Год 1942 - Давид Ортенберг

Не помню точно, как Тихонов поначалу назвал свой первый очерк, опубликованный в эти дни. Но, читая его, я невольно вспомнил "Севастополь в декабре месяце" Льва Толстого. Очерки Тихонова по художественной манере и жанру напоминали севастопольские рассказы великого писателя. Мы решили так и озаглавить первый очерк, условились с Тихоновым, что он будет посылать очерки каждый месяц.

Известно, через какие рогатки проходили очерки Льва Толстого, как возмущался он тем, что цензура уродовала их, пытаясь сделать их "сладенькими", "без мысли и, главное, без цели". Я свидетельствую, что, несмотря на все ограничения, неизбежные для военного времени, суровую и горькую правду, что так мужественно и честно писал Тихонов в своих очерках о жизни и борьбе ленинградцев, печатали без изменений. Мы в редакции считали себя счастливыми, что могли нашему требовательному и взыскательному читателю, не выносившему высокопарности, фразерства и кичливости, представить очерки Тихонова в первозданном виде.

Первые очерки занимали чуть больше полуподвала. Но писателю было тесно в этих рамках. Да и мы это почувствовали.

"Пользуюсь оказией, - писал Тихонов мне, - чтобы сообщить Вам, что Ваше согласие на расширение текста очерков о Ленинграде меня очень обрадовало. Действительно, подгонка каждый раз материала под размер "подвала" очень затруднительна. Писать обширно, не торопясь, чтобы в очерке был воздух и дыхание, - это то, что нужно для писателя. Сжатость не всегда достигает цели".

Объединенные общим заголовком "Ленинградский год", эти очерки вышли затем отдельной книгой и стали своеобразной летописью ленинградской жизни в дни блокады. "Красная звезда" напечатала статью, в которой как бы с дальнего расстояния, с вышки времени обозревала этот благородный труд писателя. "Вся страна читала с волнением простые и мужественные, как сама жизнь, очерки Николая Тихонова, - писала наша газета, - и, следя за ними, получала представление о том, как живет, борется, страдает и побеждает героический, гордый город. Сила очерков Николая Тихонова заключается не в их литературной красивости, не в изысканности слова, а в той благородной мужественности, какая является неотъемлемым элементом духовного строя Ленинграда и ленинградцев, в той суровой правдивости, которая впечатляет душу человека и оставляет в ней след навечно... Очерки, их правильнее было бы назвать письмами, задушевными беседами писателя, художника, по справедливости могут быть названы документом эпохи, летописью грозной эпохи великой войны. Можно с уверенностью сказать: дети наши когда-нибудь с благоговением перелистают ее страницы, ибо в них - правда нашей священной борьбы... Тихонов своей неутомимой творческой деятельностью вселял бодрость в сердца людей, которые верили, знали - Ленинград, наш чудесный! Ленинград выстоит, победит, несмотря ни на что!"

Не буду отрицать, мне было радостно, когда Николай Семенович прислал "Ленинградский год" с теплой, дружеской надписью: "Дорогому другу и прародителю этой книги, ее крестному отцу - Д. Ортенбергу с искренней любовью". Конечно, есть здесь преувеличение, но я не протестовал: дружеское расположение Тихонова мне дорого.

* * *

О хронике фронтовой жизни, передаваемой нашими корреспондентами, я уже рассказывал. Хочу подчеркнуть снова, что хотя она составляла нередко несколько строк, но повествовала о необычайных, а порой легендарных подвигах советских воинов. Приведу еще несколько эпизодов.

Северо-Западный фронт. Командир отделения сержант Ягмуралиев доставил в свою часть трофеи: 6 немецких подвод с полевой почтой, деньгами и документами. Комсомолец принят в ряды Коммунистической партии.

Брянский фронт. Старший сержант Иван Ерпилов, командуя группой бойцов из 23 человек, отбил нападение 200 немцев. Ерпилов был трижды ранен, но не вышел из боя, пока немецкая атака не была отражена.

Южный фронт. Кавалерист Михин находился вблизи от передовых позиций. Наблюдая за воздушным боем, он заметил, что немцам удалось поджечь наш самолет. Летчик выбросился на парашюте. Михин видел, что приземлился он на ничейной земле и с минуты на минуту мог быть убит или захвачен в плен. Михин решил спасти летчика. Он вскочил на коня и галопом помчался на выручку. Под вражескими пулями нашел раненого летчика и, взяв его на коня, доставил на пункт первой медицинской помощи.

Ленинградский фронт. Противнику удалось минометным огнем порвать связь передовых подразделений с командным пунктом полка. Немцы перешли в контратаку, и надо было срочно донести об этом командованию части. Выполнить эту задачу поручили лейтенанту Мезенцеву. Чтобы добраться до КП полка, надо было перебраться через озеро, а затем реку. Самоотверженный офицер, сняв с себя верхнюю одежду, кинулся в ледяную воду и переплыл озеро. Отдохнув в воронке от снаряда, Мезенцев подполз по-пластунски к реке, снова бросился в воду и доплыл до противоположного берега. Преодолев участок, непрерывно обстреливаемый противником, Мезенцев добрался до КП полка.

Такие заметки с каждого фронта, в каждом номере газеты...

* * *

"О ненависти", "Наша весна", "Падение Виши" - подобные статьи Ильи Эренбурга, занимавшие в газете три колонки или подвал, печатались не каждый день. Но каждый день Илья Григорьевич приносил мне небольшие заметки - на одну-две странички. Их можно было бы назвать "маленькими фельетонами". Собственно, такую рубрику я как-то хотел поставить над ними, но Эренбург запротестовал:

- Против фельетонов я ничего не имею. Но фельетон и война, - с шутливой интонацией заметил писатель, - не рифмуется. А потом, я никогда фельетонов не писал...

Согласился я с Ильей Григорьевичем. Больше того, когда мы печатали такого рода выступления других авторов, в том числе известного фельетониста "Правды" Давида Заславского, мы над его заметками тоже не ставили рубрики "Фельетон ".

Материал для своих заметок Эренбург добывал из немецких газет, радиоперехватов, трофейных документов. Строились эти заметки обычно так: цитата и комментарий к ней.

Попробую представить читателю в выдержках опубликованные сегодня и в предыдущих номерах газеты подобного рода заметки.

Из статьи "Фриц - историк":

"Весной немцев потянуло на историю. Немецкие газеты вместо победных сводок подносят своим читателям исторические изыскания. Так в "Кракауэр Цейтунг" от 11 апреля напечатана статья "Нарва - пограничный город Германии", в "Лицманштадтер Цейтунг" от 5 апреля - "Великая германская история Южной России", а в "Дейче Цейтунг ин Норвешен" от 18 апреля - "Немцы у Севастополя - на старой германской земле".

Это, конечно, не история, это эрзац-истории. Но фрицы привыкли к эрзацам...