Время жизни - Роман Корнеев

Тот, кто мне противостоял, не был в моем хрустальном мире новичком. Он правил им, как правят в собственном доме. Где каждый закоулок, каждый предмет, каждая пылинка – часть целого, принадлежащего одному хозяину.

Такой человек может править миром. Или не может?

Впервые в моей короткой жизни я испытал по-настоящему мистическое чувство. Не религиозное, мистическое. Нечто, о чем я до сих пор ни разу не задумывался, захлестнуло меня на миг, чтобы снова отступить. Я не боялся, я просто решал задачу.

В который раз ловя себя на мысли, что – не впервые.

Мне нужно вспомнить.

Что-то.

Не во мне.

Снаружи.

Мир, который я помнил, был далек от идеала. Там правили Корпорации, а те уголки власти, которые еще оставались свободными, занимали властные институты трансгосударственных союзов. Какое-то ничтожное место в этом мировом плавильном котле занимал и я. До того как попал сюда, я был кем-то другим, словно играл какую-то роль, носил маску, не замечая себя под ее шершавым папье-маше.

А теперь, тут, в темноте железной камеры, не чувствуя вокруг себя многоголосого пения мира, экранированный чужой волей, я продолжил стремительно раздваиваться. Даже вернувшись, моя память была для меня чем-то чужим. Меня связывало с ней отныне только одно. То неизвестное, что нужно этому неизвестному.

Это нужно и мне.

Итак, моя жизнь. Простая цепочка совпадений, приведшая меня сюда.

Детство. Счастливое детство, которого я совсем не помню.

Какие-то обрывки образов.

Солнце, косыми лучами сочащееся через запыленное стекло парника.

Залитая охрой заката стена дома, теплая, шершавая, пахнущая паутиной и зеленью.

Надвигающаяся лавина высоких каменных домов.

Низкий рокот тяжелых воздушных барж, увозящих прочь отвалы породы, оставшейся после закладки фундаментов.

Холодная тень, накрывшая наш дом.

Эта тень унесла отца, забросив нас с матерью в безликую коробку многоквартирника. Это я уже помнил лучше. Бездонные колодцы дворов, горбы пешеходных пандусов, пещеры туннелей, лабиринты подвалов.

В этом мире тоже было свое очарование – гирлянды, спирали, сверкающие пилоны ночных огней, возносящиеся на головокружительную высоту. Едва слышимый радостный смех в полумраке туманного утра. Протяжные гудки сигналов, эхом дробящиеся о стены рукотворных скал.

В этом мире было куда меньше романтики, но и я стал старше, в одночасье постигнув что-то невербализуемое, какой-то закон, не познанный мной в совершенстве и до сих пор. Если я теперешний некогда поселился в том ребенке, то это случилось тогда, в каменном лабиринте между новым домом и социалкой, в которую я попал.

Что должно было произойти с маленьким человеком, который в ответ на грубость внешнего мира не расплакался, не затаился в толпе подобных себе зверенышей, не стал членом стаи, а выбрал свой путь, невозможный, несуществующий в природе, который нужно было сперва выстроить, а уже потом по нему пройти.

Который раз посещает меня в этой железной камере ощущение, что все это было не со мной, и, точно так же, было не единожды. Будто я вспоминаю собственные воспоминания, и далее по бесконечной цепочке недобытия, псевдобыли, квазиреальности. Начало лежало за ее пределами.

Мне нужна зацепка. Ключевое звено, которое позволит распутать этот чудовищный клубок нагромождений. Дальше, дальше!

Я вцепился в горло собственному окружению, из последних сил следуя невесть откуда взявшемуся инстинкту – поставил себя против системы, против неискоренимых молодежных банд, против серости и бездушия учителей, против сладкого привкуса химической дряни у тебя в крови. Для меня словно обычные удовольствия этого мира были чем-то ненужным, костылем на пути в реальность, которую я предсказывал сам себе день за днем пота и крови тренировок, нужных мне невесть зачем и невесть для чего.

Те, другие, кто хотел «накачать мышцу», приобрести более высокое положение в банде или просто научиться давать сдачи, они скоро исчезали из поля зрения, на их место приходили другие. Я оставался.

Однако тайна моего предназначения не спешила раскрываться, мне понадобилось доказать самому себе, что я что-то могу. Надоело быть вещью в себе? Возможно. Я вспоминал ту давнюю историю моей попытки войти в систему, выполнить заказ, заработать денег и видел в том лишь вопрос без ответа – в этом моя судьба? Судьба обученного наемника в приграничном слое могучих людских потоков, что кружились внутри мутирующих корпоративных структур. Это была ошибочная версия, я понял это сразу, мне объяснил Мартин.

Да, у меня был талант, но он требовал выхода, которого не было.

