Сталинград - Энтони Бивор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Южнее Сталинграда единственным резервным соединением в тылу 6-го румынского корпуса была 29-я мотопехотная дивизия, однако 10 ноября ей приказали быстро выдвинуться в расположение 3-й румынской армии к поселку Перелазовский.[561] Этот поселок был центром сосредоточения 48-го танкового корпуса. Несмотря на предостережения генерала Гота, немецкое командование не восприняло всерьез угрозу, нависшую над южным флангом.
В первой половине ноября погода была неустойчивой. Это сильно затрудняло выдвижение советских соединений на исходные позиции. Вслед за ледяными дождями внезапно ударили сильные морозы. Многие части, собранные для операции «Уран» в спешке, не успели получить зимнее обмундирование. Не хватало не только рукавиц и шапок, но даже портянок, которые у красноармейцев были вместо носков.
7 ноября, когда 81-я кавалерийская дивизия из состава 4-го кавалерийского корпуса шла маршем по калмыцкой степи южнее Сталинграда, 14 человек, в основном узбеки и туркмены, не получившие теплого обмундирования, замерзли насмерть, «вследствие безответственного отношения командиров».[562] Офицеры ехали впереди, не ведая о том, что происходит у них за спиной. Замерзшие солдаты, не в силах удержаться в седле, падали с лошадей, а сержанты, не зная, что делать, просто укладывали их в повозки. Так они и умерли от переохлаждения. Не выдерживали и животные… Только в одном эскадроне от холода околели 35 лошадей.
Некоторые солдаты всеми силами пытались увильнуть от предстоящего сражения. В 93-й стрелковой дивизии во время выдвижения вперед произошло семь случаев самострела и были схвачены двое дезертиров. «В последующие несколько дней, – докладывало Щербакову политуправление Сталинградского фронта, – будут преданы суду другие предатели, в том числе член партии, который, находясь в карауле, прострелил себе левую руку».[563]
В Кремле обстановка становилась все более нервозной. Жукову пришлось доложить Сталину о том, что начало операции «Уран» придется перенести на десять дней, на 19 ноября. Трудности с транспортом, в первую очередь нехватка грузовиков, не позволили в полном объеме обеспечить горючим и боеприпасами ударные части. Сталин опасался, что немцы все-таки узнают о готовящейся операции и примут контрмеры, но вынужден был согласиться. Советский вождь потребовал, чтобы ему сообщали о малейших изменениях в расстановке сил 6-й армии. Затем, 11 ноября, Сталин вдруг озаботился тем, что не хватит самолетов и люфтваффе опять будет господствовать в воздухе. Однако в конце концов он успокоился. Жуков проработал свой план очень тщательно, и большевистский лидер чувствовал, что на этот раз он сможет взять реванш.
13 ноября Жуков и Василевский вылетели в Москву – им предстоял доклад у Сталина. «По тому, как он не спеша раскуривал трубку, – писал позже Жуков, – поглаживал усы и ни разу нас не перебил, было видно, что Сталин доволен».[564]
Разведке Красной армии впервые удалось скоординировать работу разных источников. Это была реальная возможность показать себя после всех предыдущих провалов, хотя происходили они не в последнюю очередь из-за навязчивых заблуждений Сталина, не склонного верить никому.[565]
В основном информацию получали от «языков», доставленных из-за линии фронта, во время разведки боем и в ходе воздушной разведки. Подтвердить перемещения некоторых немецких соединений помогли радиоперехваты. Неплохо работала артиллерийская разведка, отслеживая сосредоточение войск противника на ключевых участках. Саперы наносили на карты свои и вражеские минные поля. Главной проблемой для наземных войск тоже стал ледяной туман, на который сетовал и фон Рихтгофен.
