Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура

— А почему?

— Ясно почему, на многолюдной улице, меньше вероятности подвергнуться нападению.

— Я так и думал.

— Что ты думал?

— Ты выбирал многолюдную улицу, потому что понимал, что в случае, чего, кто ни будь, обязательно поможет тебе. Ты сознательно опирался на помощь людей.

— И что?

— Ничего. Я думаю это потому, что в людях, где то глубоко внутри, там — Сергей постучал себя по груди — заложено тяготение к своему этносу, или лучше сказать к душе своего народа. Потому, что только там они чувствуют себя в безопасности. Это как ребёнок, который успокаивается, попав в поле своих родителей.

— Это философия.

— Нет, душа, пронизывает и связывает воедино, определённый народ, образуя единый организм, пропитанный полем этой души. И потому, когда кому то угрожает опасность, срабатывает защита, этого поля, и любой, кто оказывается рядом, приходит на помощь.

— Что-то в твоём случае, эта защита не сработала.

— Не в этом дело.

— А в чём?

— Человек, это сложная биоконструкция, кроме души, эта конструкция пронизана, более низкими проявлениями, такими как желания, страхи.

— Страхи?

— Да, страхи… и самый жуткий страх, это страх смерти. Инстинкт самосохранения, он срабатывает на животном уровне, и человек становиться глух к зову души, и тогда он стремиться спасти своё тело. Но спасая тело, удаляется от души, обрывает нити, связывающие его с ней, как бы исчезает для неё. Нечто подобное и произошло со мной. Потому я исчезаю, исчезаю с каждым шагом…

— Тебе нужно прийти в себя, а для этого ты должен опираться не на философию, а на что-то более реальное. — Он похлопал по рюкзаку. — Я уверен, выберемся от сюда, всё станет на свои места.

— Нет, не станет. Ты не понимаешь, кто мы теперь? Беглые каторжане, прячущие свои лица от людей? Сухие кусты, оторванные от земли, и гонимые ветром? Кому мы нужны там, куда мы бежим? Кто мы для них? Что мы несём им, горстку своих воспоминаний? Они не нужны там никому. Длинными, унылыми ночами, мы будем тешить друг друга, этими воспоминаниями, напиваясь до беспамятства? Орать песни, о своей потерянной родине, и проклинать, всех и вся, оправдывая, свой побег. Или ты скажешь, что я не прав? Вспомни колонну автомобилей, что растянулись вдоль маленьких горных селений, ожидая своей очереди на погранпереходе. Вспомни, что нам кричали, местные женщины, и их дети. Они кричали, — вы не мужчины, вы трусы. В вашем доме пожар, а вы бежите от него, как трусливые зайцы. — Они плевали нам в след, ты помнишь это?

Мы никогда, и нигде, не найдём себе места. Мы станем вечными скитальцами, потерянными, в лабиринтах своих собственных страхов, и иллюзий.

Ни один народ не примет нас, потому, что, таким как мы нельзя доверять. И мы будем скитаться, до тех пор, пока не умрём, на чужих задворках, как умирают безродные бродяги.

— Глупости, когда всё закончиться, мы вернёмся.

Ты надеешься на возвращение? Но нам некуда будет вернуться. Когда пожар утихнет, и на пепелище взойдут новые всходы, мы поймём, что это чужие ростки, потому, что мы не сделали ничего, что помогло бы им взойти. Ты не думал об этом?

— Ты заболел.

— Нет, я выздоровел.

— Вставай, пошли.

— Я не пойду. Я устал всё время бежать, бежать, повинуясь страху, покорно подставляя спину его кнуту.

— Тебе не терпеться сдохнуть, на поле боя? Тогда, пожалуйста, только кому, и что, ты этим докажешь?

— Себе, я докажу себе, что я существую, что я не кажусь себе, и что страх больше не управляет мной. Потому, что я есмь. И кто знает, если бы, я тогда, в переулке, не покорился страху, то возможно, та женщина, была бы жива. А ты, ты можешь бежать дальше, не пытаясь, даже разобраться, в том, что гонит тебя? Вцепившись в рюкзак, набитый зелёными банкнотами, как дурак в писаную торбу, и думать, что ты свободен! Что ты обманул своего внутреннего врага! Но нет! Он погоняет тобой, твоею, собственною страстью, страстью к этим зелёным фантикам. — Вынимает из рюкзака деньги, и разбрасывает их.

— Прекрати!

— Зачем! Давай посмотрим, на что ты способен ради этого божка. — Разбрасывает банкноты, они разлетаются и тают в тумане. — Признайся, что ради него, ты полез бы в самую, жестокую мясорубку, лишь бы получить, ещё несколько заветных бумажек.

— Ты рехнулся! Отдай рюкзак! — Пытается отобрать рюкзак, но Сергей отталкивает его. Стас падает, нащупывает в кармане пистолет, раздаётся выстрел. Сергей, роняет рюкзак. Стас ползает по земле, собирая банкноты, потом, берёт рюкзак и бежит к границе.

Просека, имени Петрика

Солнце нежилось в голубом небе. В траве стрекотали кузнечики. Ни выстрелов, ни запаха гари, ни развороченной земли. — Буд-то, и войны нет. — Думал Петрик, шагая через просеку. Рядовой Петрик, только месяц назад прибыл в зону боевых действий. Он не был на первой линии обороны, его оставили в тылу, в, роте связи, и сегодня его отправили на блок пост, для проверки связи. — Вот так бы идти и идти всю свою жизнь. И ничего больше не нужно. — Петрик шёл, раскачивая желтоглазые одуванчики, и улыбаясь, щурился на солнце. В голове крутилась фраза — вместе весело шагать по просторам, по просторам — Дальше Петрик не помнил и мысленно повторял эту фразу снова и снова, пока под ногой, что-то не щёлкнуло. — Мина! — Проскочило в сознании Петрика. Он стал, и закрыл глаза. — Сейчас рванёт. — Думал Петрик — Рванёт, и всё, и ничего больше, не неба, не ромашек, ни травы. — Он ждал, в висках стучало, капли холодного пота сочились, сквозь застывшие от ужаса поры. — Один, два, три — отсчитывал Петрик, но взрыва не последовало. Так же грело солнце, и стрекотали кузнечики. Только под ногой, он чувствовал, упругую пружинку, стремящуюся, вырваться на свободу. — Не сработала, или сработает, когда уберу ногу? — Подумал Петрик. И сильнее надавил подошвой, на пружинку. Нужно стоять, стоять не двигаясь — думал Петрик. Если б он только мог увидеть себя сейчас со стороны, то не узнал бы своего лица. Белое, как лист бумаги, оно, беспомощно глядело в пространство, испуганными глазами. А в голове, навязчиво кружилось — вместе весело шагать, по просторам… — Просека, ромашки, голубое небо, солнце, всё это отодвинулось от Петрика, и стало в стороне от него. А в центре, под ногой, сжатой пружиной сконцентрировалась смерть, чёрная, рваная, и безобразная, по своей сущности. Она, упрямо давила ступню, стремясь вырваться на свободу, и изменить мир по своему образу и подобию. Как это делала не