Замок на песке. Колокол - Мердок Айрис

– О, дорогой мой, – сказал Эвви, – как я рад, что вы уже здесь. Да, да, я видел столовую. Хензман постарался на славу. Я был бы рад увидеть его во время шерри. Он сказал, что сначала должен встретиться со скаутами, но потом постарается прийти.

– Боюсь, скауты его не отпустят, – пробормотал Мор. Он был слишком встревожен, чтобы порадоваться маленькой шутке Хензмана.

– Как жаль! – расстроился Эвви. – А мне хотелось узнать его мнение о вине. Испанское, да будет вам известно! – продекламировал Эвви, будто жуир в каком-то французском водевиле. – Скаредность есть грех. Кстати, первая моя проповедь в новом учебном году будет именно на эту тему, и я уже готовлюсь. Надеюсь, попечители не обвинят нас в неумеренных тратах.

– Ну что вы, они будут в восторге, – усмехнулся Мор. «Легкомысленный старый сибарит», – добавил он про себя. Демойт в свое время воевал с Правлением, и совершенно справедливо.

– Ведь это в своем роде исключительный повод, – говорил Эвви. – Как вы думаете, не попробовать ли нам хереса, всего глоток, прежде чем появятся гости. Надо признаться, я немного волнуюсь. «Я не привык к публичным выступлениям» сказано будто бы обо мне, хотя проповеди – это несколько иное, и мысль о неизбежности выступления портит удовольствие от предвкушения обеда. Кстати, Билл, я рад, что ваша жена согласилась произнести речь, весьма любезно с ее стороны. По сути, она была моей последней надеждой. Я обращался с просьбой ко многим, прежде чем вспомнил о ней.

Мор про себя отметил этот образец такта.

– Я тоже рад. Это доставит ей удовольствие. – Пустые, ничего не значащие слова. То будущее, в котором Нэн предстоит наслаждаться плодами своего героизма, ему уже не принадлежит.

Открылась дверь, и вошел сэр Леопольд Тенсли-Уильямс, тот самый, которого Хензман так язвительно окрестил «сэр Какой-то», а за ним Бладуард и еще два преподавателя. Эвви, который только что взял с подноса бокал, повернулся с приветственным возгласом – в одной руке у него покачивался бокал, а второй он помахивал, не зная, то ли пожать руку сэру Леопольду, то ли предложить ему выпить. И тут не кто иной, как дворецкий, одним корректным наклоном головы направил ход событий по надлежащему руслу.

Мор отошел на несколько шагов в обществе Пруэтта, с удовольствием обнаружив у себя в руке бокал. Пруэтта в вечернем костюме тоже было не узнать. Они обменялись какими-то репликами. Он кратко ответил на вопрос о Доне. Гостей становилось все больше. Мор и Пруэтт со стороны наблюдали за происходящим. Обратил на себя внимание вечерний костюм Бладуарда, который сидел идеально, неожиданно превратив его в щеголеватого красавца. Казалось, он только в таких костюмах и ходит, будто какой-нибудь член правления, а не скромный представитель учительской братии. Сейчас он оживленно беседовал с несколькими чиновниками, среди которых у него, кажется, было несколько хороших знакомых.

– Итонцам везде дорога, – заметил Пруэтт. Сам он окончил куда более скромный колледж.

– Вы ошибаетесь, – возразил Мор. – Они просто принимают его за какую-то знаменитость. И, в сущности, они правы.

– Что неприятно, – добавил Пруэтт, – так это видеть, как Эвви унижается перед этими чванливыми господами. Надо бы понимать, что они гораздо ниже его.

Вошла Нэн. При виде жены Мор почувствовал то самое удивление, которое всегда испытывал, когда видел ее в многолюдном праздничном обществе. На ней было сильно декольтированное черное шифоновое платье с очень широкой юбкой и чем-то вроде турнюра сзади. На плечи она накинула легкий желтый газовый шарф, расшитый золотистыми нитями. В ушах у нее сверкали серьги, купленные у Тима Берка, не совсем подходящие к этому платью. Очень открытая красивая грудь была округлой и гладкой, как мрамор. Волосы в стиле начала века обрамляли лицо, обрисовывая хорошую форму головы и подчеркивая изящество шеи. Она беспокойным взглядом обводила комнату. И наконец отыскала мужа.

