Плюс-минус бесконечность (сборник) - Александр Плонский

Слушая "малого вождя", я продолжал пытливо рассматривать покрытое старческими морщинами лицо человека, которого большую часть жизни почитал за живого Бога. Сейчас на этом изможденном лице нельзя было прочитать ничего, кроме безразличия и нескрываемой скуки:

"До чего же вы все мне надоели!" — казалось, безмолвно ответствовал Лоор на крики верноподданического восторга.

Какой же я легковерный дурак! Знать, меня не зря преследуют разочарования. И жесточайшее из них — Урм…

Вот он сидит за спиной Лоора, возвышаясь над ним этакой самодовольной глыбой, и вполслуха внимает Тою. А сам, наверное, думает:

"Болтайте, болтайте! Придет мое время, и тогда…"

Что тогда? Смена декораций? Новые монументы на прежних местах? И "да здравствует великий Урм!"?

Интересно, разглядел меня Урм в имитирующей восторг массе? А если да, то как воспринял мое присутствие? Удивился, испугался? Нет, он не таков. Хотя, конечно же, видеть меня здесь ему неприятно…

— Было бы непростительной ошибкой считать, — продолжал тем временем Той, — что лооризм, величайшее учение всех времен и народов, исчерпал свои возможности и подвергается ревизии. Неправы те, кто сводит его к набору обветшалых догм…

"Ого, — подумал я, — да за такие слова прямая дорога в отсек катапульты!"

Очевидно, не мне одному пришла в голову эта мысль, потому что вмиг воцарилась тишина и стали слышны серводвигатели…

— Ближе к делу, — перекрыл их гудение скрипучий голос.

До меня не сразу дошло, что вмешался Лоор: он говорил, не шевеля губами (вот кому, оказывается, подражает Реут!).

— Хотя в основе лооризма… — продолжал Той, косноязыча от волнения, — неизменная стержневая идея замкнутой системы… единственной… э-э… системы, в которой возможно…. построение… идеального стабильного общества, не подверженного кризисам… ее… э-э… надо рассматривать… рассматривать… в динамическом контексте… понимая под замкнутостью… не состояние, а процесс. И таким образом… э-э…

Ожидая подсказки минисуфлера, он вытер взмокший лоб, еще раз выдавил из себя "таким образом" и, окончательно запутавшись, истошно крикнул:

— Слава горячо любимому… великому… мудрому… Жизни не пожалеем… Ура-а!

Несколько минут под сводами Мемориального отсека гремела овация.

А старец морщился как от боли. У меня шевельнулась мысль:

"Неужели ему неприятны изъявления преданности и любви? Или он знает цену их искренности?"

Но вот вождь привстал и поднял руку. Овация стихла, затем возобновилась с новой силой.

— То, что я скажу, — заговорил Лоор, мгновенно восстановив напряженную тишину, — вызовет шок. Но вы преодолеете его и поможете преодолеть остальным. Потому что верите мне. Потому что преданы Космополису. Потому что хотите приблизить счастливое будущее.

Слова Лоора, очень простые, без намека на красивость, произносимые буднично, без ораторских приемов, тем не менее, гипнотизировали нас. Я поймал себя на мысли, что слушаю с возрастающим вниманием и даже с надеждой: уж теперь-то все изменится и сама наша жизнь станет чище, правильней.

— Космополис обречен. Это говорю вам я, его создатель. Наше жизненное пространство слишком мало, чтобы в его пределах можно было осуществить великий замысел. Теоретически замкнутая система способна существовать сколь угодно долго. Но реальность не всегда вписывается в рамки теории. Медленно, постепенно, от поколения к поколению, мы будем неуклонно деградировать. Если только не совершим качественного скачка в развитии.

Лоор сделал несколько глотков из стоявшего перед ним стакана, обвел нас тяжелым пристальным взглядом, словно хотел удостовериться в эффекте своих слов, и продолжил все так же скрипуче, без интонаций:

— Наше спасение в Геме.

Если бы рухнули своды Мемориального отсека, это произвело бы на нас меньшее впечатление. Многократно повторяющееся эхо пронеслось по рядам:

— Наше спасение… наше спасение… наше спасение… В Геме… в Геме… в Геме…

Я был готов услышать что угодно, только не это. Много лет нам внушали ненависть к прародине, и вдруг такой крутой поворот! Наше спасение в Геме!!!

Неужели я ошибся, вслед за Асдой и Урмом обвинив Лоора в тяжких преступлениях?! Или, может быть, он прозрел, и у меня на глазах начинается самоочищение лооризма, его нравственное возрождение?

Увы, уже следующая фраза вождя разрушила эти пустые иллюзии…

— Мы должны освободить Гему и дать начало новому человечеству! Наша прародина во власти «призраков». И не люди ее населяют, а человекообразные существа, лишенные собственного разума. Они хуже животных, потому что животные подчиняются природным инстинктам, у них есть воля. Гемяне же подчинены так называемому "коллективному разуму". А он не что иное, как машинная программа, навязанная этим полулюдям-полуроботам «призраками»! Полуроботы вредны и опасны. Уничтожим их!

В это мгновение лицо Урма вышло из тени. Выражение нескрываемой гневной брезгливости было на нем. Помимо воли я испытал острый сочувственный отклик.

"Берегись, Урм! — со всей страстью подумал я, словно мог передать ему мысленное предупреждение. — На тебя смотрят «верняки». Поспеши же надеть маску!"

Я продолжал слушать Лоора уже не с надеждой, а с закипавшей ненавистью, и проклинал в душе свою неистребимую наивность.

— Но нас слишком мало, — скрипел тем временем злобный старец, — чтобы, уничтожив гемян вместе с «призраками», самим стать человечеством. Нам не освоить Гему…

Он припал к стакану, запрокинув желтую шейку с острым бегающим кадыком, а я подумал со страхом:

"Откуда в этом тщедушном теле такая жестокая разрушительная сила?"

— Да, нас слишком мало… — с сожалением повторил Лоор. И тем не менее… Гема… будет покорена.

Последние слова он произнес с трудом, явно испытывая усталость, а закончил чуть слышно:

— О деталях… расскажет… профессор эмбриогенетики Орт.

Невысокий полный мужчина средних лет встал, сдержанно поклонился и заговорил с достоинством:

— Я не политик, а ученый. Меня интересует чисто научная сторона проблемы. Разработанная мною теория искусственного этноса нуждается в экспериментальном подтверждении. Для осуществления эксперимента в принципе пригодна любая планета, подходящая для существования человечества…

На словах "в принципе" и «любая» он сделал едва заметное ударение, словно хотел неназойливо подчеркнуть различие своих сугубо исследовательских планов и целей, которые преследует вождь.

— Гема относится к числу таких планет…