Фаранг - Евгений Шепельский

Я попытался несколько раз заговорить с генералом, но тот постоянно пресекал меня окриками. Служака, что ты будешь делать — умный, но негибкий. Даже мои высокопарные слова о «деле жизни и смерти» не подействовали. Видимо, принцесса дала ему приказ не вступать со мной в разговор.

Меня привели в кузню, где сразу трое работников бабахали молотами, плющили раскаленный металл, готовили подковы, мечи, оголовки стрел. Пятеро подмастерьев раскачивали меха, бросали уголь в три больших горна. Жар углей вытягивал кислород, я словно оказался в финской сауне.

Болгат огляделся и, громогласно выбранившись, молвил угрюмо:

— Духотища… Я сейчас высохну… Где Донко?

Кто-то из кузнецов, оторвавшись от работы, заговорил. Выяснилось, что Донко, умевший заклепывать кандалы, внезапно слег с некой хворью. Сейчас, мол, подойдет Рибент из дворцовых казематов, он уж точно умеет. Рибент — не слишком плотный и, в целом, не особо похожий на кузнеца явился спустя десять минут томительного ожидания. Глаза его бегали, он слишком плохо скрывал возбуждение и страх. Болгат мазнул по нему желчным взглядом, но, очевидно, выбирать не приходилось, и он кинул ему кандалы, указав на меня:

— Работай, тюремная крыса. И быстро! Кеми Орнела ждет! А я схожу промочить горло.

Рибент принялся за дело, но прежде чем он за него принялся, я успел ловко перекинуть кошель за пазуху. Вслед за Болгатом и солдаты вышли подышать, кузня все равно имела лишь один вход-выход, мне некуда было деться.

Руки тюремного кузнеца слушались плохо. Дрожали его руки, иначе говоря. Он заковал мои лодыжки и кисти, соединив ноги и руки общей цепью. Я стал похож на американского зэка, только оранжевой робы не хватало. Вдобавок — с меня успело испариться не меньше литра воды. Не представляю, как люди работают в кузнях, или на заводах, где плавят сталь.

Рибент отложил молот, нагнулся проверить заклепки, шепнул:

— Порвешь в два рывка. — И громко: — Забирайте падаль!

Болгат вернулся (его нос, похожий на картофельный клубень, изрядно покраснел) и с хмыканьем воззрился на меня.

— Селедка копченая, перемотанная!

И меня повели переходами дворца. Выглядело это так: шаг за шагом топает малыш. Топает — и вполголоса матерится. На широкой мраморной лестнице я сделал еще одну попытку заговорить, но Болгат, круто развернувшись, тюкнул меня в челюсть — не слишком чувствительно.

— Рот — на замок. Еще словечко — выбью зубы и… Молчать, кхм, кхм…

«Дзынь-дзынь-шпок!» — вот такие звуки я издавал, молясь о том, чтобы преждевременно не порвать кандалы. По сторонам практически не глазел — ощущал себя так, будто несусь по какой-то белой трубе, как выпущенная из арбалета стрела. Несся я к заданной предопределенности и не мог ее избежать. Ощущение скорой гибели сотен людей давило на плечи. Я послужу спусковым крючком сегодняшней кровавой акции, если…

Крэнк, нет, лучше сигануть в окно! Да только не поможет — у меня, мать ее, регенерация!

Ладно, убивать Сегретто я не стану — это понятно. А если не убью — маги не решатся на переворот. Откуда же эта давящая страшная предопределенность?

Я-Джорек знал во дворце каждую комнату, каждую ступеньку.

Череда переходов, некоторые я видел ранее воочию, удивленные взгляды придворных — их во дворце было немного, они словно чувствовали, что готовится нехорошее — и мы у двустворчатых дверей. Болгат толкнул их, обернулся ко мне:

— Принцесса Орнела. Будь с нею вежлив, щегол. Впрочем, тебе это уже не поможет. А я пойду заканчивать то, что ты наворотил в Сумрачье… Стылая бездна! Стылая бездна!

Дзынь-дзынь-шпок!

38

К чему он клонит? Уже не поможет — то есть судьба моя предрешена? И отбрехаться… черт, в моем случае — доказать, что говорю правду, не получится?

Меня втолкнули в проем, захлопнули двери. Как и при встрече с магами — солдаты остались снаружи. Так, видимо, велела Орнела.

Я оказался в небольшом помещении, похожем на гостиную. С креслами, столиками, чем-то вроде оттоманки для непринужденных бесед за рюмками ликера. Стены декорированы голубовато-белой плиткой, потолок высокий, расписанный яркими буколическими картинками: пастухи, коровки, изумрудные поля и ярко-оранжевое солнце.

Все, что потеряла Корналия с приходом Сумрачья.

