Сонджу - Вондра Чхан

Им Нари

22 июля 1962 года

Замужество Ёнги. 1963 Год

Отъезд мисс Им заставил Сонджу задуматься о других женщинах Зала. Сонджу зависела от них, и они её поддерживали. Скоро Зал закроется, и их пути разойдутся. Она снова останется одна, как после смерти Кунгу. Она не навещала его могилу с того холодного декабрьского дня почти десять лет назад. Образ его, лежащего под землёй в деревянном ящике, слишком отличался от того, каким она его помнила при жизни, и это доставляло ей страдания. За прошедшие годы она пришла к выводу, что человек, идущий против своей совести, не может жить в гармонии с собой. Кунгу не мог поступить иначе. Она много раз говорила себе, что должна с этим смириться – и по большей части так и было. Однако недавний инцидент, когда она увидела Кунгу в незнакомце, вновь разбередил ей душу, напомнив о его смерти. Кроме того, чем ближе подходило время воссоединения с дочерью, тем тревожнее ей почему-то становилось, хотя в этом не было смысла.

В субботу перед уходом из Зала Сонджу сказала госпоже Чхо:

– Завтра я поеду в коттедж. Было бы здорово там увидеться.

Сонджу ускорила шаг, пересекая территорию «Г-62», и прошла мимо садовника и его жены, которые передвигали горшки с цветами у крыльца. Они поклонились и помахали ей. Сонджу помахала в ответ.

Когда она дошла до коттеджа, дверь распахнулась, и госпожа Чхо вышла её встретить. Закрыв дверь, она сказала:

– Сегодня прекрасная погода. Предлагаю прогуляться.

Под безоблачным сентябрьским небом они шли по тропинке бок о бок.

Сонджу сказала:

– Я скучаю по мисс Им, но всё-таки хорошо, что она вышла за Роджера, оставив прошлое позади. В Америке её ждёт гораздо больше свободы.

Сама же Сонджу становилась всё нетерпеливее и всё больше нервничала, ожидая встречи с дочерью.

Госпожа Чхо кивнула:

– Роджер – хороший и надёжный мужчина.

Они тихо шли, проходя мимо колючих кустов черники и желтеющей травы куса, доходившей Сонджу до плеч. Давно пропал пьянящий аромат акаций и их цветы, свисавшие раньше с ветвей, замолкло непрерывное стрекотание цикад. Всё, что раньше кипело жизнью, теперь угасало.

Они прогуливались по периметру территории. Заворачивая за угол к коттеджу, Сонджу сказала:

– Вы заметили, как грязно стало в Сеуле? Или мне только кажется? – Она нахмурилась. – В прошлое воскресенье я ходила на рынок вдоль ручья Чхонгечхон. Уф, вода там пахнет просто ужасно из-за всех этих отходов! Мне стало жаль бедных торговцев и всех, кто там работает, вдыхая эти миазмы. И, – её голос невольно подскочил на октаву выше, – это ещё не всё. В центре города я прошла мимо мальчика двенадцати или тринадцати лет, который заманивал мужчин на английском, спрашивая каждого чужестранца: «Хочешь красивую девочку, парень?» Он говорил это вслух без капли стыда и смеялся, если его игнорировали! Что ждёт такого мальчика в жизни?

Сонджу не могла остановиться.

– А ещё, я рассказывала о том, что случилось, когда мы с Ёнги ходили в кино несколько месяцев назад? После фильма мы шли к ресторану, куда я раньше ходила со своей подругой Мису – вы знаете, знаменитый ресторан в китайском гетто. И вся мостовая была в моче. Какой-то пьянчуга шёл за нами, шатаясь и ругаясь. Мы быстро свернули от него в сторону и вышли к узкому тёмному переулку. Там мы увидели бездомного, который спал на земле, укрывшись какими-то лохмотьями. А ещё там были какие-то хулиганы, и они смеялись нам вслед, пока мы не выбежали на широкий освещённый проспект. А ещё, – она сглотнула, – все эти фотографии и статьи в газетах… Ветхие дома, нависающие над обрывами, и эти картонные хижины под Ханганским мостом, которые снесло вышедшей из берегов рекой. Это происходит год за годом. Наш город так жесток к беднякам!

Как-то они с мисс Им собрали много коробок с едой и отнесли их под мост, чтобы раздать людям. Каждый раз, когда кто-то из живущих там открывал рот, чтобы поблагодарить их, из их пустых желудков разило кислой вонью. На следующий день они стояли всё на том же месте, всё такие же голодные. И Сонджу, и мисс Им постепенно перестали приходить. Они не обсуждали это: было и так ясно, что дело безнадёжно.

Сонджу резко остановилась.

– И я ничего не могу с этим поделать. Это слишком. Просто слишком!

Внезапно у неё вырвался всхлип. Рыдания разрывали ей грудь. Постепенно они стихли: она почувствовала себя опустошённой. Она привалилась к плечу госпожи Чхо, и та мягко похлопала её по спине. Когда слёзы высохли, Сонджу посмотрела на небо и увидела белое облако, проплывающее по бескрайней синеве.

Придя в тот день домой, она написала:

Дорогая дочь!

Я бы хотела быть сейчас с тобой в Маари. Я бы хотела поблагодарить твоих бабушку и дедушку. Они были добры ко мне вплоть до самого моего отъезда.

Когда я уезжала из Маари, тебе не исполнилось ещё и трёх. Я с нетерпением жду нашей встречи. Почему-то мне особенно сложно даются эти последние четыре с половиной года. Сейчас я чувствую себя ещё более беспомощной, чем в минувшие девять лет. Я думаю о том, как буду объяснять тебе всё, когда настанет время. Наверное, мне стоит начать с признания моих многочисленных недостатков. Из-за некоторых моих решений пострадали другие люди, особенно ты.

Раньше я была уверена во многих вещах, но чем старше я становлюсь, тем меньше всё кажется очевидным и определённым. И всё же я стараюсь мыслить трезво о себе и о мире вокруг. Чинджу, больше всего на свете я жалею, что оставила тебя! Я умоляю о твоём прощении за все эти годы, когда тебе пришлось расти без матери.

Я очень тебя люблю.

23 сентября 1962 года

Перечитав письмо, Сонджу открыла ящик и поместила письмо в шкатулку. Рядом стояли девять таких же шкатулок, в которых содержалось больше пятисот двадцати писем. Сонджу уставилась на них, гадая, простит ли её дочь когда-нибудь.

Сонджу читала газету в дальней комнате, когда вошла Ёнги и села рядом. Осторожно улыбнувшись и сложив руки на коленях, Ёнги сказала:

– Госпожа Ё, парикмахер хочет на мне жениться.

– А ты хочешь за него замуж?

– Ему двадцать пять, на четыре года меньше, чем мне. Он умён и красив. Почему он хочет на мне