Прямой наводкой по врагу - Исаак Кобылянский

Но однажды, незадолго до конца февраля, вместе с поваром на НП появился чем-то сильно озабоченный помстаршины Немухин. На мой вопрос, что привело его на передовую, он рассказал о том, что накануне вечером старшина Шкаленков уехал на родину с выпиской приказа о демобилизации по возрасту и состоянию здоровья. Ему хватило двух недель для внеочередного оформления множества исходных документов и справок, без которых Москва не включила бы его в групповой приказ о внеочередной демобилизации. Алексей продолжил:

«Всю срочную операцию по оформлению бумаг выполнили начальник строевой части полка и командир полковой санроты. Каждый получил авансом по канистре рома и канистре спирта, которыми надо было делиться с дивизионными начальниками, чтобы бумаги продвигались быстро. Приказом командира полка меня назначили старшиной батареи. Рома у нас осталось меньше половины канистры, спирта побольше. Какое будет ваше указание?»

С того дня прошло без малого 60 лет, но я точно помню, что первой моей реакцией на услышанное было возмущение тем, что судьбу моего подчиненного решили с нарушением устава — не спросив согласия его непосредственного начальника. До чего же наивным был тогда этот двадцатидвухлетний гвардии лейтенант!

Мое указание Немухину состояло в следующем. Ром и спирт хранить как зеницу ока. Ром расходовать только для офицеров на передовой по сокращенной норме — одна фляжка на двое суток. На следующие двое суток вместо рома привозить на НП фляжку спирта. Командиру взвода боепитания, Немухину и его еще не названному заместителю — фляжка спирта на каждые двое суток. Я был уверен, что добросовестный и исполнительный Немухин будет строго соблюдать мои указания. Так оно и случилось. Правда, через неделю нас отвели на отдых и пополнение перед штурмом Кенигсберга. Поскольку теперь все мы были в тылу, я решил уравнять нормы расхода спирта для всех «избранных», а мизерные остатки рома сохранить на более трудные дни.

Штурм Кенигсберга начался 6 апреля .1945 года, и доставка рома на передовую возобновилась по полной норме. А последнюю фляжку рома мы опустошили перед рассветом 10 апреля вместе с Николаем Сонным, командиром штурмового отряда, в который входила моя батарея. Победу в ночном бою мы «обмыли» достойно.

* * *

Были у нас в Восточной Пруссии и другие полезные трофеи, среди них полсотни плиток шоколада и сотня кубинских сигар. Увы, ничего интересного о том, как их добыли и как попользовались, вспомнить не могу.

Глава 20. На досуге

В периоды, когда дивизию на несколько недель отводили от передовой для пополнения и подготовки к очередным операциям, у нас всегда оставалось довольно много времени, свободного от учений. Каждый заполнял его на свой манер: кто-то писал письмо родным, другой в который раз перечитывал полученные письма, третий отсыпался, четвертый, дымя самокруткой, беседовал с приятелем. Но многих из нас время от времени тянуло к коллективному общению, к развлечениям, к какому-нибудь культурному досугу. Чаще всего вид развлечения определялся случайными обстоятельствами, никто его не организовывал. Он был, так сказать, самодеятельным.

«Самодеятельный» культурный досуг

Самой распространенной формой самодеятельного досуга были у нас солдатские байки, или, попросту, треп. Лишь два-три батарейца обладали талантом краснобайства, и к ним часто обращались с просьбой развлечь народ, рассказать что-нибудь интересное.

Большим специалистом увлекать молодых слушателей рассказами о победах на «женском фронте» был тридцатилетний кадровый сверхсрочник, помкомвзвода управления Яков Варущенко. До войны он служил где-то на Дальнем Востоке в должности заведующего местным гарнизонным клубом и по совместительству был руководителем школы «западных» танцев. Обладая неплохими внешними данными и большим опытом покорения женских сердец, Яков, по его словам, запросто увлекал тоскующих от безделья и однообразия гарнизонной жизни офицерских жен. Все его рассказы завершались одинаково: «...а потом мы выпили, закусили, и я ее у...»

Добродушный тридцатилетний командир орудия Вася Пантелеев тоже делился с нами своими холостяцкими похождениями, но самое большое удовольствие мы получали, когда он читал вслух лирические стихи полузапрещенного в те годы Сергея Есенина. Василий знал на память десятки стихотворений поэта и читал их с душой, слегка нараспев. Впечатление от есенинской лирики было сильнейшее, и в эти минуты вокруг Василия царила полная тишина.

Ранней весной 1945 года, когда нас отвели для подготовки к штурму Кенигсберга, несколько раз в центре внимания группы офицеров-артиллеристов был автор этих строк. Своим неожиданным успехом я был обязан случайной находке, которую недавно сделал в Литве, — небольшого формата книжонке под названием «1200 анекдотов», изданной в конце 20-х годов в Латвии на русском языке. Память у меня была хорошая, и я вечерами увеселял приятелей десятками анекдотов.

Но самым приятным и самым коллективным видом нашего досуга были песенные вечера. Главными заводилами этих самодеятельных праздников были большие знатоки народных песен лейтенант Григорий Бречко и рядовой Иван Маслов. Обладая хорошими голосами, они по очереди запевали: Григорий — украинские, а Иван — русские песни. Всегда вдвоем и очень проникновенно вторили им старейший огневик, сорокалетний Петр Жигур, называвший всех солдат «сынками», и мой друг Ваня Камчатный. Стоило этим четверым встретиться в подходящую минуту, сразу затягивали песню, сначала совсем тихо, вроде бы только для себя, но постепенно их голоса крепчали и становились слышными на всей территории, где располагалась батарея. Начиная с этого момента, вокруг поющих постепенно собирался народ. Многие подпевали, и песни звучали мощнее, другие мурлыкали или просто слушали. Лица собравшихся светлели, а некоторые, расчувствовавшись, даже закрывали глаза. Это было пение от души и для души.

Благодаря Маслову и Бречко, память которых хранила десятки народных песен, наши импровизированные концерты иногда продолжались более полутора часов, включая короткую паузу для перекура. Для иллюстрации богатства нашего репертуара назову лишь несколько песен: «Ой да ты калинушка», «Славное море священный Байкал», «Ой при лужку, при луне», «Во кузнице», «Реве та стогне Днтр широкий», «Розпрягайте, хлопцi, коней», «Ой у лузi, та ще и при березi», «Повiй, вiтре, на Вкраiну»,»Iхали козаки iз Дону до дому».

Были у нас и солисты. Очень живой, всегда веселый двадцатилетний казах Ертай Каргабаев чистым дискантом очень точно, со всеми руладами исполнял оперные арии из репертуара знаменитой в те годы казахской певицы, народной артистки СССР Куляш Байсеитовой. Всем батарейцам полюбились также простые, но очень ритмичные татарские мелодии в исполнении ездового Рахматуллаева.