12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

Инстинктивно, чисто по-женски, Моника наслаждалась этой маленькой властью над человеком, который еще не занимал никакого места в ее сердце.

Но не только общность идей и утонченность интеллектуальной дружбы влекли к ней прекрасную душу Бланшэ. Ее притягивал более сильный магнит… Может быть, еще бессознательно? Внешне ничто не подавало повода к подозрениям. И нужен был кошачий глаз ревнивого любовника, чтобы сразу разглядеть правду.

Моника старалась разобраться в себе. Охваченная поглощающей страстью к Режи, равнодушная ко всем мужчинам, она не чувствовала к Бланшэ ни влечения, ни отвращения. Он в этом смысле просто для нее не существовал.

Но как Бланшэ выигрывает при более близком знакомстве! Первое впечатление было почти неприятное. Теперь ей нравилось с ним встречаться. Покоряли широта его взглядов, вера, безграничная терпимость. Да, Бланшэ интересная личность!

Ей хотелось быть искренней до конца: оценила ли она Бланшэ, если бы Режи своими нелепыми подозрениями и бестактными выходками не принудил ее к сравнению? Конечно, нет. Если образ Бланшэ стал занимать ее воображение и мысли, то виноват в этом только сам же Режи. Его грубые упреки оскорбляли ее не столько своей бессмысленностью, сколько несправедливостью. Раненное жизнью сердце жаждало ласки и внимания, и Моника с горечью ощущала жесткость рук, которые, перевязав рану, грубо сорвали только что наложенную ими же повязку.

Старая рана снова открылась с новой, еще не испытанной болью. В невыносимых страданиях рвалась душа, изнемогало от муки опутанное прочной связью тело.

Так все трое, сами того не подозревая, подошли к роковой развязке.

Режи без оглядки накинулся на противника. Уверенный в своей силе, он уже считал себя победителем, хотя до победы было еще далеко. Он защищался, яростно нападая на врага.

— В собственный колодец, — проговорил он злобно. — Вы за словом в карман не полезете!

— Я риторик?! Ну нет! Который из нас, скажите, Виньябо? Если есть для меня в мире что-нибудь ненавистное, опасное и даже презренное — то это красноречие. Ощипанная старая курица — предмет страсти глупого галльского петуха!.. Каждый раз, когда представляется возможность, я следую совету Верлена: ловлю ее и сворачиваю шею. Народное доверие! Да им пользуется за два су любой балаганный чревовещатель!

— Правда, — согласился Виньябо, привыкший к буйным нападкам Буассело, — если почитать отчет вчерашнего заседания!.. Достаточно оратору с успехом пропеть первый куплет, он уже может говорить как раз обратное тому, что говорил предыдущий. Палата аплодирует.

Бланшэ улыбнулся.

— Все дело в том, что обычно народные представители не имеют ничего общего с народом. Обезьяна во фраке еще не человек! На одного Жореса сколько приходится Пэрту…

Мюруа, мало заинтересованные разговором, воспользовались минутной паузой и стали прощаться. Им, как большинству людей их круга, политика была противна. Политика — это большая государственная кухня, а их интересовал только десерт. Они побежали мелкими шажками, провожаемые Амбра и Рири, держащей за руку свою крестную.

— Мы им надоели, — сказала Моника, смеясь.

Виньябо покачал головой.

— К сожалению, да. И это безразличие к общим идеям, к людям, управляющим страной, серьезнее, чем кажется. Разобщенность политических партий и эгоистические способы правления людей, стоящих у власти, мало-помалу внушают отвращение лучшим представителям народной массы. Остается думать только о себе! — и общенациональный смысл жизни пропадает.

Режи набил трубку, закурил и сказал:

— Тогда не будем говорить о революции. Не одной только буржуазии наплевать на нее! Вы говорили про Общий Союз Труда? Он уже наполовину опустел. Достаточно нам забивали голову принципами… Принципы!.. — Его лицо исказилось безобразной гримасой. — Лестница на заднем дворе, осажденная людьми!..

— Видите, дорогой коллега, — усмехнулся Бланшэ, — парадоксы — это та же риторика.

— Парадокс! Что же, по-вашему, мы не живем сейчас вверх ногами? Везде! И все. Мужчины, женщины… Неизвестно, кто хуже.

— А кто же виноват? — спросила только что подошедшая г-жа Амбра.

— Не я, — сказал Режи, пыхтя трубкой.

— О присутствующих не говорят! — сказала г-жа Амбра, садясь. — Но, однако же, если ни вы, ни господин Буассело, ни эти два апостола, — (Виньябо и Жорж Бланшэ комически раскланялись), — не ответственны за современную анархию, тем более не виноваты в ней мы, бедные женщины! Если бы это зависело от нас, может быть, жизнь пошла бы иначе. Во-первых, мы, наверное, не допустили бы войны. Если бы мы имели право голоса, было бы меньше кабаков, меньше рассадников туберкулеза, проституток, заражающих сифилисом. Увеличилось бы число яслей и приютов. А главное — школ.

Моника встала и поцеловала подругу. Режи нервно выпустил дым.

— Хорошенькая программа! Рекомендую ее нашему другу Бланшэ для первой же его предвыборной кампании. Держу пари, что вы пройдете, мой друг, и мы прочтем на плакатах: «Жорж Бланшэ, социалист-феминист!» Шик!

— И будет правильно. Я всецело присоединяюсь к мнению госпожи Амбра.

— Еще бы!.. Маленький вопрос, сударыня. А ваши избирательницы? Ведь для того, чтобы быть избранной, нужно, чтобы сначала женщины получили избирательные права!

— Конечно. Как в Америке, Англии, Германии…

— И в Швейцарии, Австрии, Чехо-Словакии, Финляндии, Дании! — перечислил Амбра. — Придется же, наконец, и Франции последовать за всеми.

Виньябо прошептал:

— Франция конвента! Передовая нация!..

— Вернемся к нашему разговору, — продолжал Буассело. — Мужчина ответствен за современную анархию? Право, вы меня смешите! Разве это мы научили наших гражданок, «сознательных и организованных», всеобщей сарабанде? Разве мы советуем работнице ухлопывать весь свой недельный заработок и натягивать на свои грязные ноги шелковые чулки, желтые башмаки или лакированные туфли? Разве мы укоротили юбки женщин из общества и просим их старательно вилять их маленькими, чистенькими задами во всевозможных дансингах? Разве мы ответственны за новые нравы современных барышень и за роковое тщеславие всякого женского труда? Мадемуазель Лербье меня извинит, я говорю не о ней.

Моника и бровью не повела, но глубоко почувствовала направленный на нее удар.

Г-жа Амбра холодно возразила:

— Разрешите ягненку ответить словами волка: «Если это не ты, так, наверно, твой брат!» Да, безусловно, мужчины не только толкнули на все это женщин, но еще и усугубили ложь, фальшь и хитрость — их вторую натуру, их врожденную слабость. Все скверные примеры исходят от вас, и это тем более преступно, что вы были и остаетесь до сих пор господами положения! Кроме того, позвольте вам заметить, господин Буассело, что в вашем парадоксе столько же правды, сколько и неправды. Вы слишком обобщаете. Не все женщины и девушки во Франции таковы, какими вы их описываете. Если бы госпожа Мюруа была здесь, она сказала бы вам, что в провинции и даже в Париже сохранилось немало добродетельных семейств. И это факт! Конечно, и на солнце есть пятна, но оно от них не погасло!