Оружие Леса - Андрей Левицкий

Ноги совсем отнялись, и я повалился на колени. Не хотелось, чтобы те несколько секунд, которые мне остались, перед глазами было это уродливое дерево. Лучше уж березы, все-таки веселей. Шаркая коленями в траве, я кое-как сумел повернуться.

И увидел, как на поляну выходит она.

Ни удивиться, ни обрадоваться я уже не мог, чувств и эмоций не осталось. Только вяло подумал о силуэте, который видел на крыше ангара, том, что после возник в кроне дерева. Это ведь была слепая девочка – возле жилища Механика она наблюдала за нами, но мы умчались оттуда на грузовике, догнать нас пешком было невозможно, и она осталась дожидаться возле Городища…

Как она нашла меня здесь? Следила от дома Механика? Или ощутила что-то, когда я вошел в священную рощу?

Эта мысль была последней, а потом я повалился в траву. Сумел еще перевернуться на спину, но больше уже не смог сделать ничего. Черное небо смотрело на меня тысячами глаз. Вскоре звезды погасли, а тьма свернулась в длинный черный туннель. На миг я увидел себя сверху – лежащее в траве тело Стаса Логина, охотника и бродяги, – и полетел по туннелю, в бесконечную темноту, все быстрее и быстрее.

Но потом отблески упавшего сзади света заставили меня оглянуться. Далеко позади я увидел лицо. Лицо слепой девочки. Оно сияло, незрячие глаза сверкали, как два солнца. Зоря обхватила меня…

И потянула назад.

– …Он уже может видеть. И слышит нас. Я знаю, слышит.

Я и вправду слышал. И видел, как быстро выяснилось, хотя пока что ничего интересного перед глазами не было – только низкий потолок из жести, с квадратным люком. Знакомый, кстати, потолок. Он трясся, и то, на чем я лежал, тоже тряслось. Сквозь гул и дребезжание доносились звуки перестрелки. И взрывы. Далекие, нечастые, но регулярные.

Почему так трясет? И гул откуда… ага, это же двигатель гудит.

Мы едем.

Я приподнял голову. От проема в задней части кузова на меня посмотрел вооруженный автоматом Лютик. Под бортом сидели Катя и Зоря. Она-то и произнесла слова, которые я услышал первыми.

В крытом кузове было полутемно, серый предутренний свет лился в проем выломанной дверцы. Иногда там мигали тусклые вспышки, и спустя пару секунд доносился раскат взрыва.

Почему дверца выломана?.. Ах да, это ж я ее выломал, вернее – Выдра своей головой, когда я ему вмазал. То есть – мы в том же грузовике? Ого!

Окончательно разобравшись, куда попал, я сел. Посреди кузова стоял стол, который сюда притащили из жилища Механика, вот на нем я и валялся. Весь облепленный листьями… Мутантская задница, это что еще за штучки?! Листья образовывали влажный слой, будто их смочили древесной смолой. Или слюной.

– Как вы запустили грузовик, у него же колеса отлетели? – прохрипел я и закашлялся.

– Очнулся, брателло! – Калуга заглянул в кузов из кабины, удерживая руль одной рукой. – Молодца, долгожитель! Значит, тебе тыщу лет судьба отмерила, если ты такое сумел пережить.

Лютик сплюнул жвачку и снова уставился в проем, выставив наружу ствол «АКСУ». Далекие вспышки то и дело высвечивали его силуэт. Дочери Травника смотрели на меня молча и внимательно, в смысле, Катя смотрела, а Зоря… Было чувство, что и она смотрит, только без помощи глаз. Калуга тем временем вещал:

– А мы сидели-сидели в том доме, пальба – совсем рядом, ну, думаем, надо готовить путь к отступлению. Приволокли с Лютиком тачку, она ж легкая – просто за задок взялись, приподняли и на передней паре вкатили во двор. Потом заднюю принесли. У Механика инструмента много, запчастей, а сама машина так сделана… Склепана, понимаешь, из разного, с одной стороны – на честном слове держится, а с другой – ее и отремонтировать легче. Был такой конструктор в старые времена, «лего» назывался, так вот она как тот конструктор. Да еще и наемник наш оказался знатным механиком. А, малой, скажи?

– Я раньше на машинном дворе, помощником, – пояснил тот.

– Ну вот, мы тачку заново и собрали, – заключил Калуга. – Колбасит ее теперь, конечно, бедную, развалиться может запросто или движок погорит. Но едем же! Еще и пару запасных канистр с соляркой в ангаре раздобыли.

– Ясно. Что это за гадость? – я начал стряхивать с себя листья. Они образовывали шуршащую влажную шубу, облепившую все тело. Оказалось, что с внутренней стороны слой листьев покрыт легким слизистым налетом, хотя кожа под шубой была сухой, с виду здоровой, без всякой слизи или чего-то такого, неприятного. А ведь я к тому же голый под этими листьями…

– Компресс, – ответила Катя и коснулась колена сестры. – Она его сделала. Компресс высосал из тебя отраву после того, как Зоря спасла тебя.

– Спасла… – пробормотал я, оглядываясь. Увидел свою одежду на краю стола и спрыгнул на пол, ладонями стряхивая с тела последние листья. – Спасибо, значит, раз спасла.

– Тебе есть за что благодарить ее, – серьезно кивнула Катя. – Зоря умеет такое, чего не умеет больше никто. И я тоже не умею.

– Лечит наложением рук, а? – хохотнул Калуга. Снова вцепившись в руль двумя руками, он продолжал: – Ладно, брат, ты как, бодрячком уже? Тогда одевайся побыстрее, и нужно что-то решать. Дело круто завернулось, сам слышишь…

– Обрисуй ситуацию в целом, – попросил я, натягивая штаны. – И как мы в эту ситуацию попали.

– А, ну, ситуация… – он потрогал лежащий рядом автомат. Взрывы смолкли, хотя далекие глухие выстрелы продолжались. Я прикинул, что мы находимся в нескольких километрах от эпицентра, но стреляют не в одном месте, идущий позади бой состоит из нескольких очагов.

Калуга стал рассказывать:

– Короче, так было, брат… Мы только починили тачку, снова зашли в дом Механика, и вдруг появляется эта девчонка. И сообщает в своей беспечной манере, что ты в роще, в бессознанке, и надо тебя оттуда вынести. Что-то про лесную тень болтает, в которой, мол, ты чуть не того… не погряз, не погрузился, значит, в нее насовсем, но девчонка тебя типа вытащила. Хвала ей, значит, за это и респект, наше с кисточкой и все такое… Ладно, мы тогда пошли следом за ней, осторожно пошли, потому что тут же рядом – натуральная война. Чуть было не наткнулись на отряды чумовых, потом едва не вляпались в перестрелку вообще не пойми кого с не пойми кем. То есть, наверное, ренегатов с краевцами, но не городищенскими, а подошедшими из другого поселка. Однако до рощи таки дошли, свалили там пару березок, сделали волокушу, ну и вдвоем с малым тебя мужественно оттарабанили обратно сюда. Ты там на поляне лежал и вроде как дрыхнул с просветленным лицом.

– Дерево видели? – спросил я.

– Ну! – Калуга энергично закивал. – Ух, и странное, тринадцать гребаных деревьев! Так и глазеет на тебя, хотя глаз нет, и вроде шевелится – хотя, кажется, и не шевелится совсем. Я б его сжег к лесной матери, если б у нас тогда время на это имелось.