Любовь срывает маски - Дебора Мартин

Но нет! Что за недостойное малодушие! Как она может хотя бы думать об этом! Это никак не соответствовало ее представлениям о святости брака и важности брачных клятв. Ведь, в конце концов, ее отец рисковал своим благополучием и положением в свете, когда заключил законный брак с ее матерью. Он женился на цыганке потому, что слишком любил и уважал ее, чтобы предложить что-либо иное.

Отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что Мэриан хотя бы задумалась о подобной возможности — принести в жертву свое достоинство и самоуважение — всего лишь из страха стать жертвой грубых мужланов. Ради своего отца она обязана устоять против соблазна и отказаться от предложения Гаретта, которое было сделано не по зову сердца, а единственно по желанию плоти.

Подумав так, она осмелилась взглянуть на графа, стоящего прямо перед ней. Даже усталый и раздраженный, он показался ей потрясающе красивым. И она должна была признаться, что существовали и другие, не менее важные причины, по которым она не должна была ему позволить соблазнить себя. Она никогда бы не смогла уступить ему, не отдавшись всецело не только телом, но и душой. А для него это была бы всего лишь небольшая интрижка. Если только она уступит ему, ее боль будет еще острее и мучительнее, чем если она просто его покинет. И теперь, более чем когда-либо раньше, она должна найти способ сбежать от него, или ей придется навсегда потерять собственную душу.

Тем временем Гаретт вышел из комнаты вместе с хозяином. Она безо всякой надежды оглядела помещение и временно отбросила мысли о побеге. Гаретт стоял прямо за дверью, до нее долетал его громкий голос, когда он своим обычным властным тоном отдавал распоряжения слугам.

Мэриан ждала в нетерпении, всем сердцем желая, чтобы их разговор, каким бы он ни был, уже остался позади. В полном смятении чувств она наблюдала за тенями от пламени в камине, извивающимися на противоположной стене. Тени танцевали необычный, завораживающий танец — темные отражения, словно из иного мира, повторяли танец огня. Эти лишенные света пальцы, казалось, дотягивались до нее, искушая, увлекая, притягивая…

Она резко отвернулась от извивающихся теней, которые, казалось, намекали на темные стороны всего яркого, светлого, манящего. Они слишком отчетливо напомнили ей о переплетающихся сейчас в ее душе противоречивых чувствах — неуверенности и смущения, огорчения, что ее поймали, и… как бы ей ни стыдно было в этом признаться, над всем этим господствовало чувство огромного облегчения оттого, что она снова рядом с ним.

Гаретт возвратился один, и сердце у нее замерло, а затем быстро забилось, словно испуганная птичка в клетке.

Он очень тихо прикрыл дверь и запер ее на задвижку. Скрежещущий звук металла наполнил ее душу тревожным, почти пугающим ощущением неотвратимости наступающей развязки. Как ни странно, но Мэриан в действительности нисколько не боялась графа. Она чувствовала: он никогда не причинит ей вреда. Но она панически боялась предстоящего разговора, так как своими искусными речами ему всегда удавалось опутать ее, установить какие-то новые рамки и ограничения.

В комнате повисла неловкая тишина. Граф внимательно изучал ее с ног до головы. От его пристального взгляда не могли ускользнуть ни травинки, прилипшие к плащу, ни следы грязи, ни разорванные завязки плаща. На его щеках отчетливо заиграли желваки, и девушка невольно вздрогнула в ожидании грозной отповеди.

— Я должен был бы убить его. Мне надо было убить их всех! — наконец произнес он с такой яростной ненавистью, что она невольно изумилась той выдержке и самообладанию, которые он проявлял все это время.

Мэриан поднялась с кресла и повернулась к нему.

— Но их было так много. Вы сами могли бы погибнуть, если бы попытались сделать это.

— А разве для вас это имеет какое-нибудь значение?

Эти слова, казалось, вырвались помимо его воли. Он шагнул к ней, не отрывая глаз от ее лица, а затем, сорвав резким движением свой плащ, бросил его на другое кресло, стоящее возле камина.

— Ведь вам было все равно, что я пережил, когда вы сбежали от меня? Так что же беспокоиться о том, умер бы я или остался жив?

Он резко отвернулся и с горькой печалью уставился в огонь, словно ему было нестерпимо больно смотреть на нее в ожидании ответа. Сердце Мэриан внезапно сжалось. Она вдруг увидела морщины, пролегшие в углах его губ, усталое, осунувшееся лицо и почувствовала нестерпимое желание утешить его, стереть эту горечь с его лица.

