Гроза тиранов - Андрей Муравьев

– Смотри, гад! Потому как скоро ты будешь выглядеть также!!

Руки трясет, когда я перебираю тиски и зажимы, ножи и растяжки. Перед глазами на миг возникает легкая кровавая пелена. Хочется отбросить все, прыгнуть на эту тварь и рвать ее руками. Но я сдерживаюсь. Не хочу больше говорить.

…Гайдуки ушли наверх, трясти сундуки и шкафы в доме. Нелли плачет во дворе над телом какой-то старухи в разорванном переднике и со вспоротым животом. Мы медленно идем к финалу.

…Али уже не читает молитвы, не пробует задирать нос или гордо молчать. Этот кровавый студень мало похож на человека. Он только верещит и просит смерти. Легкого выхода из жизненного тупика.

Я устал.

Вид крови не принес мне покоя, крики не ласкают слух, как казалось когда-то. То, что было желанней всего, уже не радует. Надо заканчивать.

– Так где ты спрятал золото, толстяк?

Он лепечет, сбивается, поправляет себя и снова несет ерунду. Перечисляет кубки, пиастры, ковры.

– Ты не понял… Где мое золото, Али? Не порти мне день, жирный, – я беру в руки зубило. – Зачем юлишь? Надеешься, что пронесет?

Глаза его бегают, тело трясется. Он мычит кровавыми пузырями, что-то шепчет и клянется, клянется, клянется.

Я примериваюсь зубилом к растянутой на столе левой руке. Пальцы перехвачены отдельными тонкими суконными нитями. Кисть притянута и разложена. Кисть палача.

– Ты ведь сразу узнал, что я вез. Узнал и понял, что судьба дарит тебе удивительный шанс. Куруши, червонцы, золото – твой пропуск в тихую спокойную жизнь. Как же ты придумал такой план? – я вглядываюсь в круглое лицо. – Довести до сумасшествия посланника и заявить, что тот держался до конца? И самому взять то, что я вез.

Я не жду ответа – просто рублю. Очередной раздирающий уши вой. Он захлебывается, рвется из пут, верещит.

– Так почему же ты просто не порешил меня? Тургер тоже знал о золоте и угрожал, что ты пойдешь на плаху следом за мной?

Он кивает и лепечет слова, не о снисхождении – о смерти молит. Как я когда-то.

– А как подменить души задумал? Откуда? Ведь грамотно как: вместо души лазутчика в то же тело впихнуть другого. И пытать его дальше. Тут и каракулучи не сможет ничего предъявить.

Азик взрывается фонтаном красноречия. Из-за спешки проглатывает окончания слов, но все и так понятно.

– Служка с ума сошла. Разум потеряла. А на побережье пир езидовский объявился. Они умеют призывать души даже из царства мертвых. Мне его привели, а он и говорит: душу-то призову, но будет она чужой.

– Тут ты и решил свою проблемку?

Он смеется. Глаза окончательно утратили разум. Толстый палач хихикает, как сорванец. На искусанных до мяса губах вздуваются кровавые пузыри, трясется надрезанный лоскут кожи. Его выворачивает, рвет смехом.

Тогда он провел всех и остался жив.

Медленно наливаю воду в глиняную миску и плещу ему в лицо. Смех обрывается.

– Только иногда бывает так, что душа пробует вернуться в покинутое тело. Этого тебе езид не говорил, так? – он испуганно моргает. – Так где мое золото, Али? Мне надо мое золото.

Толстяк неожиданно плюет мне в лицо. Видимо, провоцирует на быструю смерть.

Я перебираю тиски.

– Ты все равно расскажешь. Поверь мне. Я многому от тебя научился.

Гайдуки долбят кирками землю подвала. Турок не выдержал и часа.

Под ломтями каменистой земли проступают очертания трехведерного бочонка, замотанного в холстину. Это – мой груз.

Рыхлая туша хозяина дома лежит чуть поодаль. Он связан, но эти предосторожности излишни. Даже если он выживет, вряд ли это тело сможет убежать или причинить нам вред.

Когда бочонок извлекают на поверхность, я отсылаю юнаков подальше и самолично вскрываю крышку. Под толстой доской зашитые мешочки. В каждом – золотые кругляши, мерило успеха этого мира. Русские червонцы и турецкие куруши или пиастры.

Я нашел то, что искал.

Опускаю крышку на место, поворачиваюсь и делаю знак Воиславу. Чавкающий звук входящей в плоть стали. Али Азик выгибается в предсмертной агонии – теперь мы в расчете.

Гайдуки, кряхтя, волокут бочонок. Я шагаю следом.

Во дворе, покачиваясь в трансе, сидит Нелли.

– Пойдем. Нам тут больше нечего делать.

Она смотрит на меня своими черными бездонными глазами, вскакивает и убегает в дом.

– Воислав, найди ее. И не тронь – она нужна мне. Очень нужна.

Седой гайдук кивает и исчезает в недрах дома. Мы выдвигаемся к цитадели.

