Карибский кризис - Федор Московцев

Мне было трудно припомнить, с какого дня, с какого часа начался упадок моей власти на моей собственной фирме. С какой минуты, удобной для шестерок святого Иосифа, они стали изысканно лебезить передо мной, вежливо подталкивая к пропасти? Подобно злому ветру, они уничтожили все мои труды. Дерзкие притязания старого седого интригана, действовавшего через своих шестерок, держали меня в постоянном напряжении. И меня поражали не столько козни врагов, сколько разрыв между моими стремлениями и результатом моих действий.

Сложившуюся на Совинкоме ситуацию не с кем было обсудить. Единственные люди, которые реально могли помочь — это Быстровы и Ансимовы, для них моя проблема была перхотью по сравнению с теми, что они решали и решают, взять хотя бы увод бизнеса у Фарида и отжатие десяти фирм-конкурентов с Балт-Электро. Но существовала вероятность, что, узнав о моих проблемах, они с таким же успехом могли похоронить Совинком, спасая свои деньги. Они могли объективно оценить обстановку и подсказать выход из тупика, но я боялся признаться им в собственной несостоятельности — их реакция была непредсказуема.

Всё, что мне оставалось делать — это ждать удобного момента, чтобы одним махом слить охреневших пассажиров — Расторгуева со товарищи. Ждать пришлось недолго.

Глава 42,

О начале и развитии кризиса на Совинкоме

Итак, я плавно, но довольно надежно спускался с небес на землю: входил в пике, постепенно снижался… Лето 2004 года стало тем рубежом, когда лимит авансов судьбы полностью себя исчерпал и дальше предстояло работать, ничего уже не приобретая, с одними лишь накопленными запасами.

На Совинкоме назревал кризис, коллектив четко разделился на «старых» и «новых», почти пополам. Формально, претензии выдвигались друг другу вполне объективные, но истинная причина находилась за пределами офиса Совинкома. Иосиф Григорьевич Давиденко руководил своими людьми, которые подчинялись ему несмотря на то, что платил им я. Источник его недовольства был мне вполне ясен… Но я слишком поздно осознал всю опасность проведенного мною рекрутинга… а уж в вопросе шерше ля фам и вовсе был бессилен что-либо изменить.

Наши с ним встречи выглядели весьма характерно. Святой Иосиф принимал меня подчеркнуто любезно, учтиво расспрашивал о делах, давал советы, я изысканно благодарил за заботу и поддерживал светский разговор. Мы сидели за столом, на котором красовалось оправленное в нарядную рамку Танино фото, сидели, как давние друзья, скрыв за приятной улыбкой желание вонзить друг другу в горло когти и ядовитое жало.

Вот какая ситуация возникла стараниями старого седого интригана… а также Арины, Таниной матери… — это ведь она устроила брак дочери со своим бывшим любовником (у неё со святым Иосифом одно время был роман).

Строго говоря, на Совинкоме возникло не два, а три полюса: 1) Расторгуев и компания (протеже святого Иосифа плюс переметнувшаяся к ним Писарева); 2) старая добрая команда, душой которой была Марина Маликова (несмотря на противостояние, Паперно и Писарева пытались переманить её на свою сторону, так как её влияние на коллектив было огромно, но самое главное — у неё была мощная клиентская база); 3) ну а третьим полюсом была Ирина Кондукова, по выражению Расторгуева — «кошка, которая гуляет сама по себе». С ней явно было что-то не то, она восстановила против себя весь коллектив, и в отличие от Расторгуева и Марины, у неё не было ни одного сторонника. В один момент она была невинным ангелом, а через минуту орала так, что её не смогли бы перекричать 20 базарных баб. Однажды она пришла в офис и закатила истерику с разбрасыванием документов и метанием канцпринадлежностей из-за того, что ей негде было примоститься, чтобы подготовить коммерческое предложения для одного важного тендера, — хотя у неё было достаточно полномочий, чтобы согнать с места любого сотрудника и занять любой из рабочих столов (незадолго до этого она добровольно уступила свой стол главбуху, не определилась, где будет находиться сама и фактически на пустом месте разыгрывала из себя жертву). С ней попытались договориться и даже Расторгуев вошёл в положение и предложил ей свой стол, но она позвонила мне, прокричав буквально следующее: «Меня всё заебало, я ухожу!» После чего написала заявление об увольнении и швырнула Расторгуеву: «Подпишите!» Тот, широко улыбаясь, поставил подпись, и рядом дописал: «С удовольствием!»

Ирина ушла, громко хлопнув дверь, все облегченно вздохнули… однако её увольнение длилось не больше суток. На следующий день она пришла в офис, как ни в чем не бывало, подготовила все необходимые документы для тендера, отвезла их в соответствующее учреждение и продолжила свою работу.

