Замок на песке. Колокол - Мердок Айрис

Он простер к ней руки. Она склонилась и крепко сжала их. И так они и стояли какую-то секунду. Но пожатие рук их не утешило. Они оба это почувствовали. Рейн забрала свою руку.

– Ты любишь меня? – Он снизу смотрел на нее. – Если нет, то скажи, не терзай.

– Я люблю тебя, люблю. Но какой в этом смысл? Может, это все и в самом деле произошло… из-за отца…

Она положила палитру на колени и потерла лицо обеими руками. Следы красной и голубой краски остались у нее на щеках и на лбу.

– Рейн, ради бога, не надо. Я тебя не отпущу, я не позволю. Ничего ведь не случилось сегодня вечером. Мы любим друг друга по-прежнему. Моя жена сказала глупость. Верь только мне.

– Мор, Мор, – чуть не плача, сказала Рейн. – Если бы ты только знал. Ты стал для меня всем. Целым миром. Но теперь я вижу, что ты просто увлек меня… вот я и увлеклась. Решила, что все так просто – ты уходишь от жены, которую больше не любишь и которая больше не любит тебя. Но все оказалось гораздо сложнее. Из-за меня может разрушиться слишком много вещей.

– Если ты любишь меня…

– Это слово нам больше не поможет.

– Давай забудем то, что сегодня случилось.

– Мой дорогой… мой дорогой, – и с глазами, полными слез, она вновь повернулась к картине.

– Забудем…

– Мой дорогой…

Вот и все. Мор отступил от стремянки. Он не мог произнести ни слова. Но потом сделал над собой усилие.

– Я не верю, что все кончено. Мы ведь еще поговорим?

Рейн не ответила. Она взяла палитру и начала смешивать краски, хотя слезы мешали ей. Мор пошел к двери. Он сказал:

– Тебе не надо сейчас этим заниматься. Тебе нужно отдохнуть. Хочешь, я тебя подвезу?

Но она покачала головой.

– Нет. Я должна закончить. Переписать голову. Я наконец поняла, что надо делать. Мне надо работать. А ты иди.

Но он не мог сделать ни шагу. Что-то ему подсказывало: если сейчас уйдет, то больше никогда ее не увидит. А это же невозможно. Они увидятся завтра. И поговорят. Он убедит ее в своей правоте. Иначе и быть не может.

– Мы оба сейчас слишком устали. Поговорим завтра.

– Да, да. Пожалуйста, иди, мне надо работать. Будь добр, иди.

Мор стоял, глядя на нее. Она вновь взялась за работу, смахивая слезы.

– Рейн…

Она не ответила.

– Завтра, – произнес он.

– Да… да…

Она продолжала писать. Мор еще постоял немного и вышел, прикрыв за собой дверь.

Глава 20

Мор проснулся. Было прохладно. Приподнявшись, глянул в окно. Тусклый, белесый свет. Еще очень рано. Можно еще поспать. Он лег, и тут, подобно удару, в его сознание ворвались события минувшего вечера. Он сел и закрыл лицо руками, словно удерживая рвущийся наружу отчаянный крик. Рейн. Он должен ее увидеть, как можно скорее, сразу после завтрака, даже раньше. Вчера она была в отчаянии. А он слишком много выпил и не понял, что ей лучше побыть одной. Он посмотрел на часы. Без десяти шесть. Снова откинулся на подушку. Придется подождать еще несколько часов. Затем понял, что не может лежать. Это мучительно… надо что-то делать. Он встал и, натыкаясь на предметы, стал искать свою одежду. Голова раскалывалась от боли.

Что же делать? Рейн могла работать всю ночь и, может быть, и сейчас еще там, в учительской столовой. Но это предположение тут же показалось ему нелепым. Он сидел на краю постели. Стрелки доползли до пяти минут седьмого. Время открывалось под ним, как зловещая, наполненная удушающим воздухом бездна. Что же он ждал так долго? Он встал и начал ходить по комнате, старясь ступать как можно тише. Пришла мысль о жене.

И тут что-то вспомнилось ему, нечто из прошлой ночи, поглощенное наплывом событий. Держа туфли в руках, он спустился по лестнице и прошел в столовую к своему письменному столу. Там он на днях оставил два черновика писем, одно было для Нэн, другое – для Тима; в этих письмах он сообщал о своем решении. Конверты по-прежнему лежали в столе, но Мор сразу догадался, что их кто-то трогал. Он какое-то время смотрел на ящик. Нэн нашла их. И теперь понятно, почему она так поспешно рассталась со своими прежними убеждениями.

