делая все возможное для организации помощи и привлечения финансов для Испанской республики. Во время рыбалки он познакомился со многими весьма состоятельными людьми Америки. Он сосредоточил на них свое внимание, понимая, что если они могут формировать общественное мнение, то их помощь Испании будет быстрой и эффективной посредством подвластных им фондов.

Но его постигло разочарование. То, что казалось ему предельно ясным, для других оставалось темной и исполненной подводными камнями затеей. Когда он просил некоторых из своих друзей оказать помощь медикаментами и облегчить страдания людей на обеих сторонах конфликта, те не предпринимали никаких действий. Некоторые боялись, что их содействие будет только на руку коммунистам, которые, как известно, стояли на стороне испанского правительства в борьбе против немцев, итальянцев и мятежных испанских генералов.

– Я чувствую, что предаю свой класс, – спустя годы поведал мне один из моих друзей. – Эрнест был чернее тучи от злости. Он быстро договорился о встрече с другим моим знакомым. Там ему удалось добиться крупного денежного пожертвования. С того времени дружбы между нами больше не было.

Некоторые друзья Эрнеста были так же благосклонно расположены к правительству Испании, как и он сам. Уильям Лидз, обладатель огромной океанической яхты «Моана» и унаследовавший жестяное производство, очень хорошо отнесся к предложению Эрнеста. Тем летом в Гаване Билл Лидз пригласил Эрнеста на свою яхту обсудить то, что необходимо было сделать. Лидз уже принял решение использовать «Моану» на благо общества и оборудовать яхту под плавучий госпиталь, поставив ее на якорь на Галапагосских островах, где совершенно не было медицинских учреждений.

– Давай поговорим о яхте позже, – сказал Эрнест. – Послушай, Билл, это жестокая война, очень жестокая. Ты понимаешь меня?

Билл кивнул, а Эрнест продолжал говорить: