Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

«Интересно, кто это к нам в гости пожаловал?» – подумал я, нажимая на тангенту.

– Ваня, Арт в канале. К нам гости, заныкайся там, – и тут же продолжил, – Тотен, Арт в канале. Отходите, как и договаривались. В ответ – сдвоенные щелчки тангенты – ребята меня отлично поняли.

Я аккуратно взвёл затвор ППД, вглядываясь в кусты. «О, вон ветка против ветра колыхнулась! А вон там мелькнуло что-то вроде винтовки. Ветки же не растут строго горизонтально, так?» – мой мозг беспристрастно фиксировал и анализировал информацию.

На немцев это не было похоже. «Что лучше, подождать и посмотреть или обойти незваных гостей с тыла? Благо я могу отползти за кусты и пройти под берегом немного в сторону…»

Решил подождать развития событий. Через пару минут из кустов показалась голова мужчины. Незнакомец внимательно осмотрел раскуроченный самолёт, берег и заросли тростника. Повернулся и сказал, обращаясь к кому-то:

– Уехали, товарищ батальонный комиссар. Похоже, мародерствовали тут, гады.

«Окруженцы – это точно!» – подумал я, – «батальонный комиссар…это же что-то вроде майора по политчасти?»

В это время из кустов вышло шесть человек. «Да, с оружием у них негусто», – подумал я, – «на шестерых – три винтовки и наган. Вот только что нам-то делать? Лишние рты нам ни к чему, как и объяснения. Своих бы приблудных переварить!» Даже с расстояния в три десятка метров я видел, как окруженцы устало покачиваются и насколько замызгана и истрёпана их форма.

Окруженцы тем временем нерешительно топтались на берегу, разглядывая раскуроченный нами самолёт. Я же аккуратно нажал на тангенту и зашептал в рацию:

– Тотен, Арт в канале. Давай в нашу сторону на мотике – попробуем окруженцев спугнуть. И Зельца с собой захвати! Два щелчка, и в отдалении затарахтел, приближаясь, мотоциклетный движок.

– Ваня, это Арт. Сиди и не высовывайся.

Когда звук мотора приблизился метров на сто, окруженцы занервничали – четверо бросились назад к кустам. Однако комиссар и тот боец, что выглядывал из зарослей, остались на месте и, даже, приготовили своё оружие.

«Ого, надоело, видать, прятаться. Или ещё что?» – только и подумал я, глядя на эти приготовления. – «Испугать не получилось, попробуем договориться…»

– Тотен, стой. Дальше пешком подходите. Мотор пока не глуши. Ваня! Готовься поддержать меня со своего места.

– Что стрелять по ним будем? – в голосе Казачины сквозило нешуточное удивление.

– Конечно нет. Будем убеждать силой оружия.

– Здесь Тотен, – раздалось у меня в наушнике, – мы в тридцати метрах за тобой. Вижу твои ботинки.

Видимо, боец с винтовкой услышал переговоры, поскольку вскинул ствол к плечу и встал наизготовку, повернувшись в нашу сторону. Ху-ху… Ну а мы – конём!

– Ваня, шумни там!

Со стороны самолёта до меня донёсся звук двойного удара металла о металл. Оба окруженца стремительно развернулись в сторону новой угрозы. Теперь мой черёд!

Приложив ладони рупором ко рту, и направив звук немного в сторону, я крикнул:

– Эй, военные! Без шуточек! Оружие на землю. Теперь они развернулись в сторону леса.

– Я же сказал – оружие на землю! – и я высунулся из кустов и направил на них ствол автомата.

Надо сказать, что последние пару дней в качестве головного убора я ношу советскую пилотку. Вы спросите меня, почему? Отвечу. По здравому размышлению, пилотка – более подходящий для контактов с местным населением головной убор, нежели бундесверовская кепка, и, тем более, тропическая панама. Поэтому почти всегда на выходы мы берём с собой пилотки. Красная звездочка сразу показывает нашу принадлежность и упрощает общение.

– Вы кто? – задал комиссар странный, на мой взгляд, вопрос, но наган, правда, опустил.

– Дед Пихто! – ответил я в рифму, – в настоящий момент, это – не важно. К самолёту вам лучше не подходить, он – заминирован. Вы предупредите своих людей, что стрелять не надо. На вас сейчас, как минимум шесть стволов смотрят, – блефанул я, вставая в полный рост. Нас разделяло едва три десятка метров, причём я стоял несколько выше окруженцев.

– Вы кто? – спокойно повторил свой вопрос батальонный комиссар.

– Старший лейтенант госбезопасности Шацкий, – в очередной раз соврал я, – А вы кто?

– Я – батальонный комиссар Санин, прорываемся к фронту.

– Ну, если прорываетесь, то поможем чем сможем, – и, опустив автомат, я двинулся к ним.

