За гранью снов - Нина Хоффман

— Достаточно? — спросил дом.

— А может он сам решить это?

— Он и сам мог стать видимым, если бы хотел. Брат, ты хочешь, чтобы мы перестали воздействовать на тебя?

— Гафф.

Образ койота потускнел. Мэтт отключила магическое зрение, и он совсем исчез.

— Спасибо, — сказала она дому.

— Не за что.

Мэтт медленно вытянула свою руку из пола. Она чувствовала, как ее кисть заново формируется у запястья, очень странное ощущение, когда теплота переходит в твердое состояние.

— Так он снова ушел? — спросила Дейдра. Она наклонилась вперед и наблюдала, как Мэтт отрывает руку от пола. — Что ты делаешь?

— Он не ушел, просто его снова не видно. А это? — Мэтт вынимала руку из пола, будто из воды. И, как вода, пол сомкнулся за ней, хотя и без ряби. Мэтт некоторое время смотрела в пол, нахмурившись.

— К этому можно привыкнуть, — сказала она. Потом посмотрела на кончики своих пальцев.

— Ну я понимаю, что Натан может ходить сквозь стены, — сказала Дейдра. — Он мертв. Но ты же не призрак, Мэтт. Верно?

— Нет, и раньше, до того как приехать сюда, я никогда не проходила сквозь стены. Но этот дом совсем не такой, как остальные.

— Да уж точно.

— Дом совсем забыл про наш чай. Он сказал, что эти ведьмины штучки его щекотят.

В дверях кухни появилась Сюди.

— Мы установили столько разных защит, сколько смогли придумать, — сказала она. — Теперь дом собирается сказать нам, что ему, собственно, от нас нужно.

Глава четырнадцатая

Мэтт стояла рядом с Натаном у пустого камина. Все расселись тесным кружочком. Близнецы сидели рядом на ветхой кушетке. Гарри опирался на спинку кресла, в котором сидела Лия. Эдмунд, Сюди и Дейдра сидели на стульях.

— В чем дело? — спросила наконец Сюди. — Чем мы можем помочь тебе, дом?

— Дети мои, — сказал дом. Чувствовалось, что он колеблется.

Мэтт оглядела всех и поняла, что это действительно так. В какой-то мере они все были детьми дома, кроме Гарри, но похоже было, что и он войдет в семью, женившись на Лие. Дом взрастил их всех и отчасти изменил их.

— Я устал быть домом.

Все изумленно переглянулись.

Терри нахмурилась:

— Ты хочешь, чтобы мы превратили тебя во что-то другое?

— Да.

— Во что?

Дом долгое время молчал, потом наконец сказал:

— В человека.

— А это возможно? — спросила Дейдра. — Как такое вообще может получиться?

— Я не знаю, — произнес дом. — Я даже не знаю, имею ли право хотеть этого и просить об этом. Единственное, что я знаю, это то, что я простоял здесь очень, очень долго, заключенный в свои пол-акра земли, привязанный к своему сыну. И я устал от этого. Вы все оперились. Я хочу взлететь в небо вместе с вами.

— А что будет с Натаном, если ты уйдешь? — спросила Сюди.

— Я не знаю.

— Мы должны поменять твою реальную физическую структуру на человеческую? — спросила Терри. — Тебя слишком много для человеческого тела. Да и материя не та. Если использовать только некоторые части, то какие именно? И как превратить это в то, что нам нужно?

— Ты не права, Терри, — сказала Таша. — Трансформации обычно происходят между двумя формами, не обязательно равными по массе. Когда я превращаю тебя в собаку, ты не становишься от этого более плотной. Ты будешь гораздо меньше и легче. В соседних измерениях существует банк материи. Ты просто кладешь туда то, что тебе пока не нужно, или берешь оттуда взаймы.

— Это всего лишь теория, — возразила Терри.

Таша пожала плечами:

— Можешь предложить объяснение получше? Мне все равно. Я только хочу сказать, что наблюдения показывают, что превращения предметов никак не связаны с сохранением их размера или массы.

Терри задумалась:

— Тогда это должно быть несложно, дом, но нам надо хорошенько все обдумать, чтобы сделать все правильно. Все превращения, которые я до сих пор делала, были временными или могли сниматься условным словом. Может, мы и могли бы превратить тебя в человека на день или на неделю? Этого было бы достаточно?

Сюди закричала:

— Подожди-ка! А какие узы наложены на Натана? Если мы сделаем тебя живым, он все еще будет привязан к тебе? — Сюди вскочила и подбежала к Натану, встала рядом с ним, сжав кулаки. — А что, если это убьет его?

— Тогда нам не следует этого делать, — сказал дом.

Натан произнес:

— Сюди, я и так уже мертв.

— Не всегда, — прошептала она.

— Если мы сможем выяснить это для дома, — сказала Терри, — то, думаю, мы и про Натана все разузнаем.

— А разве здесь нет определенных правил? — спросил Гарри.

— Что ты имеешь в виду? — сказала Таша.

— Я в этом совсем новенький, еще только учусь. Я все время натыкаюсь на какие-то правила. И если я не знаю их или не следую им, то обязательно попадаю в неприятности. Откуда появляется призрак? Как получается, что дома оживают, как этот? И какие ограничения есть у этих существ?

— Некоторые правила мы знаем, — сказала Мэтт. — Натану нельзя покидать дом, только во время Сеанса или в ночь Хэллоуина.

— Когда мы только начали приходить сюда, — обратилась Дейдра к Натану, — ты сказал нам, что умеешь только пугать людей.

— Я тогда и сам так думал, — ответил Натан. — Но я не ограничился этим. Наверное, я все время нарушал мелкие правила. Когда мы подружились с вами, я радушно встречал вас, вместо того чтобы пугать. Когда мог, я помогал вам. Более того, Эдмунда, Терри и Ташу я сделал колдунами, и это уже, я уверен, серьезное нарушение правил.

— Кто установил для тебя правила? — спросила Лия.

Натан покачал головой:

— Когда я осознал свое посмертное существование, правила стали очевидны сами по себе. Я умер в 1919 году, и еще несколько лет не осознавал того, что со мной происходит. Я сначала просто бродил по дому. Через год после моей смерти сюда въехала семья Хоукинсов. Их дети видели меня. — Он нахмурился.

— Ты что-то делал? — спросила Дейдра.

— Каждую ночь одно и то же. Они даже привыкли.

— Что ты делал? — продолжала расспрашивать Дейдра.

Он взглянул на нее и закрыл глаза.

— Вешался в своей комнате.

После минутного молчания Дейдра хрипло спросила:

— И они к этому привыкли?

Натан снова открыл глаза.

— Очевидно. Они были совсем маленькие еще. Из моей комнаты сделали детскую. Одному был год, другому три. Я появлялся после того, как няня укладывала их спать. Старшей исполнилось шесть, когда она наконец спросила у взрослых, кто я такой и что такое я делаю, отчего мне так больно.

— Господи, — прошептала Мэтт. — И что было потом?