Молох (сборник) - Станислав Лем

5

Сообразительность — это способность переработки данных, полученных органами чувств, с целью максимализации возможности выживания особей и их потомства. Разум, как я думаю, является надстройкой над этой способностью животных, позволяющей выходить за границы минимального survival of the fittest: ибо мы выходим за пределы получаемой информации от органов чувств и ее интерпретации животными, что породило в человеке каузализм. Каузализм был навязываем миру везде, «где придется», например, как анимизм: между танцем для вызова дождя и дождем как осадками тоже ДОЛЖНА была существовать причинно-следственная связь, и эта динамичная схема, сохраняясь во многих религиях, как правило, в своем продолжении выходит за границы мира (в некий потусторонний мир, или в какой-нибудь метемпсихоз, или еще куда-то, туда, например, где раки зимуют). В XVIII веке Д. Юм критиковал «эвристику каузализма» как «закон самодостаточный своими доказательствами», имеющими силу логики. Эта эвристика — как считали — не следует из опыта. Это было развитие взглядов Локка, который не признавал существования знания a priori. А Кант считал, что синтетические суждения a priori возможны (как уже врожденные). Спор же был о том, справедливо ли nihil est in intellectu, quod prius non fuerit in sensu[128] или нет. По моему мнению, не надо обязательно заниматься теориями искусственного интеллекта, а скорее сравнительной нейрофизиологией животных и людей, а также их поведением в конситуативно приближенной или идентичной среде (нише), чтобы заметить, в какой степени «разумность» человеческая или нечеловеческая обусловлена внешним миром (также и в смысле imprinting[129]), ограничена («невозможностями») им и затем сформирована. Конечно, Юм, отвергая принцип каузализма как логического понятия, был прав. Впрочем, благодаря достижениям физики ХX века мы вышли уже в определенном смысле «за разум», так как МЫ ЗНАЕМ, НО НЕ ПОНИМАЕМ, например, квантовой механики, тоннельных эффектов в микромире, а также «замену местами» времени и пространства под поверхностью событий Черных Дыр в Мегамире.

6

В 90-е годы появились два достаточно разных подхода к вопросу о структуре компьютерных программ, способных понимать естественный язык. Один подход опирается на концепции лингвистической философии, второй — исходит из герменевтики. Основная идея лингвистической философии — это анализ значения слова путем его разложения на элементарные «семантические» составные смысла с использованием логического подсчета для выявления значения.

Герменевтик же видит в слове потенциальную бесконечность значений, актуальное же значение слово получает в конкретном контексте. Определенный контекст ликвидирует эту «бесконечность». В. Налимов подходил к этому вопросу подобным же образом, введя в своей книге «Вероятностная модель языка» формулу Бейеса, которая сначала определяет вероятность ОЖИДАНИЯ информации (слова), а затем выбирает для него из всей протяженности «многозначного семантического спектра» правильные смысловые места — благодаря КОНТЕКСТУ. Эту вероятностную точку зрения я считаю очень важной, потому что наше «устройство для переработки данных», то есть мозг, работает подобным образом. Наверное, в этом месте следует сделать философское отступление для утверждения, что как мало — и вместе с тем — как много мы знаем сейчас о работе нашего мозга. Так как электрическая и электрохимическая активность является только одной из «фасеток» целостности процессов мозга, то не следует думать, что модель мозга, созданная «только из электрических, цифровых вентилей», сможет равняться с живым мозгом. Я не говорю, что это невозможно, но это очень сложно: небиологические нейроны не смогут ни развиваться, ни действовать так, как биологические, дендриты и аксоны которых способны передвигаться в головном мозге словно корни растений, и я не дам голову на отсечение, что они НЕ сориентированы какими-то возникающими в мозге «ИЗОСЕМАМИ», то есть что они не направлены в своих движениях с целью соединиться таким образом, чтобы смыслы возникали и/или усиливались. Здесь очень многое можно узнать благодаря патологическим проявлениям, которые исследуют невролог и психолог. Потому что оказывается, что наш мозг устроен «многоклеточно», многоагрегатно, или, выражаясь более современно, — многомодульно, и что отдельные модули имеют относительную независимость. Благодаря этому человек с поврежденным модулем цвета все то, что видит, видит как в черно-белом кино, а активность восприятия всего, что мы замечаем, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, гарантирована практикой ЗЕМНОЙ среды. Поэтому перед первой высадкой на Луну в США опасались, что лунный пейзаж может оказаться «непонятным и нечитаемым» для человеческого глаза, и соответствующие эксперименты показывали, что так может быть в определенных условиях. Герменевтика — особенно Хайдеггера — абсолютизирует язык, одновременно (верно) подчеркивая, что то, ЧТО язык создает, то, ЧЕМ он в своих смыслах ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ и направляется через высказывания, происходит ВНЕ сознания: это незнание нашей лингвистической генерирующей динамики. Сложность мозга, конечно, является следствием структуры генотипа, но есть удивляющие нас факты, например, каким образом огромное количество характерных мелочей человеческого поведения (таких, как манера держать голову или характер письма) может наследоваться, если генный канал наследственной передачи для такой массы воспроизведений слишком узок. Мы объясняем это сегодня, принимая во внимание то, что, и вправду, плод в период «максимального темпа развития» вырабатывает в зародыше 250 тысяч нейронов в минуту, но направление их лучами происходит суммарно, целостно и слитно. Не может быть так, чтобы «каждый нейрон вели за ручку куда следует» — это исключено, и мы, как модельеры мозга, ограниченные системами, правда, произвольной сложности, НО ВСЕГДА ЦИФРОВЫМИ, то есть биологически мертвыми, с этим явлением не справимся.