– Предъявите документы, товарищ старший лейтенант! – завёл, было, уже знакомую мне песню комиссар.

– Вы, товарищ комиссар, слишком много от меня требуете… Не забыли, мы в тылу врага? Комиссар оказался мужиком умным и в дискуссию вступать не стал.

– Много вас прорывается? – спросил я, остановившись в паре метров от них с таким расчётом, чтобы не оказаться на директрисе у Тотена или Казачины.

– Двенадцать человек.

– А мы только шестерых видели…

– Остальные отдыхают, а мы, вот, за продуктами в деревню собрались… – устало ответил батальонный.

– Это вы зря, все ближние деревни – бывшие польские, я бы не советовал вам туда ходить. Кстати, давно вы из кольца вырвались?

– Четыре дня назад. Вышло почти полсотни, но часть отстала, так что нас теперь всего двенадцать. А вы кто? В смысле: «Что здесь делаете»?

– Воюем. Но давайте лучше про вас поговорим. Карта у вас есть?

– Чего нету, того нету.

Тут мне в голову пришла интересная идея. Извинившись, я вернулся к кустам, в которых я устроил засаду. Повернувшись к лесу, я быстро сказал в рацию:

– Тотен, сгоняй Зельца за «дегтярём», и диски пусть прихватит! Если там еда какая есть – пусть тоже несёт. Поможем военным, – и, подхватив с земли немецкий ранец, в который я упаковал личные вещи лётчиков, я вернулся к комиссару.

– Значит так, товарищ батальонный комиссар, вот вам карта! – и я протянул ему планшет с авиационной картой. – Здесь в ранце – два лётных пайка. Могу и пистолеты вам отдать, но лучше подождите немного, вам сейчас ручной пулемёт принесут. Если он вам нужен, конечно?

На лице комиссара явственно проступило изумление. Он откашлялся, и спросил:

– А с чего такая щедрость, товарищ старший лейтенант? Я ответил, в том смысле, что им сейчас все эти вещи нужнее.

– Да, и последнее… Вы как к фронту идти собирались?

– Я думаю, что у Минска перейдём на ту сторону.

– Пожалуй, я вас огорчу. Фронт сейчас у Орши и Витебска. Но, судя по всему, наши там прочно встали… – подсластил я горькую пилюлю.

– Да что вы говорите, старший лейтенант!

– Я бы посоветовал вам не коверкать м о ё звание, которое, между прочим, равно вашему… И дослушать меня до конца! – оборвал я комиссара. – Давайте сюда карту – покажу, куда и как вам лучше идти.

Определённо, мне попался весьма вменяемый политработник, поскольку этот Санин не стал со мной спорить, а достал карту.

Я нарисовал на карте известные мне места дислокации немецких частей и маршрут, обходящий Радошковичи и Рогово с севера.

– Вот от этого шоссе держитесь подальше, мы несколько дней назад взорвали на нём мосты… – не преминул похвастаться я, – и теперь здесь полно вражеских войск.

– Мосты взорвали? – комиссар с уважением посмотрел на меня.

– Ага. И на шоссе и в окрестностях…

– Вы москвич? – внезапно спросил Санин.

– Да, а что?

– Ничего, просто говор у вас характерный. Вы где живёте?

– А это сейчас важно?

– Нет, конечно… Я просто сам с Остоженки.

– Ну а я – с Триумфальной.

– Почти соседи… – со вздохом сказал комиссар.

– Ну вы скажете тоже – «соседи»? – «искренне» удивился я. «Неужто на такой фигне меня поймать хочет?» – Почитай другой конец Москвы!

– Да для меня сейчас даже человек из Мытищ или Люберец будет как парень с соседнего двора…

– Понимаю… В моём наушнике раздался голос Тотена:

– Тоха, мы подходим. Я ещё пару винтовок немецких захватил.

Вместо ответа я приглашающе помахал рукой, повернувшись в сторону леса. Спустя несколько мгновений из-за деревьев показались Зельц и Сомов, нагруженные оружием и припасами.

– Вот, всё – чем можем.

– А, может, вы с нами пойдёте? – спросил вдруг комиссар.

– Нет, у нас своя работа – партизанскую борьбу в тылу врага вести.

– Постойте… Какую борьбу?

– Партизанскую, как в восемьсот двенадцатом году. Двадцать девятого числа Совнарком и ЦК выпустили Директиву советским и партийным организациям. Я думаю, что вам, как командиру и политработнику следует знать… – тут я заметил, что ефрейтор, который так храбро остался на открытой местности вместе с комиссаром очень внимательно прислушивается к тому, что я говорю, поэтому, прервавшись, я поинтересовался у Санина: – А ничего, что ефрейтор слушает?

– Томилину можно. Он – коммунист!