И я вернулся, вернулся на эту скользкую тропу, снова захотел стать наемником. Моя мама, ее болезнь… сейчас я видел, что она была лишь поводом. Я некогда поверил Мартину. Но он сам нарушил наш уговор, вернувшись в «тему». Мне лишь нужно было уговорить его взять меня с собой. Юношеского азарта и ярости перед несправедливостью судьбы хватило, чтобы добиться своего. И вот – я здесь. У меня – чужое прошлое. У меня нет будущего.

Нет будущего, потому что нет ответа на вопрос, на который мне нужно ответить. Нужно, чтобы выйти отсюда, нужно, чтобы вернуть себе самого себя.

Что-то большее, чем болезнь матери, забросило меня сюда, в неизвестность. Непроницаемость этих стен, голос из-за них, тот памятный взгляд откуда-то сверху, и вопрос, на который нет ответа.

Я вспомнил все, что помнило мое тело.

Что я забыл?

Забыл, откуда у меня мой хрустальный мир.

Эхо былой боли рванулось по нервам, вновь погружая меня в океан расплавленного, живого страдания. Зеркальными брызгами эта невесомая жидкость заструилась внутри меня, напоминая… напоминая…

Это была не чужая память.

Это было со мной.

Там родился я теперешний, родился словно не впервые.

Что-то послужило причиной этому преждевременному, мучительному превращению. Что-то сработало спусковым крючком механизма, вышвырнувшего прочь из моего тела грубое железо имплантатов, позволило воссоединиться с моим хрустальным миром. Сейчас меня интересовала не цель, а лишь средство. Ключ к моему заточению был сокрыт где-то там, в закоулках моей памяти.

И я снова стал вспоминать.

Черные провалы колодцев, короткие перебежки из одной тени в другую. Я кого-то выслеживал.

Яркий маяк вдалеке не давал мне сбиться с пути. Я мог бы идти по нему с закрытыми глазами, он светил мне сквозь веки.

Внешний вид, образ, взгляд, цвет волос – все не важно. Человек то был или нет. Мужчина или женщина. Девушка. Почти девочка.

Кора.

Это имя вернулось ко мне последним.

Так звали золотой лучик в темноте и беспросветности.

Я шел за ней по пятам, неспособный остановиться, срываясь с цепей обыденности. Назовем это любовью. Любовь к тому, кто такой же, как ты, неожиданно отыскавшийся в промозглом сумраке мегаполиса. Неожиданное счастье неодиночества.

В железной клетке я оказался не сегодня. Я еще не познал колючую красоту моего хрустального мира, но был уже похоронен в этом душном и жестком гробу.

Я потерял Кору.

Остальное – лишь следствие. Некому было помочь, некому было посочувствовать, некому было дать совет, некому было успокоить.

Одиночество – причина, одиночество – следствие.

Мне нужна эта золотая струна, до призрачного звона натянувшаяся сквозь мой хрустальный мир.

В лицо мне пахнуло незнакомым жаром. Словно какая-то могучая сила принялась ворочаться в этой темной камере, не в силах больше сдерживать свою юную, злую мощь.

Со свистом ударили в потолок брызги развороченного металла. Словно гидравлический молот с размаху ударил по сварочным швам балок. Нет, не так. Проще. Легче.

Стало прохладнее, я даже почувствовал легкий ветерок, наполненный знакомой сыростью внешнего мира.

Это было как распахнутое окно.

Только видел я сквозь него не тени проносящихся в сизых небесах флайеров, не громоздкие туши башен. Я видел далекое сияние. Кора была здесь, со мной, в этом мире.

Она существует, а значит, вся остальная моя память – правда.

Ответ получен. Я могу идти.

Мой хрустальный мир разворачивался вокруг меня подобно призрачным крыльям, затемняющим полмира.

У меня есть цель.

У меня есть прошлое.

Значит, у меня будет и будущее.

Тот же, кто захочет задать мне вопросы, явится на встречу туда, куда я… попрошу его прийти.

Не оборачиваясь на скользнувший по мне тяжелый взгляд, я шагнул за пределы своей камеры.

Я и так слишком здесь задержался.

Почему-то я в тот миг не заметил, как за мной скользнула моя тень. Последнее имя, которое я должен был вспомнить. Лилия.

Улисс чувствовал, как в его груди разгорается ярость.

Этот разговор с самого начала был его большой ошибкой. Сейчас хладнокровие – его главное оружие, такие же встречи добавляют не слишком много ясности, зато привносят личный момент в отношения, которые должны, обязаны быть его лишены. Когда на кону стоит судьба Корпорации, важна предельная осторожность и хладнокровие. И горячечный ком в его груди сейчас был самой большой помехой, какая могла возникнуть на его пути.