Псы Господни (Domini Canes) - Александр Уралов

…хватит!..

— Ну, где вы там застряли? Илья, Мёрси! — заорала она, стараясь отогнать картину, упорно цепляющуюся за память.

Сашка спустился первым. Нерешительно потоптался в дверях.

— Проходи, Саша. Завтрак на столе.

— Анна костёр сама разжигала? Надо было Сашку позвать, да! Там туман злится.

— Ничего со мной не сделалось. Не волнуйся. Ешь, не жди остальных.

Сашка сел, но есть не стал. Он смотрел куда-то в сторону, беззвучно шевелил губами, покачиваясь на стуле. Несколько раз рука его тянулась к совершенно зажившему красному шраму за правым ухом, но каждый раз он, испуганно покосившись на Анну, отдёргивал руку.

«Если его опять скрутит… и скрутит надолго — оставлю его с Ильёй и уйду одна», — устало подумала Анна.

Через десять минут появились Мёрси и Илья. Анна молча налила им кипяток в кружки. Всё это походило на какую-то траурную церемонию. Никто не говорит… даже Илья, которого, бывало, после того, как он опохмелится, не заткнёшь — так и фонтанирует словесами.

— Завтракайте. Хлеб и сыр подсохли, но есть можно.

— И что это в магазинах ничего не портится, а здесь, зараза, быстро подсыхает и плесневеет? — хмуро спросил не проспавшийся Илья.

— Да, это очень интересный и действительно важный вопрос, — Анна, не улыбаясь, смотрела прямо на Илью.

Молчание вновь напряженно повисло в воздухе.

— Я думаю, это действительно важно, — сказала, наконец, Мёрси. Нотки вызова в её словах не понравились Анне, но спорить она не стала.

— Может быть. Надеюсь, оружие тоже начнёт стрелять. Ну, поели? Посуду можете не мыть. Через два часа уходим.

Противореча самой себе, Анна всё же собрала со стола грязную посуду и с грохотом свалила её в раковину. Не то привычка к порядку, не то… а впрочем, и это тоже неважно.

— Ну, у кого какие соображения?

— Ты всё-таки думаешь, что мы можем их найти? — спросила Мёрси, перешнуровывая ботинки. Сегодня она опять натянула пятнистые армейские брюки и великоватую ей куртку. Наверное, из-за обилия карманов…

— Можем, — неожиданно ответил молчавший всё это время Сашка. Он не сунулся помогать, как это было у него в обычае, пыхтящей от усердия Мёрси, подгонявшей свою портупею, прокручивая в ремешках новые дырочки.

В последнее время все немного отощали. На днях Анна, — та, прежняя Анна, которая жила в терпимости и была мягкой и безропотной, — натянула на себя джинсы, купленные когда-то давным-давно и хранимые непонятно зачем. Тогда, покрутившись перед зеркалом, она, мстительно, — удивившись сама себе: «Господи, что это я так?» — подумала о муже. Вот теперь-то он, небось, не стал бы нудить о том, что, мол, «возраст убивает любовь и страсть» — нет! Отражающаяся в зеркале Анна выглядела стройной и, как ни странно, помолодевшей.

Впрочем, сейчас ей это было безразлично. Отражение в зеркале могло показать ей хоть молоденькую Джоди Фостер, всегда нравившуюся Анне — она отвернулась бы с равнодушием. Плевать, плевать! Главное, что джинсы лучше всего подходят для долгого перехода — вот она и наденет их сегодня.

— Рано или поздно придётся схлестнуться с этим… засранцем… — пробормотал Илья, наливая себе традиционный стаканчик.

— Придётся, — неожиданно заявил Сашка, улыбаясь, — Нельзя Анну одну отпускать, да!

Анна промолчала. Мёрси шумно вздохнула и принялась надевать портупею, с трудом застёгивая пряжки, преодолевающие сопротивление новых, ещё не разработавшихся дырочек.

— Ты что-то надумала, Аня? Опять сон приснился? — мягко спросил Илья.

— Ничего особенного не надумала. Просто — пойдём. Прихватим с собой Пса, если он согласится, и пойдём вниз, по Московской до Дворца Молодёжи, и…и потом дальше. Там видно будет.

Они молчали, глядя куда угодно, только не на Анну. Внезапно её прорвало. Анна заговорила горячо и торопливо. Недоговаривая предложения, перескакивая с одного на другое.

Она говорила, что нужно спасать детей, которые стали слепым орудием Зла. И прекрасно понимала, что никому, кроме неё, эти дети по большому счету не нужны. «В мире умирает… точнее — умерло… огромное количество детей, Аннушка! Увы, это закон природы», — наверняка думал Илья.

Она убеждала их, что это — единственная возможность вернуться обратно домой. И знала, что ни у кого, кроме неё, не было там дома, в который хотелось бы возвращаться. «Как отсюда уйдёшь? На ракете улетишь?» — было написано на лице Мёрси.

