Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Не бойся, – тихо сказала Кальпурния. – Я сама прежде испытывала на себе злые превратности судьбы. Тебе, наверное, известно, что в молодости я была рабыней. Я поговорю с Силаном, попрошу, чтоб он сделал тебя своим вольноотпущенником и ты смог уехать в Грецию, на свою родину.

Паллант поднял осунувшееся лицо. В его печальных глазах засветился луч надежды, но тут же пропал.

– Я принадлежу госпоже Юнии Клавдилле. Она разозлится, госпожа Кальпурния, если ты пойдешь наперекор ее воле. – Голос его звучал глухо. – Спасибо за твою доброту.

– Я скажу ей, что ты не выдержал двадцати плетей и умер. Думаю, Марк Юний поставит свою печать под документом о твоей свободе. Он никогда не отличался злым нравом. Сейчас он работает в таблинии, я пойду к нему, а ты прекрати лить слезы и отправляйся собирать вещи. Я выделю тебе денег, у меня есть сбережения, и ты успеешь уехать до возвращения Клавдиллы.

Грузный Паллант кинулся на колени перед Кальпурнией и принялся целовать ей ноги. В кладовую заглянула Гемма:

– Госпожа, твой супруг спрашивал о тебе. Он ждет в таблинии, кто-то из прислуги уже сообщил ему о происшествии с Паллантом.

Кальпурния отстранила управляющего:

– Гемма, побудь с ним. Я узнаю, в каком настроении Силан и как ему все преподнесли.

Она решительным шагом направилась в таблиний. Марк Юний был не один, сенатор Агриппа заехал к нему обсудить указание цезаря относительно повышения налога на аренду общественных земель. Они громко спорили.

Кальпурния заглянула за занавесь:

– Мой Юний, ты звал меня?

– Да, Кальпурния. Подожди в ойкосе.

Он был в добром расположении духа, когда присоединился к ней.

– Как ты сегодня чувствуешь себя, моя ненаглядная? – спросил он, погладив ее волосы.

– Прекрасно, болезнь уже забылась, румянец на щеках стал настоящим, – пошутила она.

– Скажи, управляющий уже получил свои двадцать плетей?

– Нет, – твердо ответила Кальпурния. – Я не хочу наказывать его. Он не заслужил столь сурового обращения лишь тем, что пытался сберечь твои деньги, Марк Юний. Твоей дочери пришла в голову блажь подарить сестре Калигулы раба-египтянина, которого ты купил позавчера за десять тысяч сестерциев. Паллант попытался возразить ей.

– Это не его дело, – отрезал Силан. – Юния вольна в своих поступках.

– Но ты согласен, что жестоко и несправедливо наказывать управляющего?

– Наверное, да. Дело можно было ограничить и пятью плетьми. Не обязательно лишать дом порядочного управляющего. Но пусть распоряжается как ей вздумается, а ты пока заменишь его.

– Силан, пожалуйста, я прошу тебя. – В волнении Кальпурния ухватила край его тоги, слезы заблестели на ее глазах. – Позволь мне привести в действие свой план, я уже подала надежду этому несчастному.

– Не плачь только, а скажи, что предлагаешь. Сама знаешь, я редко наказываю своих рабов.

– Отпусти его на волю, я дам ему денег добраться до Греции, а Юнии скажем, что он умер, не выдержав наказания.

– Риск невелик, – ответил Силан. – Поступай как хочешь, я согласен. Через час я выдам документ с печатью, и пусть Паллант отправляется на все четыре стороны. Только я против, чтоб он брал мое имя, пусть лучше именуется Кальпурний.

Кальпурния счастливо вздохнула, поцеловала мужа и отправилась в кладовую утешать страдальца.

К вечеру Паллант с документом и вещами отправился пешком по Латинской дороге, покидая проклятый Рим, где провел долгие тридцать лет рабства. Он без устали славил богиню Феронию, покровительницу вольноотпущенников, придумывая благодарственные обеты. Гемма собрала ему в дорогу еды, Кальпурния вручила сумму денег, небольшую, но достаточную, чтобы он добрался до Греции и смог обосноваться там как свободный человек. Паллант шел бодрым шагом, и, удаляясь от дома Ливии, дышал все более вольно, осознавая, что низменное существование раба окончилось, наступило время счастливой жизни. Теперь он сможет купить себе небольшой домик и завести семью.

Вечером он плотно поужинал, осушив несколько чаш разбавленного вина, и заснул на постоялом дворе. Удар ножом в сердце прервал его многострадальную жизнь во время сладкого сна о свободе. А грабитель убежал, радуясь невероятной удаче, жадно подсчитывая на ходу звонкие ассы и денарии и перекинув через плечо мешок с жалкими пожитками неосторожного простака. Ферония не вняла обетам Палланта.

Юния же, когда ей доложили, что управляющий умер, не выдержав побоев, лишь равнодушно пожала плечами и не промолвила ни слова. Кальпурния, сообщившая ей поздно вечером эту новость, была недалека от истины, ибо как раз в этот момент грабитель, держа наготове отточенный нож, влезал в беззаботно распахнутое окно комнаты на постоялом дворе.

XXXI

Клавдиллу разбудило легкое поглаживание по щеке. Она приоткрыла сонный глазок и увидела Гая.

– Здравствуй! – ласково сказала она, потягиваясь. – Ты давно здесь?

– Довольно долго любуюсь своей несравненной красавицей! Ты спишь как ребенок, что-то бессвязно лепечешь и без конца крутишься.

Юния рассмеялась:

– Как прошло собрание коллегии?

– Как всегда, закончившись беспробудным пьянством. Павел был великолепен. Он привел к Статилию потрясающих танцовщиц, все просто обезумели, к тому же подозреваю, что Корвин в вино подмешал мирриса. – Калигула томно закатил глаза.

– Ты мне изменил? – хитро прищурившись, спросила Юния.

– Нет, – ответ его прозвучал твердо. – Завтра наша свадьба, я не хотел портить себе впечатление, овладев потным телом какой-то девки из лупанара. Друзья уже смеются надо мной, никто не понимает, как я могу отказываться от гетер, с которыми до встречи с тобой проводил все ночи. А уж мои связи с замужними матронами были на устах у всех римских сплетников. По моей вине даже было несколько разводов, сам цезарь пытался меня обуздать. Но это удалось лишь тебе, моя звездочка!

– Сними тогу, ложись ко мне ближе! – прошептала Юния, обняв его. – Я безумно хочу тебя! Завтра все между нами станет законным, давай же насладимся сегодня в последний раз запретным.

Гая не надо было долго упрашивать. Скинув одежды, он резко овладел девушкой, заставив ее кричать от боли, боли наслаждения. Юния едва сдержалась, чтобы не исцарапать ему спину. Затем сама с яростью дикой кошки набросилась на него, и теперь уже он испытал мощный оргазм. Успокоившись, они перешли к нежным неторопливым ласкам и поцелуям, пока наконец желание не проснулось вновь, и на этот раз своими громкими стонами они подняли на ноги половину рабов.

– Скажи, любимая, готов ли твой свадебный наряд? – спросил Гай, когда она, утомившись, уложила свою головку с непокорными кудрями ему на грудь.