Миниатюрная фигурка принцессы застыла у окна, протянувшегося от пола до потолка, за ее плечом находилось возвышение с троном — мягкая лазурная обивка, массивные звериные лапы с выставленными когтями, навес с золочеными кисточками. По бокам от трона на багряных драпировках — щиты с оружием, шпагами, мечами, кинжалами.

Малый приемный зал, подсказал Джорек, здесь принцесса проводит неофициальные приемы. Я вздрогнул. Что, неужто и тут побывал, бедокур ушастый? Или же люди Кронгайма знакомили с планом дворца, а часть комнат я все-таки видел, когда побывал тут впервые с намерением прикончить принцессу?

Орнела не обернулась, смотрела в раскрытое окно, ограниченное до пояса кованой решеткой — грустная девушка с длинными русыми волосами, одетая неброско, в серенькие брючки и свободную белую блузу. Никаких знаков царского дома вроде короны или ожерелья я не углядел, только на указательном пальце тускло сверкал перстень с рубином.

Я помедлил, затем набрался наглости и приблизился — дзынь-дзынь-шпок!

Она бросила на меня резкий взгляд:

— На колени можешь не становиться, Джорек!

Я увидел косой шрам на ее шее, увидел — и содрогнулся. Это была моя работа.

— М-м-м… — Это, как вы понимаете, промычал я-Тиха. Она круто развернулась, приблизилась на три шага и полоснула взглядом:

— Здесь, на месте, где я сейчас стою, ты убил моего младшего брата.

Я вновь не нашелся что сказать. Я впитывал ее запах — сладковато-пряный, проникающий до самого сердца. Если закрыть глаза, она виделась нежно-розовым лепестком, который хотелось сорвать губами…

Тот самый лепесток из моего сна!

Мне снилось будущее?

Вероятно, какой-то из его вариантов.

Но почему так будоражит ее запах? Я же не знал ее раньше! Нет, погоди, с ней виделся Джорек — пытался убить! Елки-палки, на пороге возможной смерти меня накрыла волна чувственности, замешанная на старых воспоминаниях Лиса!

Кеми Орнела смотрела со сдержанной яростью, видимо, долго ждала встречи, многое в душе накипело.

— Затем ты попытался убить меня… — ее голос дрогнул, — почти настиг смертельным ударом… на ступеньках этого трона! Но… ты помнишь, чем все закончилось.

Я? Да если бы!

Эта девушка давно повзрослела, а с иллюзиями, если судить по горькой складке у губ, распрощалась еще в возрасте подростка. Я вдруг с испугом понял, что мне не удастся ее убедить. И — вот это позабавило меня, действительно позабавило — я понял, что переживаю за нее, не за себя. Не удастся убедить — и Кеми Орнела погибнет. Маги и Кронгайм вряд ли оставят ее в живых.

Собравшись с духом, я сумел выдавить нечто членораздельное:

— Я не по… не помню…

Она решила, что я испуган, — и усмехнулась тонкими губами. Ее глаза были похожи на осколки голубого льда. Лицо, в общем, было под стать одеянию — не красавица, в толпе и не заметишь. Самая малость косметики там и тут… Миниатюрная, ростом мне по грудь, в самый раз — для Тихи Громова! Да и возраст подходящий — еще нет тридцати. Блин, чертовы гормоны — ну вот куда они меня тащат на пороге смерти? Похотливый дурак! Или в моих душе и теле — не только похоть? Нет, не только. Странные чувства… Джорек, безусловно, вожделел Орнелу перед убийством. А я-Тиха — ощущал духовную сторону ее красоты. Смешались в кучу кони, люди. Теперь бы разобраться в своих эмоциях, да только хрен там — мою участь принцесса уже решила.

Она провела ладонью по шраму. Затем резко отвернулась и подошла к окну, оттуда как раз донесся жесткий командный голос. Я узнал бас префекта. Кеми оглянулась на меня. По ее лицу прошла волна отвращения и ярости.

— Останки моего отца сейчас сожгут во дворе. Ты убил его, избавил от чудовищных мук, за что я должна быть тебе благодарна. И свою кровь… я могу простить тебе свою кровь. Я много думала об этом и поняла — могу. Но мой брат… Его смерть я тебе не прощу.

Она сделала паузу, готовясь озвучить некое решение, которое давно вынашивала. Мое сердце упало в пятки. Мало я пережил в этом мире… Уж не хочет ли она приказать бросить меня в костер к своему папаньке? Не думаю, что регенерации удастся справиться с пламенем костра. Умру весело, так сказать, с огоньком!

Болгат громогласно раздавал команды. Запели трубы — печально и похоронно. Я произнес быстро, стараясь вкладывать в каждое слово максимум смысла и холодного, убедительного спокойствия: