Имперский Грааль - Наталия Ипатова

Теперь при свете дня их можно было рассмотреть. Хищные верткие тела, акулий плавник стабилизатора, покрытие, делающее их почти невидимыми в перепадах дневного света: только радужная дымка сияет и дрожит вокруг корпуса. Умопомрачительно и неестественно прекрасны, как злые ангелы. Там, где непосвященный увидел бы лишь немыслимую воздушную акробатику, Брюс, подкованный несколькими поколениями военных пилотов семейства Эстергази, отмечал завидную слетанность и высочайшее мастерство. Это помимо техники, которую с нашей даже на одном поле не сажать. Когда ты вот этак кувыркаешься, солнце у тебя то с одной стороны, то с другой, качественная поляризация кабины играет огромную роль. Поляризация и привычка: Брюс совсем не был уверен, что не расстанется с ужином, а то и с жизнью, выкрутив мертвую петлю в такой опасной близости от земли, прижимаемый шквальным огнем. А этот еще и отстреливается.

Цель их была очевидна — прорваться в круг и расстрелять тех, кто укрылся там. Если на Авалоне нет колонии НН, нет и предмета для спора. Сквозь наш воздушный щит они прошли, как свет через стекло. Тут у нас вторая линия: прошедших встретил плотный заградительный огонь. Взгляд сверху выхватил Морган: даром что разжаловали, на ее духе это ничуть не сказалось. Стояла, широко расставив ноги, и палила по машине, что перла на нее. Та пронеслась поверху, низко, а Морган, не переставая стрелять, упала навзничь и была вознаграждена — очередь вспорола поджарое брюхо, и чудовище, испуская маслянистый дым, свалилось в лесок.

Они смертны.

Мы тоже. Отец на своем месте, вел смертный бой — я готов поспорить! — в теле «реполова». Механики, когда Норм отдал соответствующий приказ, проточили втулки винтов, и пулеметы стреляли сквозь них. Ты палишь в того, на кого прешь. Там, где важны миллисекунды, чем проще, тем эффективнее. Он выжмет из своей эффективности все, он дирижирует боем, как симфоническим оркестром. Все Эстергази очень музыкальны. Это генетическое. У меня это тоже наверняка есть.

— Брюс!

— А?…

Это Норм протолкался к нему.

— У меня больше никого нет, — крикнул он снизу. — Прикрой с воздуха, пока мы уведем их в лес.

— Я? Эээ?

— Ты сам знаешь. Должен знать. Поднимай их! Командуй. Все!

— Да, пап… Слушаюсь, командир, чиф!

Высокая нота Брюса перешла в ультразвук. Вот оно, когда дошло до дела… Не фермеру же с Сизифа вести боевых Мамонтов!

Норм смотрит на это иначе, я это позже пойму. Не наконец-то позволили отличиться и погеройствовать, а именно что «больше никого нет», и еще — «что я скажу матери?». Но сейчас мозги у Брюса работали в другую сторону. Честно говоря, сейчас Брюс вообще не помнил, есть ли у него мозги.

— Саяна, сцепы долой! Груз — долой!

Прижимаясь к тюкам, ответственная за груз Голиафа девушка поползла вдоль низкого бортика платформы, отцепляя тросы, и тщетно попыталась сбросить или столкнуть хоть один тюк…

— Не парься, щас я их свалю! Спрыгивай. В лес, говорю! Андерс, слышишь меня?! Переключай на «вверх»!

Это все оралось в динамик, но для верности Брюс высунулся наружу и просемафорил Андерсу сжатыми кулаками, большие пальцы оттопырив вверх. Андерс из своей кабины высунулся точно так же.

— Ага, я понял!

А «понял» значит «пошел».

Заработал репульсор, кабина налилась дрожью, и это была совсем другая дрожь, нежели обычная для Мамонта рабочая вибрация. Эта пронзительнее и выше, у нее другая частота, от которой ломит зубы. Брюс взял левую ручку на себя, это — вверх, и утопил до упора левую педаль, инициируя крен-самосвал. Голиаф оторвался сначала правой гусеницей, ссыпая наземь все, чем был гружен, затем взмыла вся туша, Брюс перебросил на грудь перекрестье ремней — на марше он ими пренебрегал. Уже в воздухе, с чуточным опозданием гироскопы выровняли бульдозер. Инерция колоссальная, кажется, будто эта штука на тебе надета и ты сам ворочаешь ей все шестеренки. Так принято — считать свою технику особой противоположного пола. И любить. У папы была Тецима, а у мамы — Назгул. Промахнулся, дурак, или повелся на Грозного Германа от Андерса Деке. Германа-то поди Андерсова бабушка именовала. Надо было Большой Бертой звать. И… ой, какие ассоциации. Ой, да какие уж тут ассоциации!

Мальчик, как твоя фамилия?

Земля провалилась вниз: глянув туда, Брюс разглядел только Морган, застывшую с поднятым к небу лицом и, кажется, с открытым ртом, и помахал ей исключительно из удальства. Остальные торопились в сторону леса, держась преимущественно врассыпную: один зажигательный снаряд на полусотне метров площади все, что горит, превращает в очаги мелких возгораний. Все, что не горит, — тоже. Бойцы ССО ободряли гражданских и понукали их. И отстреливались.

Норм вскочил к Андерсу в момент, когда тот отрывался, и палил, стоя на подножке, с одной руки, другой держался. Он щурился, ветер сек ему лицо колючей снежной крупой.

Если продолжить музыкальную ассоциацию, в бой вступили валторны.

До сих пор Брюс думал, будто бы поражающая сила Мамонтов, летящих по небу клином, воздев отвалы — исключительно в том, чтобы довести противника до смерти от хохота. Наверное, этот фактор тоже сыграл свою роль.

Конечно, никакой тебе маневренности. Зайти истребителю в зад и треснуть его отвалом по хвосту со всей дури можно только в шутку, да и то во сне. Истребитель не дурак и уж настолько-то моргать не будет.

Из всех компьютерных игрушек в детстве своем Брюс более всего любил ролевые, ну и еще — стратегии, и жизненно оскорбился, когда Харальд взялся обучать его пространственным крестикам-ноликам. Дед, однако, объяснил, что пока у тебя в этой клетке стоит крестик, противник не нарисует в ней свой нолик. Разве только собьет. Иными словами, управляя из своего УССМ всем клином и при необходимости перегруппировываясь, Брюс поставил на пути врага стену, которую ни обойти, ни перепрыгнуть.

Разумеется, по ним стреляли. Стрелок Ротрок палил в ответ через щель полуопущенного оконца и жалобно чертыхался, когда в пластике появлялась очередная оплавленная дырка. Брюс непрерывно орал в динамик, кому налево, а кому вверх, и кто кого прикрывает, и почти не обращал на Ротрока внимания.

Делал что мог! Мамонт может быстро падать и медленно подниматься, а еще важно и неторопливо вальсировать на одном месте, подставляя заходящему на цель стервятнику могучую непробиваемую задницу. Он ведь, заходящий, тоже имеет для обстрела несколько удобных секунд, а после ему приходится заходить на второй круг. Пространство его маневра как раз и ограничено нашими «крестиками», грамотно — ну, я надеюсь! — размещенными в достаточно тонкой воздушной прослойке меж твердой землей и нависшей тучей.