Тут же следом за ней вошла миссис Пруэтт, рослая крупная дама, широколицая, с большими руками. На ней было кружевное платье кофейного цвета на чехле того же цвета, отороченное поверху каймой. Эта кайма пересекала ее внушительный фасад с запада на восток зубчатой линией, ниже которой вырисовывались контуры обширного бюста, а над ним возвышалась обнаженная шея, загорелая до темно-красного цвета. Руки без всяких следов загара были несколько полноваты, что еще больше подчеркивалось короткими пышными рукавчиками. Она искала мистера Пруэтта. Увидев, с радостными возгласами поспешила к нему. Пруэтт, судя по всему, тоже обрадовался, увидев супругу. Он начал отпускать комплименты насчет ее внешности. С непонятным чувством досады Мор повернулся к Нэн. Ее как раз представляли сэру Леопольду, и она старалась казаться как можно более скромной и милой. Мор почувствовал себя неуклюжим и абсолютно здесь лишним.

И тут вошли Рейн и Демойт. Приветственный хор голосов встретил их, и они тут же оказались в окружении гостей. Сэр Леопольд, исконный враг Демойта, к ним не присоединился, продолжая беседовать с Нэн и не спуская глаз с того места, где декольте не столько обнаруживало, сколько лишь намекало заманчиво на ложбинку между грудями. Мор чуть отступил, чтобы, находясь вне поля зрения Нэн, наблюдать за новоприбывшими.

Демойт выглядел великолепно. Вечерний костюм сидел на нем как влитой, напоминая военный мундир, и он встретил своих врагов крахмальной манишкой, твердой как сталь. Он воинственно поглядывал на собравшихся, а на губах его уже дрожало презрение. Рейн рядом с ним казалась совсем крохотной. Она надела длинное белое льняное платье в синих цветочках, оконтуренных черной линией. Две нитки черных бус делали ее шею длиннее, а голову меньше. Волосы у нее были слегка растрепаны. Она походила на юного актера. Мор почувствовал, как сердце сжалось от пронзительной нежности. Он глядел туда, где стояли они, и его любовь обнимала их обоих – старика и девушку.

Один из членов правления заговорил с Рейн, загородив дорогу Эвви, который тоже пытался пробиться к ней. Демойт беседовал с Бладуардом, всячески стараясь намекнуть, что учитель рисования один из немногих людей в этой комнате, с кем можно общаться без неприязни. Сэр Леопольд по-прежнему ворковал с Нэн. Нэн чуть повернулась, чтобы видеть Мора. Мор глядел в пространство. Ему не давало покоя желание отыскать, специально для беседы с сэром Леопольдом, тот особый тон, в котором нескрываемое высокомерие сочеталось бы с безукоризненной вежливостью.

Огласили начало обеда. Эвви, конечно же, не продумал заранее, кому за кем идти. Поэтому возникла хоть и куртуазная, но все же самая неподдельная толкотня в дверях. Дам пропускали вперед. Кроме Рейн, Нэн и миссис Пруэтт приглашена была еще миссис Кингсли, жена одного из членов правления, прибывшая позже всех и оказавшаяся самой пожилой из присутствующих дам. Эвви теперь раскланивался перед Рейн, желая пропустить ее вперед, в то время как Рейн хотела уступить дорогу миссис Кингсли. Сначала все говорили одновременно, потом вдруг замолчали. В итоге сэр Леопольд прошел первым, держа под руки миссис Кингсли и Нэн. Эвви последовал за ними с миссис Пруэтт и Рейн. Затем вошли Демойт и Бладуард, а потом шумной толпой и все остальные.

К счастью, места за столом были строго обозначены, так что замешательство не повторилось. Почетное место находилось в голове стола, напротив картины. Здесь сел Эвви, слева от него Рейн, справа миссис Кингсли. Демойт поместился возле Рейн, а возле Демойта – сэр Леопольд. Нэн выпало сидеть рядом с ним. Прочие члены правления расселись по мере удаления от миссис Кингсли, а миссис Пруэтт села на другом конце стола, рядом с Бладуардом, с которым, к всеобщему удивлению, у нее оказались отношения самые что ни на есть дружеские. Остальные гости заняли места вдоль той стороны стола, которая была ближе к камину. Мору досталось место напротив сэра Леопольда и обеих женщин – Нэн сидела слева, а Рейн справа. Подали рыбу и к ней белое вино. Мор надеялся, что Хензман уже вкратце сообщил Эвви о количестве и о качестве вина. Ему вдруг ужасно захотелось выпить, и на какое-то мгновение он пожалел, что находится сейчас не в компании Хензмана и его гитары.