7

Герменевтический подход, который выводится из направления современной философии, «вписывает», вводит слова в подсистемы универсальных объясняющих схем. Правда, здесь мы уже вступаем в большую область споров, потому что нельзя сказать, что мы думаем словами. Не обязательно мы думаем и предложениями. Мышление в определенной замкнутой (как fuzzy set) системе возможностей мы сможем уже смоделировать так, что подаваемое на «входы» получает осмысленный ответ на «выходах». Говоря другими словами, тест Тьюринга УЖЕ может быть «сломан» соответствующим компьютером во время диалога на соответствующую тему с соответственно подобранным партнером-человеком. (Хуже, когда «разговаривают» ДВА КОМПЬЮТЕРА между собой: тогда их «интеллектуальное» убожество проявляется хорошо и быстро.) «Объясняющие схемы» в англосакских институтах называются frames, здесь имеются в виду определенные отрезки мира, которые обязательно должны быть разъяснены в программе (то есть описанные explicite[130]). Трехлетний ребенок уже владеет таким «скрытым знанием» в нем самом, и эти «схемы» ему не нужны. Так обстоит дело и с родным языком, которым владеешь, не зная грамматики, и с выученным языком, обучение которому трудоемко. А КАК ЭТО организовано в нашем мозге, мы не знаем. Мы знаем только, что и здесь имеет место многомодульность мозга.

8

Сейчас говорят, что все земные языки, а их всего около 4000, происходят от одного общего, на котором 12 тысяч лет назад объяснялись пралюди и который назвали NOSTRATIC. Показывают, как во многих языках «праслова» происходят от тех конечностей или их частей, которые были наиболее употребительны: «Пятерня» — пять (пальцев), Faust — fünf, Fist — Five и т. д. И вместе с тем мы можем сделать вывод о том, какое влияние на зарождающийся язык имели физические факторы, например земная гравитация.

То, что ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТСЯ притяжению, является «стремлением вверх», «возвышением», «поднятием», «вознесением», «взлетом», «высотой», а то, что поддается гравитации, это «упадок», «снижение», «скатывание вниз», «падение», «унижение»: эти слова, наравне с множеством других, на борту космического корабля, при отсутствии притяжения, теряют свой смысл, так же, как и «вверх», «вниз», и т. п. Это свидетельствует о нашей лингвистической (и понятийной)… зависимости от возникновения и жизни на поверхности планеты. Притяжение не надо учить по физике Ньютона: его повсеместному господству рефлекторно учится каждый ребенок, каждый зверь. Такие элементы составляют колосс «скрытого знания», которое мы впитываем в процессе жизни, даже если бы живущий НЕ находился внутри человеческого общества и не научился ни одному языку.