Год 1942 - Давид Ортенберг

На фронт вылетел наш танкист П. Коломейцев с наказом посмотреть, как там разворачиваются танковые бои. Заглянув накоротке на КП фронта и армии, он сразу же направился в дивизию генерала А. И. Родимцева. Действительно, на Харьковском направлении завязались крупные танковые бои. На одном из участков немцы бросили в бой танки тремя эшелонами: в первом шло около 100 машин, во втором 80, а в третьем 50 в полосе не более четырех километров. Не в пример начальному периоду войны: немецкая пехота не идет теперь в атаку без танков. Вот что рассказал Коломейцев. Стремясь добиться более тесного взаимодействия между танками и пехотой, противник применяет так называемые бронированные тележки, буксируемые танками. Чтобы срезать наш клин, немцы бросили в контратаку полсотни танков с такими тележками. 16 раз они за один только день атаковали части Родимцева, но, потеряв около двух десятков машин, отступили.

Еще об одном тактическом приеме противника рассказал спецкор, а именно о выброске парашютных десантов. Ранее они применяли их в наступлении, но потом, потерпев поражение, как правило, отказались от них. А вот сейчас пытаются забрасывать парашютистов в населенные пункты, окруженные нашими частями. Например, на один из полков дивизии Родимцева "свалилось" более ста десантников. Однако десант был полностью уничтожен: одни парашютисты были расстреляны еще в воздухе, другие взяты в плен.

С первых же дней нашего наступления хорошо проявил себя Михаил Розенфельд. Он прочно засел на передовой. Это видно из его корреспонденции:

"Бой сейчас происходит невдалеке от станции, и мы находимся в ста метрах от последних фашистских укреплений. Сквозь выстрелы ясно слышатся пронзительные голоса немцев..."

Эту корреспонденцию Розенфельд отправил 15 мая, а вслед за ней и письмо родным, помеченное этим же числом, но с письмом я ознакомился уже после войны. Вот оно:

"Началось большое наступление на Харьковском направлении. Все время разъезжаю, все время в степях под открытым небом. Вчера во время жестокого боя я отправился в самое горячее место и был от немцев в 120 метрах, не дальше и не ближе... Я был так близко, что мы им в рупор кричали:

- Эргиб дих - сдавайтесь, так вашу так!..

Настроение очень хорошее - ведь мы наступаем, а это для нас лучший праздник.

Кончаю писать. В 4 часа утра выезжаю на передовые".

* * *

С важной статьей "О партизанской борьбе" в этом номере выступил Михаил Иванович Калинин. Особое впечатление производят строки о новом этапе партизанской войны: "Помощь партизан Красной Армии в ее борьбе с немцами огромна, и удары партизанских отрядов по фашистам приобретают все большее значение в стратегии войны... Тесно взаимодействуя с армией, партизаны тем самым не только усиливают свои удары по врагу, но и предпринимают более обширные и тактически сложные операции... Недаром... наряду с директивами регулярным частям Красной Армии даются боевые задания партизанам".

Заказали мы статью Михаилу Ивановичу третьего дня. Прислал он ее в редакцию вчера днем, а под вечер с версткой статьи я отправился в Кремль. Калинин, как всегда в таких случаях, сразу же принял меня и тут же, при мне, стал читать верстку. Внес несколько небольших поправок, согласился с нашими, тоже небольшими поправками, подписал верстку и в обычном шутливом тоне спросил: "Ну как, подойдет, понравилась?" Обычно и я, как уже рассказывал, в тон ему отвечал: "Михаил Иванович, если бы не понравилась, разве я принес бы вам верстку?" Но на сей раз я молча большими буквами красным карандашом написал: "В печать. На вторую полосу, на самом верху". Михаил Иванович увидел эту надпись и рассмеялся. Он понял, что это был ответ на его вопрос.

* * *

Партизанская война вызывала огромный интерес у фронтовиков, и, естественно, как ни тесно было на газетных полосах, место для материалов о боевых действиях партизан всегда находили. Вот и сегодня получена статья первого секретаря ЦК партии Белоруссии П. К. Пономаренко "Белоруссия борется". И в его статье говорится, что "партизанское движение поднялось на высшую ступень". Отрадный факт: четыре района Белоруссии полностью очищены от немцев, там восстановлена Советская власть. О размахе партизанской борьбы свидетельствуют и признания врага. В приказе командования танковой группы № 415/42, который приведен в статье, записано, что все мероприятия по захвату и уничтожению партизанских отрядов не давали результатов. И это не единичный документ. Любопытно, что приказов о борьбе с партизанами гитлеровское командование отдавало немало, но некоторые из них попадали в руки партизан еще до того, как они становились известны тем, кому предназначались. Каким образом это происходило? "Об этом говорить теперь, конечно, не стоит", вполне резонно замечает автор.

И еще одна публикация в эти дни - клятва ленинградских партизан. Она была опубликована в первомайском номере партизанской газеты "Народный мститель" и через линию фронта переслана в нашу редакцию.

Не было единой для всех партизан клятвы, как, скажем, воинской присяги. В каждом отряде принимали свою клятву. А клятва ленинградских партизан была такой: "Я клянусь, что умру в жестоком бою с врагом, но не отдам тебя, родной Ленинград, на поругание фашизму..." Есть в ней и такие слова: "Если же по своему малодушию, трусости предам интересы трудящихся города Ленина и моей Отчизны, да будет тогда возмездием за это всеобщая ненависть и презрение народа, проклятие моих родных и позорная смерть от руки товарищей". Чем-то схожа эта клятва с воинской присягой, еще более суровой и бескомпромиссной!

* * *

Алексей Сурков одарил нас - именно одарил! - прекрасной балладой "Песня о слепом баянисте", занявшей в сегодняшнем номере почти три колонки. Она посвящена Михаилу Попову, слепому баянисту одной из бригад, сражавшейся за, рекой Нарой в Подмосковье.

Пришел парнишечка чудной

В наш неуютный стан.

Тяжелый ящик за спиной,

В том ящике баян...

Сосновой палкой впереди

Нащупывает путь.

Зовет и просит: - Проводи

К бойцам куда-нибудь...

Быть может, песенка моя

Придется ко двору.

А если надо будет - я

Со зрячими умру.

И комиссар сказал писарю: "Впиши товарища в приказ". Так зачислен был баянист в первый стрелковый взвод. Поднимаясь спозаранку, слепой парнишка ходит по землянкам, играет на баяне.

Над прибережной кручей

На ветлах - воронье.

Баян ты мой певучий,

Оружие мое!

У края жизни смело

Лады баяна тронь,

И кажется, - запела

Далекая гармонь.

Мила она, как вести

О дальней стороне,

Как вести о невесте,

О друге, о жене.

И кажется - в небесной