Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

Там же, где правительственная норма при приёме в средние школы соблюдалась строго, процент евреев в старших классах тем не менее часто превышал её. Слиозберг объясняет это в частности и тем, что евреи, поступавшие в гимназию, всегда полностью кончали курс, а не-евреи частенько и не доучивались. Поэтому в старших классах оказывалось и больше 10% евреев11. Подтверждает он, что немало евреев училось, например, в полтавской гимназии. А в Вязьме, свидетельствует другой мемуарист, в гимназии в его классе из 30 мальчиков было 8 евреев12. В мариупольских мужских гимназиях, уже в думское время, - примерно седьмая часть, т.е. 14-15%, а в женских больше13. В Одессе же, где евреи составляли треть населения14, в 1894 в наиболее престижной ришельевской гимназии состояло 14% евреев, во 2-й гимназии - больше 20%, в 3-й - 37%, во всех женских гимназиях - 40%, в коммерческом училище - 72%, в Университете 19%15.

Но при денежных возможностях жажду образования никакие препятствия не могли остановить. "Во многих средних учебных заведениях внутренних губерний евреев в то время было немного, и родители стали посылать туда своих детей... Более состоятельные евреи стали обучать детей дома, готовя их ежегодно к экзамену в следующий класс, а затем к выпускному"16. В годы с 1887 по 1909 евреи могли без ограничений держать и ежегодные переводные и выпускные гимназические экзамены и "получали свидетельства, дающие им одинаковые права с окончившими курс"17. Большинство экстернов в российских гимназиях и были евреи. И сколько было таких семей, как Якова Маршака (не богатого ювелира, а отца поэта): все пятеро его детей получили высшее образование до революции.

Затем "повсюду открывались частные учебные заведения, как общие для христиан и евреев, так и только для одних евреев... Некоторые из этих школ получили все права правительственных, другим разрешено выдавать... аттестаты, дающие право на поступление в высшие учебные заведения"18. "Была создана сеть частных еврейских учебных заведений, заложивших основы национального образования"19. - "Евреи стали также направляться в заграничные высшие учебные заведения; из них большая часть возвращается в Россию и держит здесь экзамен в государственных комиссиях"20. Слиозберг сам обнаружил в 80-е годы в Гейдельбергском университете, что "большинство из... русских слушателей были евреи", среди них - и не имеющие аттестатов зрелости21.

Есть смысл задаться вопросом: эти ограничения, продиктованные опасением революционности студенчества, - не подпитывали они именно эту революционность? Не способствовали ей - и озлобление на "норму", и пребывание за границей в контактах с революционными эмигрантами?

А что же - в российских университетах после запретного циркуляра? Не резко сразу, но процент евреев понижался почти каждый год, от 13,8% в 1893 до 7,0% в 1902. И в Петербургском и в Московском университетах процент евреев всё же превышал объявленную норму - 3% - почти во все годы её существования22.

Министр Делянов на обращение к нему с личными просьбами разрешал не раз принимать просителей в университеты сверх нормы, тому - не один свидетель23. И так принимались "сотни студентов". (Деляновские помягчения позже сменились ужесточением строгости норм при министре Боголепове - и нельзя вовсе исключить, что это тоже повлияло на выбор его мишенью для террориста.)24 - А вот обзор Слиозберга: на Высших женских медицинских курсах в Петербурге реальный процент был выше, чем в Военно-Медицинской Академии и в Университете, и "сюда стекались еврейки со всей Империи". - В петербургском Психоневрологическом институте (куда, были случаи, принимали и без гимназического аттестата) - учились многие сотни евреев, а за годы прошли и тысячи. "Психоневрологический" назывался он, однако в нём открылся также и юридический факультет. Императорская консерватория в Петербурге "переполнена была учащимися евреями обоего пола". - В 1911 в Екатеринославе открылся и частный Горный институт25.

В приёме в специальные средние учебные заведения, например фельдшерские, бывала и большая свобода. Я. Тейтель рассказывает, что в саратовскую фельдшерскую школу (высокого уровня, с институтским оборудованием) принимали евреев, приезжающих из черты оседлости, безо всякой процентной нормы. (И без предварительных полицейских разрешений на поездку, а принятые в школу тем самым и становились полноправны, этот порядок утвердил саратовский тогда губернатор Столыпин.) И, таким образом, в школе училось до 70% евреев. - И в другие средние технические училища Саратова евреев из черты оседлости принимали без соблюдения процентной нормы, а затем многие из них продолжали образование в высших учебных заведениях. Ещё приезжала из черты оседлости "масса" экстернов, которым не нашлось университетских мест, и еврейская община города всех их устраивала на работу26.