— Но я ни за что бы не хотела, чтобы вы погибли от рук этих негодяев, милорд. И я уверена, вы знаете об этом. Что бы вы обо мне ни думали, но я действительно искренне вам благодарна за…

— К черту! Мне не нужна ваша благодарность, — крикнул он так яростно, что она невольно вздрогнула и неосознанным движением еще сильнее запахнула на себе плащ. Он вновь обратил на нее свой пылающий взгляд. — Есть только один способ выразить мне вашу благодарность.

Она не посмела спросить его, что это за способ.

— Это не то, что вы подумали, — добавил он, увидев выражение ее лица и густой румянец, заливший щеки. — Хотя, Бог свидетель, я бы очень хотел этого. И то, что я сейчас хочу попросить у вас, вы должны мне за все те мучительные часы, которые я провел, воображая себе, в какую беду вы могли попасть. И за ту муку, которую испытал, когда увидел, что, к несчастью, оказался прав…

Он оборвал себя с тихим проклятием. Она, казалось, была не в состоянии посмотреть ему в глаза, так как ее мучило раскаяние, хотя она и убеждала себя, что ее вины в том нет и что раскаиваться должен он, так как именно он толкнул ее на побег. И все же…

— Так что же… что вы хотите от меня? — запинаясь, пробормотала она.

— Я хочу услышать вашу клятву. — Он коротко, сухо рассмеялся. — Я и не надеюсь, что это может что-то значить для цыганки, но вы как-то говорили мне, что вас воспитывали на других принципах. — Мэриан взглянула на него и по выражению его лица, освещенного сейчас пламенем камина, поняла, что он очень серьезно относится к своим словам. — Как дочь своего отца, человека благородного, поклянитесь, что никогда больше не воспользуетесь ни малейшей возможностью, чтобы сбежать от меня. Поклянитесь, что вы никогда не покинете Фолкхэм-хауз без моего разрешения.

У Мэриан упало сердце. Его требование ничуть не удивило ее, но она не могла дать ему такого обещания. Ведь побег был ее основной целью и надеждой, ибо если она останется…

— Поклянитесь, Мина! — почти прорычал граф, придвинувшись к ней так близко, что она могла прочитать отчаянную решимость в каждой черточке его сурового застывшего лица.

— Не могу, — прошептала она, и в ее сразу потемневших золотистых глазах отразилось явное сожаление.

Его руки сжались в кулаки, словно он с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на нее.

— Так, значит, вы предпочитаете рисковать, что вас изнасилуют или, еще того хуже, убьют какие-нибудь гнусные подонки вроде сегодняшних солдат, чем жить со мной?

— Нет! Вы знаете, что это не так! — воскликнула она. От рыданий у нее внезапно перехватило горло, ибо она больше не могла скрывать от самой себя тот очевидный факт, что, если бы не все эти трагические обстоятельства, она бы предпочла остаться с ним навсегда.

— Вы хотя бы отдаете себе отчет, что произошло бы сегодня ночью, не подоспей я вовремя?

Прежде чем она успела ответить, он потянулся и одним резким рывком дернул за завязки ее плаща. В мгновение ока плащ оказался на земле возле ее ног, а она потрясенно уставилась на него. Растерзанный лиф платья едва прикрывал соски ее обнаженной груди, и на белой коже отчетливо выступили багровые синяки. При виде столь явного свидетельства жестокости, с которой пришлось столкнуться девушке, в темных глазах Гаретта вспыхнула отчаянная, безудержная ярость.

Он легко дотронулся до одного из синяков.

— Это всего лишь слабый пример того, что бы они могли сделать с вами. И тем не менее вам все равно, вас это даже не волнует!

— Конечно, мне не все равно! Неужели вы думаете, что мне бы не хотелось путешествовать так, как мне нравится, без риска, что на меня могут напасть и надругаться подобные негодяи только из-за того, что я цыганка! Мне совсем не все равно, милорд, и, думаю, вам даже трудно понять, до какой степени меня это волнует!

— Тогда позвольте мне защищать вас, — произнес он так, словно это было решением проблемы. — Примите мое покровительство. Поклянитесь, что вы никогда меня не покинете. Клянитесь же!

— Я… я не могу, — повторила она чуть хрипло, пытаясь справиться с комком, застрявшим в горле. — По той же самой причине, которая заставила меня сегодня утром сбежать из Фолкхэм-хауза, я не могу пообещать вам не попытаться сделать это снова.

Он впился в нее взглядом в тщетной надежде обнаружить хоть какое-нибудь проявление слабости, заставившей бы ее сдаться. Освещенное дрожащим светом камина, его лицо показалось ей почти дьявольски пугающим и… прекрасным.