Уже на подъеме ко входу в Кровавую башню попадается бегущий юнак. Его глаза навыкате нервно обшаривают узкую дорогу, руки теребят рукоятки пистолей за поясом.

– Что случилось?

Он узнает меня, бросается навстречу.

– Меня Георгий послал. Турки идут!

Мы прибавляем шаг.

3

Салы-ага оказался куда быстрее, чем я думал. По всем планам, у нас еще должно быть часа два до подхода авангарда осман. Но планы планами, а турки вот они – маршируют.

Колонна запыленных янычар показалась из-за края соседней горы. Самым быстрым шагом им еще с час сюда идти. Впереди несутся всадники в ярких одеждах. Думают, что успеют захватить ворота с наскока?

Стоящий рядом Георгий дает отмашку прильнувшим к пушкам юнакам. У них одна задача – по знаку ткнуть фитилем в запальное отверстие. Единственный путь по суше лежит перед нами, как на ладони. Между цитаделью и дорогой узкая расщелина в три десятка метров. Перейти сразу под стены осаждающие не смогут. Им придется маршировать вниз, к городу. Четыреста шагов под убойным огнем крепостной артиллерии и ружей.

Ждем.

За плечо трогает молоденький юнак. Тут же по рядам гайдуков понеслись проклятия и площадная брань. Так и есть – в бухту заходят шебеки под флагом Блистательной Порты. Попробуют высадить десант или собираются только поддержать огнем основные силы? В любом случае, их ждет неприятный сюрприз.

Мелкие пушки шебек только начинают примеряться к громадине портового бастиона, как стены береговых батарей окутываются дымом. Звуки выстрелов долетают чуть погодя.

У нас нет опытных артиллеристов. Поэтому в перестрелке у гайдуков мало шансов. Некому держать темп, заряжая тяжеленные громадины, откатывать, наводить, подтягивать новые ядра, калить их. Но турки-то об этом не знают. Зато имеют представление о том, что случится с их кораблями при попадании тяжелого снаряда береговой артиллерии. Так что, как только пара первых ядер вспенивает воду у бортов легких османских кораблей, те закладывают поворот-оверштаг и начинают удаляться от берега. Даже не попытавшись навязать перестрелку – разница в калибре слишком существенна.

Ликовать некогда.

Пешие османы уже в километре от стен цитадели Кровавой башни.

Я начинаю догадываться, как им удалось так быстро добраться сюда. Салы-ага успел уйти из города на одном из кораблей, стоявших в порту. Доплыть до Котора можно за три часа. Еще столько же, чтобы загрузить собравшиеся там войска и переправить в ближайший к Херцег-Нови городок. Как его там – Баошичи? И дальше пешком. Хорошо, что турки не решились проплыть мимо города и высадиться со стороны моря. Видимо, рассчитывают, что Кровавая башня все еще в их руках.

Георгий ругается. За колонной пехоты мулы волокут легкие пушчонки. Шестифунтовые малышки не смогут обратить в развалины крепость, но заставить не высовываться необстрелянных гайдуков – такую задачу, пожалуй, и потянут.

Ко мне топают остальные арамбаши. Нет только двух – Харистеас держит вход со стороны порта. Еще один, Гергей, ушлый венгр, просто смылся со своими людьми. Видимо, решил, что ему довольно и малого – товаров и добра разоренного пригорода.

– Где перяники? Где русские корабли? – сипит грузный Ягош.

Остальные недовольно хмурятся. На середине площади сложены добытые богатства: сундуки казны, груды дорогой посуды и отрезы тканей. Этого хватит, чтобы каждый из налетчиков прожил остаток жизни в неге и покое. Но добычу надо еще и унести.

– Будут, – уверенно отвечаю я. – К вечеру будут вам и русские корабли и гвардейцы владыки.

Они переглядываются.

– Нам надо только часа четыре выстоять.

Четники еще могут уйти, бросить все и скрыться на рыбацких лодчонках, пробраться горными кручами, переждать в густых кустарниках. Но без золота. А ведь, вот оно – лежит, подмигивает. Обещает беззаботную жизнь, исполнение желаний и невиданную роскошь.

Атаманы расходятся на свои места. У каждого есть выделенный кусок стены, который надо удержать.

4

Всадники в ярких безрукавках выкатываются с гиканьем из-за поворота горы и, нахлестывая скакунов, несутся вниз. Несколько сот метров – полминуты безумной гонки.

Сабли в ножнах, пики за плечами, головы прижаты к шеям лошадей.

Когда первые пролетают мимо стен цитадели, последние только появляются.

Гайдуки – ребята привычные к засадам. Они умеют ждать. Тем более, каждого предупредили – спешить не надо.

Залп четы Ягоша валит последних. Юнаки целят не в юрких наездников, а в самих лошадей. Тяжелые пули прошивают тела почти навылет. Кони кувыркаются, врезаясь в соседей, встают на дыбы.