Список холостяков - Джейн Фэйзер

Вид у Генри был совершенно ошеломленный.

— Я ничего не знаю о Лондоне. Я никогда прежде здесь не бывал. Тут так шумно, даже в воскресенье! Кажется, у меня начинает болеть голова.

— Я провожу вас в вашу комнату, чтобы вы смогли немного отдохнуть. — Честити поднялась со стула. — Бедный Генри, — сочувственно добавила она. — Вам, должно быть, кажется, что мы слишком решительно вмешиваемся в вашу жизнь.

— Да, — откровенно ответил Генри.

— Мы вмешиваемся лишь тогда, когда это людям на пользу, — заверила Честити, беря его за руку. — Обещаю вам, что мы не причиним вам вреда.

Он покачал головой:

— Думаю, что не причините. Во всяком случае, намеренно. — С этими словами он позволил увести себя из комнаты.

— Бог мой, — пробормотала Констанция, когда дверь за ним закрылась. — Ты считаешь, это действительно тот мужчина, который нужен Амелии?

— Она так говорит, — сказала Пруденс, наливая себе еще немного хересу. — Я думаю, не наше дело решать за нее.

— Это верно, — согласилась Констанция. — Но я предвижу очень скучный вечер.

— Думаешь, Макс возьмет его на испытательный срок?

Констанция улыбнулась и подумала о том, что всякий раз, когда она вспоминает о Максе, на ее лице появляется какая-то глупая улыбка, и она ничего не может с этим поделать.

— Я думаю, он приложит все усилия, чтобы найти для Генри подходящее занятие, — заверила она.

Пруденс не могла не обратить внимания на ее улыбку.

— Я думаю, что ты влюблена, — заявила она.

Констанция решительно покачала головой:

— Нет, конечно же, нет. Это просто физическое влечение.

Пруденс, в свою очередь, тоже покачала головой:

— Не пытайся обмануть себя, Кон. И уж во всяком случае, ты не сможешь обмануть нас с Чес. Мы никогда не видели тебя такой. Даже с Дугласом.

— Это пройдет, — заверила ее Констанция.

— А ты хочешь, чтобы это прошло?

Констанция с расстроенным видом глубоко вздохнула:

— Не знаю, Пру. Я не хочу любить человека, который не любит меня.

— А он тебя не любит?

— Думаю, что нет.

— А ты бы это почувствовала? — со свойственной ей проницательностью спросила Пруденс.

— Думаю, что почувствовала бы. А ты как думаешь?

— Не знаю. Часто бывает так, что самое заинтересованное лицо узнает обо всем последним.

Честити вернулась в гостиную, и сестры выжидательно посмотрели на нее.

— Он в порядке?

— Он несколько ошарашен, бедняга. Мне кажется, он сам еще не в состоянии осознать, что делает. — Она пристально посмотрела на сестер. — О чем вы здесь говорили?

— О Максе, — ответила Пруденс. — Любит он Констанцию или нет. Что ты об этом думаешь, Чес?

— Мне кажется, что любит, хотя сам еще не догадывается об этом, — после минутного раздумья ответила Честити. — Посмотрите, как он изменился после встречи с тобой. И даже помог нам в этой махинации с автомобилем. Прежде он никогда не стал бы делать подобных вещей.

— И он ходил с тобой на собрание женского союза, — напомнила Пруденс Констанции.

Как будто ей нужно было напоминать об этом, подумала Констанция. Тот вечер навсегда врезался в ее память.

— Я согласна, что он оказался человеком более широких взглядов, чем мне казалось поначалу, — осторожно заметила Констанция, потом пожала плечами. — Давайте вернемся к Генри. Если Макс возьмет его на службу, Генри нужно будет подыскать себе жилье. Мне кажется, что он один с этим не справится, как вы думаете?

— Может быть, нам следует открыть агентство по операциям с недвижимостью? — предложила Пруденс. — В дополнение к «Посреднику» с тетушкой Мейбл и всему остальному.

— Надеюсь, что ты шутишь, Пру, — сказала Констанция. — У нас и так хлопот полон рот. Кто-нибудь из вас уже пригласил Миллисент к нам на прием?

— Да. Я заезжала к ней вчера. Я немного на нее надавила, и она пообещала непременно приехать. — Честити взяла свой бокал с хересом. — Как мы заставим ее прикрепить белую розу к корсажу?

— Нам нужно будет раздать всем женщинам розы разных цветов, — проговорила Пруденс. — Не важно, сколько там окажется красных, розовых или желтых цветов — главное, чтобы белая была всего одна. А белый подойдет к любому цвету платья.

— Ну что ж, годится, — согласилась Констанция. — Я думаю, мне следует самой отвезти Генри к Максу, вам не кажется? Один он может заблудиться.

— Наверное, стоит предупредить его, чтобы он не называл имени своей невесты, — заметила Пруденс. — На случай, если об этом зайдет разговор.

— Да, мы просто погрязли в интригах, — пробормотала Констанция. — Я буду очень рада, когда наши голубки наконец сочетаются законным браком.

За столом Генри был молчалив, ел неторопливо и пил очень мало. Но казалось, что он уже не так потрясен всем происшедшим, и, когда сестры поднялись из-за стола, предложив оставить его с бокалом вина, он ответил, что никогда не пьет более крепких напитков, чем сухое вино или херес, с удовольствием присоединится к ним в гостиной и будет счастлив поиграть им, если они захотят. Он заметил, что в гостиной стоит замечательный инструмент.

— Спасибо, это будет очень мило с вашей стороны, — поблагодарила Констанция.

Он улыбнулся, и его улыбка была такой кроткой и задушевной, что сестры начали понимать, что Амелия нашла в этом человеке. Но окончательно они это поняли, когда Генри сел за фортепьяно и начал играть. Он сразу преобразился. Застенчивый, слабохарактерный недотепа исчез, на его месте появился человек, уверенный в своем таланте. Его исполнение было безупречным, в нем было много чувства и творческой фантазии.

Почти два часа они сидели и слушали его как завороженные. Генри играл не переставая, большей частью по памяти. Пару раз он прерывался, чтобы размять свои тонкие, длинные пальцы, но у сестер создалось впечатление, что мысленно он был уже не здесь, в гостиной. На его лице появилось отрешенное выражение, он находился в своем собственном мире — мире музыки.

Когда он наконец остановился, закончив свое выступление вальсами Шопена, сестры невольно зааплодировали.

— Генри, это было замечательно, — сказала Честити. — Неудивительно, что вам не нравилось работать в конторе. Если бы у меня был такой талант, я не стала бы заниматься ничем другим.

Он улыбнулся, покраснев от смущения:

— Вы очень добры.

— Нет, — возразила Констанция. — Это не доброта, а чистая правда. Нам нужно помочь вам найти применение вашему таланту, но пока, думаю, мы будем придерживаться нашего начального плана.

— Я готов на любую работу, лишь бы у меня был инструмент, на котором я мог бы играть. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы уйти к себе. У меня был длинный и тяжелый день. — Он неловко поклонился и вышел из гостиной.