Иллюзорна мгла. Часть первая. Довакина нет, но вы держитесь (СИ) - "Zarylene"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тут инструмент нужен, – задумчиво проронил он.
– Инструмент есть! – почти радостно прокричал мужичок. – На ферме у Лорея! Но он не хочет помогать Цицерону! Отказывается! А я, между тем, никак не могу довезти свою матушку до нового дома… Нового склепа. Она здесь, совсем мёртвая… – пострадавший указал на ящик. Я опасливо отшатнулась и взглянула на Эрандура, который, поняв, что вряд ли сможет помочь, тоже отступил назад.
Цицерон разразился рыданиями, облокотившись на повозку.
– Можно поговорить с этим Лореем или… купить у него инструмент, – какой скамп меня за язык дернул? Мужичок вмиг успокоился, подбежал ко мне, положил руки на плечи и с надеждой заглянул в глаза. Лицо у него было безумное: широкая улыбка, размазанные по щекам слёзы, сияющие счастьем карие глаза – сразу почувствовала в нём родственную душу, отмеченную Шеогоратом.
– Правда? Ты поможешь? Поможешь? Я заплачу! Много золота дам! Очень!
– Нам надо ехать, – заворчал Бьорлам, пока Эрандур пытался отцепить пальцы Цицерона от моих плеч. Шут никак не отреагировал ни на замечание кучера, ни на действия жреца. Он неотрывно пялился в моё лицо и я, почувствовав смущение, поглядела направо, где было видно ветряную мельницу с медленно вращающимися лопастями.
– Помогу! – согласилась, пытаясь отпихнуть его от себя. Навыки общения с психами у меня выработались после Солитьюда.
– Ура! – Цицерон запрыгал на месте и захлопал в ладоши. У меня перед глазами настойчиво рисовался образ Безумного Лорда, кружащего в танце пустоту.
– Я не стану вас ждать! – Бьорлам забрался на козлы. – Некогда.
Теперь настала моя очередь с надеждой смотреть на Цицерона.
– А ты нас подвезёшь, когда колесо починят?
Шут нахмурился, что-то беззвучно пробормотал себе под нос, покрутился на месте и почесал голову, отчего бубенчики на колпаке весело зазвенели.
– По рукам! – отрывисто крикнул он, и я вздрогнула.
– Некрасиво отказывать в помощи нуждающимся, – Эрандур тем временем принялся читать проповедь кучеру. Принадлежность к жрецам в данмере сейчас выдавал только охристый капюшон-накидка, намотанный поверх наплечников стальных лат.
Из повозки на нас нетерпеливо зыркали рослые наёмники купчихи.
– Если хотите помогать, заберите свои вещи и делайте, что вам угодно! Ради вас и этого… шута, я не стану задерживаться в пути.
Я, проглотив обиду, упёрла руки в бока и гневно воззрилась на Бьорлама.
– Тогда верните нам часть денег за дорогу! Вы же не довезли нас!
– Пф, вот ещё! Вы сами решили не дальше не ехать! – кучер начал обводить лошадь вокруг сломанной повозки.
Эрандур забрал из кузова наши заплечные мешки и оружие.
– Пошли, – сказал данмер, передавая мне вещи.
– А я останусь тут… сторожить свою бедную мамочку! – пролепетал Цицерон и жутковато захихикал.
К мельнице от тракта вела еле заметная тропинка. Поросль сухой травы шелестела под ногами, а терпкий воздух равнины после зимней свежести крайнего севера показался тяжёлым для дыхания. Горькие запахи середины осени летали над югом Белого Берега.
– Странный он, – тихонько проронила я, обернувшись на пританцовывающего вокруг повозки шута.
Жрец промолчал – не в его привычках было осуждать людей. Пока мы ехали, меня терзали разные мысли насчёт Брелины. Правильно я поступила или нет? Поделиться этим ни с кем не могла, даже с другом странно было бы обсуждать такое. От него, конечно, моё волнение не скрылось, и он пространно поинтересовался, как дела у Брелины. Не знала, видел нас данмер в Саартале, или его внимание целиком занимал тот огромный шар, но готова была поклясться, что он смотрит на меня так, словно ему не только всё известно, но и довелось лично присутствовать при будоражащих мой разум событиях. От этих размышлений становилось совсем неуютно.
До ферм Лорея оказалось несколько минут ходьбы. Урожай на его земле уже был убран, а на полях стояли стога сена. Возле птичника паслось несколько рыжих кур и серых гусей; две мохнатые коровы в загоне, не прекращая, жевали.