12 ноября прошел первый сильный снегопад. Разведчики решили извлечь из этого пользу. Они надели белые маскхалаты и группами отправились за «языками». Нужно было выяснить, не появились ли новые соединения на участках, намеченных для прорыва. Разведрота 173-й стрелковой дивизии установила, что немцы сооружают бетонные долговременные огневые точки – доты. Другие пленные, захваченные по всей линии фронта, подтвердили, что дотов действительно возводится много, но новых частей на передовой нет. В расположении 3-й румынской армии разведчики выяснили, что командование отправило все материалы для строительства бункеров в тыл – там планировалось соорудить надежный, неуязвимый для снарядов противника штаб, и для укрепления позиций на передовой ничего не осталось. Это позволило сделать выводы, что немцы и их союзники, стоящие в обороне на тех участках, где планировался прорыв, допускают возможность наступления, но где именно и когда это произойдет, не знают.[566]
В Москве в то время главной заботой было отсутствие достоверных сведений о состоянии боевого духа 6-й армии. С начала Сталинградской битвы русским ни разу не удалось захватить документы штаба полка. Кроме личных писем и незначительных приказов, разведка ничем не располагала. Наконец 9 ноября разведчики получили карты и распоряжения по 384-й пехотной дивизии – в ее состав входили саксонские и австрийские полки, стоявшие напротив малой излучины Дона. Документы тут же передали генерал-майору Ратову – одному из командиров 9-й артиллерийской дивизии. Это была та самая информация, которую все так ждали. Документы немедленно перевели и отправили Сталину, Берии, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Василевскому, Жукову и Александрову, начальнику отдела пропаганды и агитации. Ратов не сомневался, что добытые его солдатами сведения очень порадуют Верховного главнокомандующего, хотя эти немецкие полки и не принимали участия в уличных боях в Сталинграде.
Вот что, например, писал генерал барон фон Габленц всем командирам 384-й дивизии: «Я прекрасно знаю, как обстоят дела в дивизии. Мне известно, что сил больше не осталось. Постараюсь сделать все возможное, чтобы улучшить положение солдат. Идет страшная битва, и с каждым днем бои становятся еще более ожесточенными. Изменить ситуацию к лучшему невозможно. Унынию и апатии бойцов следует противопоставлять более активные действия командиров. Они должны быть строже. В своем приказе от 3 сентября № 187–42 я особо подчеркнул, что тех, кто оставил свой боевой пост, следует отдавать под трибунал… Я буду действовать со всей строгостью, продиктованной законами военного времени. Солдат, заснувший на посту на передовой, заслуживает расстрела на месте. Тут не может быть никаких колебаний. К этой же категории относится неподчинение… выраженное в следующем виде: недобросовестный уход за оружием, обмундированием, телом, лошадьми и техникой. Офицеры должны предупредить своих солдат, что всем нам следует готовиться к тому, что зиму придется провести в России».[567]
Советские механизированные соединения, надежно замаскированные за линией фронта, стали выдвигаться вперед на исходные позиции. Переправа через Дон проходила под прикрытием дымовой завесы. Громкоговорители, заглушая шум двигателей, передавали громкую музыку и патриотические воззвания.
Всего на трех фронтах Сталинградской оси было сконцентрировано больше миллиона человек. Медицинская служба, которой руководил генерал Смирнов, подготовила 119 полевых госпиталей – раненых были готовы принять 62 000 коек.[568] В войсках приказ зачитали за три часа до начала наступления. Частям Красной армии была поставлена задача как можно глубже прорваться в расположение противника. Об окружении речь пока не шла. Бойцы были возбуждены. Они понимали, что немцы даже не догадываются о крупномасштабном наступлении. Экипажи проверили и перепроверили боевые машины – им предстояло преодолеть большие расстояния. Механики слушали работу двигателей так, как врачи слушают сердце своих пациентов. «Каждый прокручивал в голове, все ли сделано».[569] Времени на бытовые заботы – письма, стирку, бритье – совсем не оставалось. И об отдыхе, видимо, придется надолго забыть. Все предвкушали битву. Близился час расплаты.
Даже в канун сражения немцы не подозревали, что следующий день станет для них совсем не таким, как предыдущие. Вечерняя сводка по 6-й армии была краткой. «По всей линии фронта без серьезных изменений. Льдин, плывущих по Волге, меньше, чем в предшествующие дни».[570] Солдаты, тоскующие по дому, писали письма домой. Один из них, среди прочего, сетовал на то, что находится в 3300 километрах от милой Германии.[571]
Часть четвертая
Западня Жукова
Глава 15
Операция «Уран»
19 ноября в начале шестого утра в штабе 6-й армии раздался телефонный звонок. Командный пункт располагался в Голубинской, большой казачьей станице на правом берегу Дона. С ночи шел сильный снег, потом к нему добавился ледяной туман… Часовые ничего не могли видеть дальше чем на несколько метров.