Ко всему этому следует добавить, что учебные заведения на еврейском языке - не ограничивались. В последнюю четверть XIX в. в черте было 25 тысяч хедеров, в них 363 тысячи учащихся (64% всех еврейских детей)27. Правда, бывшие "казённые еврейские училища" были (в 1883) закрыты как ненадобные в новую эпоху, в них уже не шли. (Но если в прошлые десятилетия внедрение этих училищ иные еврейские публицисты трактовали как факт и замысел "реакции", то теперь и закрытие их - как "факт реакции".)

И, суммарно: процентная норма не ограничила жажду евреев к образованию. Не подняла она и уровень образования среди не-еврейских народностей Империи, - а вот у еврейской молодёжи вызывала горечь и ожесточение. И несмотря на эту притеснительную меру еврейская молодёжь всё равно вырастала в ведущую интеллигенцию. Именно выходцы из России составили весомое и яркое большинство начальной интеллигенции будущего государства Израиль. Сколь часто читаешь в Российской Еврейской энциклопедии: "сын мелкого ремесленника", "сын мелкого торговца", не говоря уже "сын купца", - и дальше: кончил университет.)

Диплом университета сперва давал в России право жительства повсюду в Империи и право службы по любому ведомству. (Позже - устанавливали препятствия к преподаванию евреев в академиях, университетах и казённых гимназиях.) Евреи с высшим медицинским образованием (врачи и провизоры) имели право "повсеместного жительства, независимо от того, занимаются ли они своей специальностью или нет", и - как и все окончившие высшие учебные заведения напротив, могли "заниматься торговлей и промыслами" и "причисляться к купечеству без предварительного пятилетнего пребывания в первой гильдии в черте оседлости", как это требовалось от прямых купцов. "Евреи, имеющие степень доктора медицины", могли служить по любому ведомству по всей Империи, иметь приказчика и двух слуг из единоверцев, выписывая их из "черты". Право повсеместного жительства и торговли имел и еврейский медицинский персонал без высшего образования (зубные врачи, фельдшеры, акушерки). Но с 1903 поставлено было условие, чтоб они всё же непременно занимались своей специальностью28.

Ограничения коснулись и независимой присяжной адвокатуры, учреждённой с 1864 года. Эта профессия давала возможность большого преуспевания - и финансового, и личной славы, и идейного: речи адвокатов в суде не подлежали никакой цензуре, также и при напечатании в прессе, так что у адвокатов в те: годы было больше свободы слова, чем у самих газет, - и они этим широко и успешно пользовались для социальной критики и для "воспитания" общества. Сословие присяжных поверенных превратилось за четверть века в мощную социальную силу - вплоть до ликовательного оправдания террористки Веры Засулич в 1878. (Нравственная бескрайность адвокатских аргументов тогда сильно озабочивала Достоевского, он писал о том.) И в этом влиятельном сословии евреи быстро занимали места, и средь самых способных, и в большом числе. - Когда же петербургский совет присяжных поверенных в 1889 "напечатал в своём отчёте впервые данные о числе евреев в сословии", то видный петербургский адвокат А. Я. Пассовер "отказался от звания члена совета и никогда более не соглашался на избрание"29.

В том же 1889 министр юстиции Манасеин представил Александру III доклад, что "адвокатура наводняется евреями, вытесняющими русских; что эти евреи своими специфическими приёмами нарушают моральную чистоту, требуемую от сословия присяжных поверенных". (Источник не приводит разъяснений.)30 И в ноябре того же 1889, с повеления Государя, было распоряжение, как бы опять временное и потому не нуждающееся в полном законодательном процессе: "чтобы принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианских вероисповеданий... впредь до издания особого по сему предмету закона, допускалось не иначе, как с разрешения министра юстиции"31. Но так как, видимо, ни магометане, ни буддисты на адвокатское звание в существенном числе не претендовали, то, по результату, распоряжение было противоеврейским.

И с того года в течение 15 лет - практически ни один некрещёный еврей такого разрешения от министра юстиции не получал, даже столь знаменитые впоследствии адвокаты, как М. М. Винавер и О. О. Грузенберг, - так и пробыли полтора десятка лет в "помощниках присяжных поверенных" (Винавер не раз выступал и в Сенате, и пользовался влиянием там). "Помощники" выступали так же свободно и успешно, как и полные присяжные поверенные, и в том - евреи не испытывали ограничений32.