Мор задвинул ящик и присел на стул. В доме было прохладно и тихо, стояло похожее на смерть безмолвие раннего утра. Все тело его ныло, будто от многочисленных ран. Несколько минут он прислушивался, но вокруг царила тишина. Потом решил, что ему надо идти к шоссе. Он вышел в коридор. Перед входной дверью надел туфли, накинул плащ и вышел, осторожно прикрыв дверь.

Утро встретило его бесцветностью и неподвижностью. Он припомнил тот день, когда Нэн так неожиданно вернулась, как он тогда шел, в такое же вот утро; и чувство катастрофы стало вдруг настолько сильным, что он до боли сжал свою руку. Сегодня дождя не было, но белесое небо, полностью затянутое облаками, казалось слепым. И вот он подошел к шоссе. Что же дальше делать? Мимо проехала машина. Надо идти на Подворье и ждать, пока там проснутся. Надо быть поближе к тому месту, где находится Рейн, иначе от боли разорвется сердце.

Тут он вспомнил, что нет велосипеда. Вчера ночью он в забытьи дошел до дома пешком. Он зашел в ворота школы, гравий захрустел у него под ногами. Велосипед лежал там, где он его вчера бросил. «Райли» уже не было. Он поехал к воротам. Можно было не торопиться. Там, на Подворье, наверняка еще спят. Он поднялся по холму, а потом свернул на одну из проселочных дорог, которая проходила мимо его дома и терялась среди полей. Он чувствовал, что ему нужно побыть на открытом пространстве, чтобы собраться с мыслями.

Выехав на дорогу, он увидел, что навстречу идет какой-то человек. Как будто знакомый. Ну да, это же цыган. Мору тут же стало не по себе. Цыган шел, неся на плече котомку. Наверное, к шоссе. И не смотрел в его сторону, хотя наверняка заметил, не мог не заметить. А действительно ли он глухой? Цыган прошел мимо и через несколько мгновений растворился в тумане.

Мор прошел мимо своего дома. И вдруг понял – надо торопиться. Как он мог вообще оставить Рейн одну прошлой ночью? Вот уже и тропа, ведущая через поля. Он быстро сел на велосипед и поехал по полю, а утренний воздух мало-помалу нагревался, и за плотным слоем облаков постепенно копилось что-то сияющее, это солнце поднималось все выше на небосклон.

Подворье, кажется, еще спало. Он поехал вдоль стены и свернул на дорогу. Окно Демойтовой спальни было глухо занавешено шторами, словно навсегда закрывшийся мертвый глаз. Он толкнул дверь. Она оказалась заперта. Посмотрел на часы. Половина седьмого. Рейн наверняка спит. Ну конечно, она ведь так устала после вчерашних волнений. Если бы только его впустили в дом, он лег бы около ее дверей.

Он пошел вокруг дома. Его тянуло посмотреть на ее окно. На мокрой от росы траве ясно отпечатывались его следы. Он прошел через лужайку и посмотрел на угловые окна. И здесь занавешены. Дом спал. Значит, надо ждать. Сейчас, оказавшись так близко от нее, он чувствовал себя счастливым. Все будет хорошо. Наконец-то он стал сильным, сильным и непобедимым. Он стоял, закинув голову, глядя в небо, где в облаках открылся клочок голубого неба. Дул ветер. Он поплотнее запахнул пальто. Лечь бы на траву, но не хотелось вымокнуть в росе.

Так прошло еще несколько минут. Чтобы согреться, он немного прошелся, сунув захолодевшие руки в карманы. И тут уловил какое-то движение в окнах. В одном из окон библиотеки стояла мисс Хандфорт и смотрела на него. Стояла очень прямо и неподвижно. Словно статуя. Он в ответ смотрел на нее. Ему казалось, что они глядят друг на друга из разных миров.

Потом Ханди подняла раму. И стоя все так же прямо, громким, отчетливым голосом произнесла: «Она уехала!»

Мор посмотрел на траву, на росу, на отпечатки своих ног. Наклонив голову, очень быстро пошел к дверям. Двери уже были открыты, и он вошел в холл. Ханди стояла на ступеньках.

– Демойт еще спит? – спросил он.

– Он в библиотеке, – ответила она и ушла на кухню.

Мор очень медленно пошел наверх. Он с усилием волочил ноги. Отворил дверь библиотеки и увидел Демойта, сидящего за круглым столиком возле окна. Он был в халате. Шторы были открыты, и утренний свет, теплеющий, все более яркий, наполнял комнату.