Она призывала их спасти тот, прежний, мир от катастрофы и полного разрушения. И была убеждена, что всем им — Илье, Сашке, Мёрси — здесь, рядом с ней, в этом детском садике спокойней и уютней, чем было до того, как произошла вселенская катастрофа разделения миров.

Она стыдила их бездействием — для чего живёт человек? Чтобы прозябать в покое и в покое же сдохнуть? Или сделать что-то очень важное, одно-единственное дело в жизни, ради которого родился на свет? И не была уверенна, что их привлекает второе, а не первое. Но почти наверняка знала, что если останутся Илья и Мёрси, то останется и Сашка.

… она никак не могла повторить слова проклятого демона: «Вот и пришёл момент, когда мне больше не нужны услуги твои и твоих друзей», — почему-то не могла открыться, что без неё они просто погибнут здесь…за ненадобностью погибнут… как отработанный хлам будут выброшены на помойку его новоиспечённого мира…

Наконец, она обессилено вздохнула, и замолчала.

После паузы, тянувшейся, как ей показалось, неимоверно долго, Мёрси, — именно Мёрси! — тихо, но упрямо заявила:

— Что ты тут разоряешься, как училка? Я с тобой так и так пойду. Мне сегодня Брюля приснилась… — Мёрси с силой ударила себя кулаком по колену. — В харю плюну, козлу!

— Плюнуть Сатане в харю — это круто, — неопределённо сказал Илья, наливая второй стаканчик. — Хватило бы слюны. А то высохнет, пока дотащимся.

— Мы потихонечку пойдём, Илья, — неуверенно улыбнулся Сашка. — Я для детей конфеты возьму. Найдём их и домой пойдём. Кристина любит «Мишку на севере», а Леночка — арахис…

Все трое чего-то не договорили. И только позже, думая об этом, шагающая впереди Анна, поняла — они не хотели остаться одни, без неё. Новая, каменная, железобетонная Анна казалась им опорой… и защитой.

Потому, что только у неё была цель.

Перед уходом Анна повела всех к себе на квартиру. Ненадолго — захватить кое-что. Кроме Мёрси, никто ни разу не был в её квартире. Илья уселся на диван и стал осматриваться. Так, ничего особенного. Обыкновенная квартира. Чистенько, аккуратно, вытребеньки всякие, чисто по-бабьи, расставлены на протёртых от пыли полочках. На компе игрушка прилеплена — чёрный кот с пищалкой на боку: «Press here». Вопил, поди, как оглашенный, когда батарейка была ещё цела. Фотография симпатичного парня на стене — сын, наверняка, сын. Что-то от Анны в лице, а так, наверное, в папу.

Пока Анна переодевалась в соседней комнате, Мёрси ушлёпала на кухню, буркнув: «Коту ряженки налью… напоследок». Свихнулись они совсем… обе две… несмотря на непробиваемое упрямство, появившееся в обоих. Самое смешное во всём этом то, что Мёрси одна ушла. Это в нынешние-то времена, когда друг от друга отойти страшно и даже по нужде парами ходим! А кота, значит, кормить, не страшно. Благо, что кот этот неизвестно откуда приходит и таким же макаром исчезает. И, между прочим, коты частенько слывут приверженцами дьявола… чтоб ему, козлу рогатому, пусто было! Однако — бренчит Мёрси на кухне тарелками, ряженку толстомордому коту с усатой нахальной мордой, наливает. Психология наадреналиненых, что ли?..

На столике рядом с диваном Анна разложила листы бумаги, исписанные крупным, неразборчивым почерком. Дневник вела, надо же! Несколько листов в сторонке отпечатаны на принтере. Наверное, остались с «довоенных» времён — старые записи. Чего-то там про «гранатовый крестик»… бабушка-ведунья… ах-ах и сюси-пуси… писательница, понимаешь ли. Столько времени рядом провели, и не знал. То-то она застревала здесь так надолго! Впрочем, все мы по-своему справляемся со страхами. Ты, вон, водяру потягиваешь, Мёрси за тобой хвостиком ходит, часами с тобой разговаривает… а точнее, слушает, уши развесив. Боже, как всё это старо! Немолодой чёрный мавр смущает невинную душу юной Дездемоны рассказами о перенесённых страданиях… «Театр у микрофона», блин…

Анна появилась неожиданно и нахмурилась, увидев, что Илья смотрит на её заветные листочки. Неловко вышло… можно подумать, очень мне её писульки интересны! Хм… однако, она неплохо смотрится в джинсах и этом свитере. И синяки под глазами её нисколько не портят. Наоборот — интересная бледность в лице появилась. Вот только глаза колючими стали. А ведь ещё вчера утром хлопотала: «Илья, тебе надо меньше пить… тебе надо делать массаж, а то ноги совсем замучают… тебе надо одеться потеплее, сегодня холодно… ах! дети не хотят эту кашу, надо немного варенья положить!..» — и так далее. А сегодня смотрит, как приценивается, как бы тебя половчее по голове дёрнуть и шкуру снять, пока тёплый…