Пришлось с ней считаться и подстраиваться под неё, поскольку от неё много чего зависело, она имела влияние на многих важных людей, в том числе руководителей кардиоцентра. Паперно с Расторгуевым вызвали к себе в бункер Марину (она как раз находилась в Волгограде) и провели с ней беседу, убеждая её, чтобы она повлияла на меня, а я, в свою очередь, на Ирину и заставил её держаться в рамках и не устраивать сцен. Вернувшись в Петербург, Марина доложила обстановку и предложила подчинить Ирину Расторгуеву и дать последнему соответствующие полномочия, чтобы он мог спрашивать с неё и налагать взыскания. На это я пойти не мог, это было против моих правил. У меня на фирме всегда был многополярный мир, я считал недопустимым возвеличение какого-либо одного сотрудника, чтобы он стал лидером и не дай бог получил бы большее влияние, чем я.

Однако случай с Ириной был особенным, надо было срочно что-то решать. Я объяснил Марине, что Расторгуеву нельзя доверять: прикинувшись поборником порядка, он пытается заставить Ирину вывести его и Паперно на её ростовских, ставропольских и казанских клиентов, и, что самое главное, чтобы она привела Расторгуева и Паперно за ручку к руководству кардиоцентра, куда они не имели доступа (я строго настрого под угрозой увольнения, запретил всем, кроме некоторых избранных, общаться с сотрудниками кардиоцентра; и случай с Писаревой, которой Ирина по глупости разрешила общаться с заведующими, доказывает мою правоту). Марина согласилась со мной, но резонно спросила: «А ты не боишься, что Ира, которая с каждым днём становится всё более неадекватной, навредит тебе больше, чем Писарева? Ведь Писарева дура, и вред от неё невелик, а Ира гораздо умнее, соответственно, вреда от неё будет гораздо больше, когда она окончательно слетит с катушек». Вынужденный согласиться с её доводами, я не знал, что предпринять. Слава богу, на тот момент самые важные проекты находились в ведении Марины: тендер по закупке оборудования Сименс на сумму $5 млн (в ОКБ, онкодиспансере и кардиоцентре), а также тендер на поставку оборудования для Михайловской ЦРБ на сумму $15 млн (оборудование Сименс, Джонсон и Джонсон, Радиометер, Б. Браун и т. д.). Она была знакома с руководством кардиоцентра и главврачом казанской больницы № 6 (с моего позволения, естественно) и в принципе могла полностью заменить Ирину, но проживая в Петербурге и воспитывая семилетнюю дочь, физически не успевала всё охватить, тогда как Ирина, не имея ни семьи ни детей, и находясь в Волгограде, со своей уникальной работоспособностью как раз могла всё контролировать. В самом крайнем случае, конечно, пришлось бы передать все полномочия Марине, но всё равно был бы необходим надёжный и компетентный человек на месте, в Волгограде, который бы постоянно находился в кардиоцентре и контролировал ситуацию. А такого человека у меня не было.

У меня был повод уволить Расторгуева в конце ноября за невыполнение приказа, касающегося бюджетирования (ещё летом он подписал этот приказ, и таким образом взял на себя обязательство планировать бюджет на месяц вперёд, выполнять его, отчитываться в своих действиях по исполнению бюджета и в успешном его выполнении, приказом предусматривалось, что доходы должны превышать расходы). Если бы он не согласился с этим приказом, оспорил бы свою ответственность, то у меня бы не было права спрашивать с него и применять санкции. Но поскольку он с самого начала согласился с такой постановкой вопроса, отчитывался в выполнении действий, направленных на исполнение приказа, изображал активность, то по всем понятиям не прав — так как сделал всё наоборот: доходы уменьшились, а расходы резко возросли.

Однако, увольнение одного только Расторгуева проблемы не решало. Во избежание дальнейших сложностей нужно было избавиться от всей его кодлы, а в отличие от предыдущих эпизодов, когда участники группировки достаточно себя скомпрометиривали, чтобы устроить локаут, в данном случае формально ни к кому не придраться.

Пока я ломал голову, что тут можно сделать, Расторгуев сам спровоцировал развязку. В условиях безденежья (всё увеличивающиеся долги при невыполнении плана продаж), так что даже не было возможности наскрести всем на зарплату, он одолжил 250,000 рублей Юнитексу, фирме-конкуренту, которую я периодически при помощи святого Иосифа плющил на тендерах. Это обнаружил случайно мой брат Максим, придя после института в офис, чтобы проверить компьютеры. Он сразу же дал сигнал — позвонил и отправил сообщение: