Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников

Меня не стали больше удерживать, я оделся и вышел. В сенях вслед донесся хохоток Аникея Ильича: "Ха-ха, в нашем деле и малый воробышек пригодится! Ничего, Архип Василия, он тебя не разорил, не обпил…"

Выйдя на улицу, я постоял в смятении, не зная, куда направиться. Домой не хотелось. Бездумно и без всякой цели зашагал по дороге. В голове чуть звенело, должно быть, от шампанского. Не стоило заходить к Волкову. Спрашивается, что привело меня туда? Все вышло чисто случайно: Мишка Симонов встретил на дороге и позвал. Хоть и сидел среди живых людей, но легче от этого не стало…

Не помню, как очутился в Заречье. Подняв голову, с удивлением обнаружил, что стою перед школой. Ноги сами привели сюда, к нашей доброй, старой школе! За палисадником молчаливо стынут голые березки, рябины, кусты акации и клена — их когда-то садили мы. Я и сейчас мог бы показать деревца, которые посадил своими руками. Сквозь кружево ветвей ярко светятся большие окна, в них мелькают неясные тени, слышна музыка. Да, ведь сегодня здесь бал-маскарад! Конечно же, школьники пришли в маскарадных костюмах, танцуют вокруг елки, беззаботно скачут, поют. Что, если зайти, посмотреть, как веселятся в школе "после нас"? Я никому не буду мешать, просто сяду в уголке и стану смотреть, слушать. Ведь в конце концов это и моя школа, это все еще моя школа!

Нет, лучше не ходить. Учителя примутся расспрашивать и, конечно, все будут сочувствовать, что вот "один из лучших учеников, а как не повезло…" В другие дни я тоже всячески стараюсь избегать встреч со своими бывшими учителями, боясь расспросов, жалостливых слов. Нет, не хочу, чтоб меня жалели!

Вероятно, прошло немало времени, пока я стоял перед школой, засмотревшись на большие окна, полные света и неясных теней. Услышав резкий скрип снега под тяжелыми шагами человека, я встрепенулся и уже собирался юркнуть в калитку (мало ли что могут подумать!), но меня остановил знакомый окрик:

— Курбатов, ты? Погоди…

Захаров! Ну, конечно, это он. Вот некстати встреча! Надо же такому случиться именно теперь…

— Ишь, молодежь веселится! — подойдя вплотную, Захаров с восхищением и завистью в голосе кивнул в сторону освещенных окон. — Так и пошел бы с ними в пляс, честное слово! Ну, а ты был там? Почему рано уходишь, и главное — один? Негоже это, тезка!

Он внимательно оглядел меня и, видимо, понял, что фуфайка и подшитые валенки — не совсем подходящий для новогоднего бала костюм…

— Ага, так, так… — Алексей Кириллович на секунду задумался, сунул под мышку какой-то сверток и решительно потянул меня. — Ну-ка, тезка, пойдем со мной! Мне просто здорово повезло, что встретил тебя, веришь? На Новый год остался один-одинешенек, шел сейчас и ломал голову: кого бы пригласить? А зверь сам выскочил на ловца! Идем, идем, шире шаг. Ты сегодня мой гость!

По дороге к дому Захаров оживленно говорил, шутил и вообще всячески пытался расшевелить своего мрачного спутника.

— Очень рад, тезка, что встретил тебя! Понимаешь, какая это пытка — сидеть на Новый год в одиночку? Не привелись такое никому! Ну, теперь мы не пропадем: два сапога — вот и пара!.. А почему ты не спросишь хотя бы из вежливости, куда ходит председатель в глухую полночь? И чему только учили вас в школе!.. Был я в больнице, жена в родильном лежит. Принес ей яблок, конфет… Сестра там строгая, но я все-таки приловчился передать жене бутылочку кагора: пусть тоже встречают Новый год! Значит, в самое ближайшее время дома у меня появится музыка, да такая, что и радио не потребуется! Да-а, вот какие дела… Ну, сейчас мы с тобой устроим холостяцкий пир, сообразим хлеб-соль…

Открыв квартиру, Алексей Кириллович зажег лампу, зябко потер руки:

— А-ах, морозец какой бодренький, а? Ты, тезка, раздевайся сам, швейцаров мы не держим. Словом, будь как дома!

У Захарова было тепло, я быстро отогрелся, вместе с теплом ко мне пришло что-то хорошее. На душе стало легко, рядом с этим большим, сильным человеком сами собой исчезли неуверенность и чувство заброшенности, одиночества. Замечание Алексея Кирилловича о швейцарах живо напомнило случай в городе. Отдаленный временем и расстоянием, теперь он представлялся даже забавным, и я рассказал о своем приключении Захарову. Он тоже вначале посмеялся, но потом стал серьезным, нахмурил брови.

— Так-таки и не пустил в ресторан чертов швейцар? А ведь случись и мне прийти к нему в рабочей фуфайке да кирзовых сапогах, тоже, пожалуй, не пустит?

Нет, не пустит! Попробуй убеди его, что фуфайка — это форма и что ты не собираешься унести в карманах дюжину вилок и парочку фужеров… Привыкли встречать по одежке! Да-а, обидно… Ну, соловья баснями не кормят, я тоже голоден, как сто волков. Давай-ка, тезка, проводим старый год, встретим новый. Добрые люди уже встречают его с самого вечера!

Мне еще не приходилось видеть Алексея Кирилловича таким: сегодня он необычно оживлен, весело шутит, держится со мной, как с равным. Подвязавшись цветистым фартучком жены, накрывает стол. Взглянув на него, я не удержался от смеха. Алексей Кириллович погрозил пальцем:

— Ничего, ничего, вот женишься, пойдут дети, тогда и посмеемся! Повяжешься платочком! Ну, придвигайся ближе.

В тепле, в обществе хорошего, доброго человека я было совершенно забыл о своих недавних горестях. И вдруг все вспомнилось, навалилось гнетуще. Размолвка с домашними, пьяный хохот Мишки Симонова, стреляющие глаза Аникея Ильича… Все это было со мной наяву! И никуда не скрыться от вопроса: "А дальше как?" Если промолчу… Алексей Кириллович всегда поддерживал меня в трудную минуту, придет на помощь и теперь. Я должен рассказать ему обо всем.

Он сидел у стола, уткнувшисть в подбородок кулаком, молча слушал:

— Все?

— Все… Так получилось, Алексей Кириллович.

Он постучал согнутым пальцем по лбу и сказал:

— Вот здесь у тебя лишковато мякины. Той самой, которая летит по любому ветерку!.. Котенок, самый настоящий котенок! Его любой возьмет на руки, погладит по шерстке, и пожалуйста — он доволен, он мурлычет и в блаженстве закрывает глаза!.. Я понимаю, человек в твоем возрасте нуждается в ласке, внимании. Но нельзя же давать гладить себя любому встречному! Не думаю, чтобы Волков и его друг угощали тебя шампанским от избытка любви к людям. Гляди, как бы выпитое шампанское после не обернулось полынной настойкой. Хоть и говорим, что к старому возврата нет, и мы, действительно, никогда не вернемся к нему, но оно само тянется за нами, понимаешь, само! Как дерьмо, приставшее к сапогам! И хватит еще на наш век всякой сволочи, разных Волковых. Не будь их, чураевский колхоз давно ходил бы в миллионерах, а пока, сам видишь, как у нас… Ну ладно, об этом сейчас не будем. Хочу сказать одно: не собираюсь держать тебя на короткой привязи, ты не бычок, у тебя своя голова на плечах, и жизнь вся впереди. Выбирай себе друзей, знакомься с людьми, и вообще старайся быть среди народа — на это ты и есть человек, но! — не каждый встречный может стать тебе другом. Вот это запомни, Алексей, а теперь… от умных речей у меня запершило в горле, и по сему поводу следует принять соответственное смазочное!

Смеясь, Алексей Кириллович налил в рюмочки красного вина.

— С Новым годом, тезка! И от души желаю тебе определиться и найти свое место в жизни!

Мы звонко чокнулись, и тут мне пришла в голову мысль: "Те же самые слова о "месте в жизни" я уже слышал сегодня у Волкова, и вот снова слышу от Захарова. Случайное совпадение? Может быть. Слова те же самые, но разные люди вкладывали в них разные понятия о "месте". Конечно, рано или поздно я должен найти свое место: невозможно без конца болтаться подобно щепке в проруби, не зная, к какому берегу пристать. Но пока у меня так и получается — тычусь туда-сюда: сегодня здесь, завтра там, словом, куда пошлет рыжий бригадир Василий. Кто знает, может, завтра взбредет ему в голову послать пасти гусей. И это — тоже место в жизни?"

— О чем задумался, добрый молодец? — спросил Алексей Кириллович. — Ничего, держи хвост пистолетом! Вот только одно меня беспокоит: дома у тебя не совсем хорошо получается… Но и тут есть выход: к дому, к хозяйству ты пупком не прирос, человек вполне самостоятельный, так что тебе, как в песне поется, "впереди простор открыт"! Знай, шагай!..

— Алексей Кириллович! — взмолился я. — Много раз приходилось мне слышать это самое. "Перед вами открыты все пути и двери", — говорили нам в школе, я в это поверил, а на самом деле…

Захаров резко оборвал меня.

— Стоп! Не хватало, чтобы еще расплакался тут!.. Бедненький, как жестоко, несправедливо поступили с ним! Обманули в самых лучших намерениях!.. Наобещали златые горы, мягкие перины, а оказалось, что все это надо добывать своими руками, так? Ай-яй-яй, — какая неблагодарность со стороны современников! Не хочу повторяться, но приходится: скулеж твой не по адресу, тезка. Раз и навсегда брось ныть, мол, наобещали, обманули, бросили одного… Это в конце концов не по-комсомольски! Ты ведь комсомолец?