Бегство Короля - Виктория Борисова

— У вас тут в Москве свои порядки, до сих пор привыкнуть не могу. У нас бы за такое… — Он покачал головой, словно в осуждение себе самому, и заговорил горячо и быстро, как будто спешил оправдаться: — Она ведь в больницу ко мне приехала, когда я в аварию попал! Никто больше не поехал, а она — пожалуйста. Одежду привезла, за руку держала… А потом — будто затмение нашло. Сестра твоя, конечно, женщина порядочная, не шалава какая-нибудь, но так уж вышло. Я ведь тоже не деревянный! Ты не думай — все по-честному хотел, а она убежала… Обидел я ее, Максим-джан, никак себе простить не могу.

Максим слушал его излияния молча, не перебивая, и как будто отрешенно даже. Не только вежливость была тому причиной — он просто не знал, что и сказать в такой ситуации. Вот вам культурные различия во всей красе, будь они неладны! И так непросто людям достичь взаимопонимания, а уж когда накладывается разница в воспитании и традициях, то и вовсе тяжело. Сначала Наташка ревет белугой, а теперь вот Армен сидит напротив и смотрит таким виноватым и больным взглядом, как будто бог весть что совершил.

А на деле — счастливы они, дураки, только сами того пока не знают.

Но делать-то что? Не говорить же правду о том, почему так расстроилась Наташа. Захочет — сама скажет когда-нибудь, а на нет и суда нет.

Где-то снаружи, на лестничной площадке, послышались быстрые, легкие шаги. Малыш мигом навострил уши. Наташа пришла, наверное, рассеянно подумал Максим. Только ее Малыш узнает по шагам и еще загодя выбегает навстречу, повизгивая, словно глупый щенок, и радостно крутя хвостом. Так и есть! Щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и он услышал веселый голос:

— А вот и я! Максим, ты спишь, что ли? Иди возьми сумки. Я тут столько вкусностей накупила… Малыш, да не прыгай ты на меня!

Максим с Арменом переглянулись и ринулись в прихожую — оба.

На следующее утро Максим проснулся с тяжелой головой. Не следовало, наверное, «уговаривать» на пару с соседом бутылку коньяка, а уж пить домашнее красное вино, что прислали Армену дальние родственники из Араратской долины, — тем более. Обманчиво-легкое и приятное на вкус, оно обладало убийственной способностью отключать и ноги, и голову, так что события вчерашнего вечера вспоминаются как в тумане. Кажется, они потом пели на два голоса, клялись друг другу в вечной дружбе, Армен становился перед Наташкой на колени и торжественно целовал ей руки… Малыш, удивленный таким странным поведением, даже бросился на него с лаем, как будто решил, что незваный пришелец покушается на обожаемую хозяйку! А Наташа ничего, совсем не сердилась — тянула понемножку вино из бокала и смотрела на них, как на расшалившихся детей. Мол, что с них взять, с мужиков…

Максим потряс головой. Все-таки надо было поосторожнее, особенно после вчерашнего. На старые дрожжи-то — совсем нехорошо. Зато спал как убитый, никаких тебе больше видений и бесед с потусторонними личностями.

А теперь — нечего время терять! И так вон уже полдвенадцатого… Максим встал, оделся, в ванной долго плескал на лицо холодной водой. Прошелся по квартире — никого. Только Малыш лениво вильнул хвостом и посмотрел на него с легкой укоризной, как будто сказать хотел: вольно ж тебе, хозяин, по ночам колобродить!

Куда все-таки Наташка подевалась? В доме все чисто прибрано — и пусто. Максим уже начал тревожиться, когда увидел на кухонном столе записку, прижатую сахарницей.

«Мы с Арменом уехали в дом отдыха. Будем послезавтра, не волнуйся».

Максим чуть усмехнулся, разбирая строчки, явно написанные второпях на листке, вырванном из еженедельника. Ага, уехали… Интересно, на чем? На палочке верхом? Машину-то сосед разбил!

А главное — куда? Этого Наташка не сообщила! Максим стоял с листком в руке и негодовал, но скоро остыл. Куда, куда… Глупый вопрос, конечно! Пансионатов и домов отдыха в Подмосковье немало, выбор огромный, были бы деньги. Армен с Наташей могли и сами не знать, куда собираются, просто поехать наудачу и остановиться, где больше понравится. Им теперь хочется вдвоем побыть, это понятно. Так чего не сделаешь, если любишь!

Ну и хорошо, хоть удастся поработать в тишине и спокойствии.

«В предрассветный час, когда звезды в небе уже померкли, а ночная темнота сменилась серыми сумерками, Автар беспокойно метался в своей постели на шелковых простынях. Он очень устал за эту долгую ночь, и масло в светильнике выгорело до самого донышка, но лишь сейчас ненадолго сумел забыться кратким и тревожным сном. Напрасно он просидел столько времени над свитками и книгами покойного Аскера Гледана. Ветхие от старости страницы, рассыпающиеся в прах под руками, ни на йоту не приблизили его к разгадкам тайн, которых слишком уж много накопилось за эти дни.

Где он все-таки ошибся? Почему Грозный Дух не ответил на его призыв? И почему воины Кастель-Тарса так легко отдали крепость врагу? Откуда взялся этот Маран, о котором теперь так много говорят в Мокерате? Кто он такой и зачем здесь? Что-то упорно не складывалось, и даже Запретные Книги ничуть не помогли.

Автар застонал и выбросил руку вперед, будто защищаясь от чего-то. Лицо его исказила гримаса, лоб покрылся крупными каплями пота. Ему снилась Сьенна, большой зал, где обычно занимались самые маленькие, не достигшие еще Первой ступени. Почему-то светлый, просторный зал, облицованный деревом, где всегда пахло воском и яблоками, на этот раз выглядел сумрачным и неуютным. Автар снова ощутил себя учеником-приготовишкой, маленьким, беспомощным и беззащитным.

Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Аммий — самый первый его Наставник. Тот, что когда-то отобрал его из многих крестьянских ребятишек, играющих в пыли за околицей, разглядев на его челе знак Особой Судьбы, и за руку привел в Сьенну. Впервые за долгие годы Автар вспомнил себя ребенком, вспомнил, как рыдал горькими слезами, когда чужой человек уводил его прочь из отчего дома, и даже родители не смели вмешаться — с Судьбой не спорят!

Слезы быстро высохли — Аммий прекрасно умел находить общий язык с малышней, и совсем скоро Автар готов был раскрыв рот слушать обожаемого Наставника и выполнять все, что он прикажет. Оказалось, что Особая Судьба — это очень даже неплохо. По крайней мере, учить заклинания и разбирать целебные травы было куда интереснее, чем пасти гусей на общинном лугу, время от времени получая от старших хорошую трепку за излишнюю мечтательность и рассеянность, как это с ним нередко бывало.

Но сейчас широкое, добродушное лицо Наставника выглядело суровым, как будто он был сильно недоволен своим учеником. Автар точно знал, что справедливо, и вновь горько плакал, протягивая к нему закованные руки: