Кая. Полукровка (СИ) - Бегун Анна

– Ну конечно, я прекрасно всё видела. Он тебя едва коснулся.

Дин цокнул и мелко покивал, глядя в пространство и явно вспоминая неприятный эпизод.

Оле тихонько кашлянула, словно боялась помешать нашему разговору. И тут я сообразила, что беседа эта явно шла вразрез с предыдущими показаниями... Поймав мой взгляд, соседка усмехнулась:

– Кажется, тебе придётся кое-что объяснить.

Дин поднял на неё глаза.

– Мы точно не можем поговорить наедине?

Оле твёрдо помотала головой:

– Я плохо себя чувствую, и меня в любой момент может вырвать. Если не повезёт, то прямо на тебя.

– Вернёмся к нашим оленям, – быстро перебила я её. Только ссор мне тут не хватало. – Что за фингал?

– Ничего, – буркнул Дин. – Это я сам попросил мне врезать. Чтобы отпустило. Ну... ты знаешь.

– Это у тебя нынче методы такие?

Улыбка невольно сама появилась на моём лице. Вот сидит он тут... такой хмурый, серьёзный и честный. Как в старые добрые времена, когда он ссорился с дядюшкой, который не пускал его в соседнюю деревню с ночёвкой. Впрочем, меня бабуля тоже не отпускала, поэтому мы просто сбегали вдвоём...

– Крайнее средство. Давно уже не пользовался.

– Дин. – Я придвинула стул к нему ближе и попыталась заглянуть в глаза. – Объясни мне, что происходит? Зачем ты на него накинулся?

– Кая, – он поднял тяжёлый и полный страдания взгляд, так что в груди моей появилась дрожь. – Ты все эти дни меня избегаешь, даже не выслушаешь толком.

– Теперь слушаю, – кивнула я.

Он покачал головой и замолчал, уставившись в пол.

– Ещё раз, – тихо повторила я. – Зачем ты это сделал?

– Это не я... – прошептал он, отворачиваясь в сторону и закусывая кончик большого пальца.

– Приступ. Знаю. Что его спровоцировало?

– Слушай, – сказал он после небольшой паузы. – Давай начнём всё сначала? Так глупо всё получилось, а я... а я ведь всё ещё люблю тебя.

Я со вздохом откинулась на спинку стула и внимательно осмотрела ногти на правой руке. Почему-то они вдруг показались очень важными: вдруг где-то появились неровности? Или заусенец торчит?..

– Любить и быть вместе – не одно и то же.

– Мы же столько были вместе, неужели для тебя это ничего не значит? Да что там, мы всю жизнь вместе были!

– Не перегибай, – покачала я головой. – Дин, брось. Какая это любовь? Мы друг о друге не слышали даже три года. Всё, что между нами было, осталось в прошлом.

– Я тоже так думал, – он напряжённо смотрел на меня. – Но теперь, когда ты рядом, понимаю: нет... Прошлое не может просто так остаться в прошлом. Оно навсегда с нами, и вечно будет связывать нас. И любовь... она ведь никуда не делась. И не денется.

– Любите вы обещать любовь до гроба, – вздохнула я. – И сколько из этих обещаний сбывается?

– Как же ты не понимаешь, – еле слышно прошептал он. – Если любовь была однажды, она не может никуда пропасть. Если кто-то говорит, что разлюбил, значит, он и не любил никогда. А я тебя любил. Всегда. С самого детства. Это невозможно забыть. А прошлое невозможно выкинуть.

Почувствовав, как напряглось в гримасе моё лицо, я бросила косой взгляд на Оле. Та свернулась на кровати калачиком, и даже не смотрела на нас.

– Идём, – бросила я Дину и, нырнув в тапочки, не оборачиваясь, пошла в коридор. Судя по звуку торопливых шагов, он не остался сидеть в комнате.

Училищный городок вымер. На улице не было никого, и царила полная тишина. На земле, скамейках, кустах и деревьях – абсолютно везде валялось конфетти из разноцветной бумаги, кое-где виднелись никому уже не нужные, измазанные в грязи, белые буквы. Растяжки с праздничными лозунгами развевались на ветру: большая часть удерживающих их тросов были порваны. Иллюзий вокруг уже не было, и от праздника остался только бардак. Теперь мне стало понятно, почему общая уборка была назначена именно на сегодня...

– Ты что голая выскакиваешь, – сказал Дин, вышедший через несколько секунд следом. – Заболеешь же!

Он накинул на меня мой плащ, и сам надел свой, завязав его на шее. Я прислонилась спиной к стене, молча глядя на него, и молилась только о том, чтобы слёзы не проступили без моего на то разрешения. Сама себя уже ненавидела: постоянно глаза на мокром месте! Когда уже это закончится...

– Дин, – решившись, тихо сказала я. – Послушай. Дело даже не в тебе... Я бы, может, и согласилась бы... если бы раньше. Сейчас не хочу ни с кем быть, понимаешь? Никаких отношений не хочу.

– Если это из-за моего приступа... – начал он, но я перебила:

– Приступы ни при чём. Не первый день тебя знаю, ерунда. Не хочу, понимаешь? И всё.

– Ни с кем? – он встал напротив меня и рукой упёрся в стену, оказавшись совсем близко.

– Ни с кем.

– И с тем вчерашним типом, который обнимал тебя и водил за ручку – тоже?

Я закрыла глаза. Уверенности не было.

– Мы с ним никогда больше не увидимся. Эта встреча была первой и последней. Сейчас его уже нет в училище, и, возможно, в городе.

Дин облизнул губы и на несколько мгновений отвернулся.

– Прости меня за вчера, – сказал он наконец. – Не могу видеть тебя с другим. Но... я постараюсь быть сильнее... его.

Не сдержавшись, я сделала то, что так давно хотела: погладила его по щеке. Старым, привычным жестом. Сотни раз я успокаивала егоодним лишь нежным прикосновением. Когда приступ только начинался, и можно было обойтись без бабулиного взгляда. Он склонил голову набок, зажимая мою ладонь между щекой и плечом, прикрыл глаза.

И я поддалась. Инстинкту. Бессознательному порыву. Привычке. Воспоминаниям.

Второй рукой сжала в кулаке ворот его форменного жилета и притянула к себе, чтобы поцеловать мягкие губы.

И тело всё вспомнило. Широкие плечи с перевалами коротких мышц, узкий, но мощный таз, который так удобно было обхватывать ногами, ту силу и энергию, которую он вкладывал в каждое движение. Тело заныло от предвкушения и мелкой внутренней дрожи.

Он впился пальцами в мой затылок с усилием закусывая нижнюю губу. Из моей груди вырвался стон, и Дин судорожно вдохнул.

Я знала: он изо всех сил сдерживается сейчас.

Я знала: ему трудно не позволить себе большего.

– Ты тоже ещё любишь меня, – прошептал он, крепко прижавшись лбом к моему лбу, и руки его дрожали. – Если б ты знала, как мне этого не хватало...

Я молчала, тяжело дыша. Хотелось ответить: да! Да, чёрт возьми, я люблю тебя! Любила, люблю и буду любить!

Но вспомнился Рю...

– Это не любовь, – ответила я, когда дыхание выровнялось, и тело немного успокоилось. – Это желание. Страсть, если хочешь.

– Скажешь, ты можешь желать без любви?

– Ты прав, не могу, – ответила я, подумав немного. – Но послушай... Если разлюбить нельзя, то как же люди начинают любить других?

Он отпрянул.

– А ты успела полюбить другого?

Я неопределённо повела плечом. Дин отвёл глаза и облизнул раскрасневшиеся губы.

– В этом действительно есть подвох, – ответил он. – Чем дольше живёшь, тем больше на свете людей, которых ты любишь.

– И как же с этим быть? Нельзя ведь одновременно со всеми...

– Об этом я пока думаю, – прошептал Дин, приближаясь ко мне, и я не стала сопротивляться...

***

Вот уже неделя, как у Мики паршивое настроение. Конечно, слухи – это всего лишь слухи, и могут быть раздуты на ровном месте: мало ли как та девчонка оказалась в мужском душе. Может, дверь перепутала, а Дин как раз выходил? А то, что они там голыми обжимались – уже додумки больной фантазии несчастного девственника. Но сердце всё равно не могло найти покоя. Если бы ещё Дин не был эти дни таким отстранённым, молчаливым и грубым... Он и раньше не слыл любителем нежностей и прелюдий, предпочитая разговорам дело, но сейчас его жёсткость достигла апогея.

Она с трудом разлепила глаза, когда он со всей силы хлопнул дверью. С потолка посыпалась штукатурка, и Мика, мгновенно напрягшись, приподнялась на локте.