Посреди земельного владения стоял скромный, но добротный деревянный дом, на низком крыльце которого сидел лысеющий имперец на вид чуть старше сорока. Завидев незваных гостей, он резко встал и схватился за вилы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– О Мара! – воскликнул он. – Ну, что на этот раз?!
– Мир вашему дому, – кротко начал жрец. – Мы пришли с благословением Её Милости, чтобы помочь нуждающемуся в трудный час.
Лорей, не ожидавший таких речей, нахмурился, осмысливая услышанное, и медленно опустил вилы.
– Что, простите? – переспросил он.
– Мы пришли с миром! – погромче повторила я.
– А, вон оно как, – мужчина достал из кармана платок и вытер им лоб. Кажется, мы его сбили с толку.
– Цицерон сказал, что у вас есть инструменты для починки повозки, но вы не хотите помогать ему, – продолжив напирать на фермера, вызвала у него неудовольствие.
– Этот шут, что ли? Тьфу! Я уже ему десять раз сказал, что ничем не могу помочь!
– Так вы не можете или не хотите? – прищурился жрец, испытывающе глядя на Лорея.
Фермер подошёл к нам ближе и приглушил голос:
– Вы знаете, что он везёт в этом огромном ящике? Он утверждает, что едет хоронить свою мать! Мать-перемать!
– И в чём проблема?
– Да там же всё, что угодно может быть! Оружие, контрабанда… или скума! Не хочу я в это ввязываться! Просто хочу, чтобы нас с женой оставили в покое!
– Можно подумать, если даже там скума, кто-то узнает, что вы ему чинили колесо! – всегда казалось, что это я человек осмотрительный и осторожный, но нет предела совершенству. – А если поможете, ещё и подзаработаете!
Имперская кровь Лорея при упоминании золота заглушила чувство тревоги.
– Так и быть! – он махнул рукой. – Передайте Цицерону, что я помогу! Дело-то простецкое! Сейчас только из сарая инструменты принесу.
Когда мы вернулись, шут сидел, прислонившись к повозке, и, глядя в небо, надрывно рыдал. Эта картина вызвала у меня сочувствующую улыбку, и, приблизившись к новому знакомому, помахала рукой перед лицом, привлекая к себе внимание.
– Эй, успокойся, – мягко сказала я. – Сейчас Лорей принесет инструменты и мы тебе поможем!
– Что?! – опешил Цицерон. – Так он согласился?!
Вскочив, шут заплясал, ловко переставляя ноги и хлопая себя руками по бедрам, потом бросился на шею жрецу, и некоторое время горячо благодарил его и рвался расцеловать. Эрандур, к счастью, смог выпутаться из его пылких объятий, пока я в ступоре стояла и размышляла – нужно ли вмешиваться в идиллию или стоит подождать, чем это завершится?
Игривое приподнятое настроение безумца быстро стало серьёзным, он достал из-за пазухи завязанный кожаный мешочек и вручил мне.
– Тсс, – шут приложил палец к губам. – Яркие дорогущие настоящие бриллианты! Моей мамочке они теперь ни к чему, а добрые люди ей всегда нравились…
Я потянула за шнурок и обомлела от блеска драгоценных камней. На первый взгляд за них можно было выручить несколько тысяч монет! Первый раз за неделю порадовалась тому, что покинула Коллегию и убрала драгоценности за пазуху, поглубже в декольте.
Вместе нам удалось успешно вернуть колесо на ось. Лорей вбил деревянный клин, чтобы повозка смогла продолжать путь. К сожалению, работа закончилась, когда уже стемнело и ехать стало довольно опасно. Над равниной загулял порывистый ветер, от которого заложило уши; сумерки становились гуще и холоднее. Россыпи звезд взглянули с небес.
Цицерон ловко взобрался на козлы и бросил Лорею кошелёк с септимами, радостно крича:
– В путь! Пора в путь!
– Ночью? – этот человек явно не в себе, если хочет пускаться в дорогу под покровом тьмы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Ночь самое славное и тихое время, Джулия! – провозгласил Цицерон. – Садись! Не бойся! Темнота… Она хорошая!
– Будь начеку, – предупредил Эрандур и разместился в повозке, рядом с деревянным ящиком.
– Осторожнее с моей мамочкой! – любовно пропищал шут, обернувшись.
Я с опаской залезла на козлы и уселась радом с ним, поплотнее натянув капюшон на голову. Ваббаджек из рук не выпускала, и скоро Цицерон начал смеяться над чудным посохом. Однако он довольно быстро терял ко всему интерес: то начинал петь, то грустно вздыхал и всматривался вдаль, то тихо бормотал себе под нос и хихикал – вел себя как сумасшедший.