«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности - Валерий Георгиевич Виноградский

сформулировал основной ее критерий – «освоение реального исторического времени и <…> образ становящегося человека»[43]. Далее М. Бахтин говорит, что «становление человека <…> зависит от степени освоения реального исторического времени»[44]. Коренной приволянин Михаил Голуб берется помочь приехавшему из Молдавии молодому парню освоить «время – пространство» здешнего крестьянского мира. И здесь мы можем наблюдать развитый, обоснованный, наполненный примерами из собственного опыта дискурс – не столько увещевания (эмоционально-разогретого, даже порой проповеднического, какое здесь вряд ли уместно), сколько дискурс обдуманного, ладно и натурально выстроенного доведения до сознания зятя Юры весьма специфических, заметно освобожденных от распорядительного морализаторства, аргументов. В нихто и приоткрывается незаметное для постороннего человека, внутреннее, «подстилающее» устройство хозяйственного, организационного и социального «времени – пространства» постколхозной кубанской станицы. Воспитывая «зятя Юру», Михаил Голуб, в сущности, дискурсивно овладевает базовыми параметрами заметно модернизированных практик приобщения к ресурсам крупхоза – здешнего аграрного ЗАО. Для этих практик уже не характерна панибратская, вволю омытая местным самогоном, вольница еще недавно господствовавших экономических порядков, когда, – как с бесшабашной обреченностью сказано народом, – «все вокруг колхозное, все вокруг мое». Теперь уже это бывшее «все» рассовано по частным запретным отсекам, доступ в которые требует специальной призванности и воспитанности, предполагает особый рисунок повседневного поведения. Таким образом, здесь уже не впервые крестьянские «дети», отталкиваясь от дискурсивного наследия «отцов», демонстрируют новые дискурсивные форматы. Их можно назвать дискурсами «прочесывания мира». Иначе говоря, спроектированного в слове и затем переходящего в систематические социальные практики способа упрощения мира, его чистки от извивов и сложностей. Именно об этом слова Голуба: «…вырисовываются такие контакты, которые заквашены не на пьянке и не на «гацацанье», а на деловых связях. И пьянка уходит на второй план, а на первый выходят именно деловые отношения. Отношения, которые приносят выгоду семье, и которые можно превратить в деньги и в корма…» Эти отношения, конечно, феноменологически однообразны, скудны и, как правило, однолинейны. Они, в противовес ушедшим в прошлое разудалым практикам, обесцвечивают многообразие мира. Но мир этот сохраняется в его генпланах и базовых чертежах. Потому что крестьянское дискурсивное прочесывание мира – это совсем не то, что дискурсивный аналитический разбор, не сохраняющий от прежних очертаний никаких заметных следов, не оставляющий в силу своей критичности камня на камне. Это также и не дискурсивное, по сути сходное с химическим, разложение и переиначивание не только внешних, отстоявшихся форм, но и самого жизненного субстрата – его растворение, расщепление, перегонка. Станичники понимают, что ставший мир неразумно трогать с безумным распорядительным азартом. Сдержанная, но настойчивая операция прочесывания этот мир гладит, чистит и пробирает, выпалывая бесполезные охвостья, но при этом не касаясь живого, дышащего, стянутого в двигающуюся массу нутра. В этом и состоит смысл «микроромана воспитания» зятя, так наглядно составленный и осуществленный на практике тестем.

СРЕДНИЙ КРУГ

В среднем кругу сидят тоже все мои люди. И родня и друзья. Видимся не так часто, но в душе, в голове все они постоянно крутятся.

Андрей Григорьевич Голуб, тоже старший брат

Отношения наши с Андреем сложные. Но сложные они постольку, поскольку он же брат, старший. И по всем идеям он должен всем нам заменять батьку. По своему жизненному опыту, по традициям, которые здесь, на Кубани, работают. Но он, Андрей, видно, с давних еще времен поставил дело так – чем меньше родичей, тем лучше. Вот в таком разрезе. Почему? Конечно, надо бы ему на этот счет вопросы задать. Но я могу сказать – так жить нельзя! Он, Андрей, в душе завидует нам – мне, Сережке, Ваньке – братьям, которые живут в кучке. Мы поняли, что он нам все больше и больше завидует, – особенно с того момента, когда у него жена умерла. И он сейчас приклоняется к сыну, потому что ему больше не к кому сейчас приклониться. Один сын. Там, в Славинске, никаких родственников у него нет. Родители его покойной жены померли. Осталася только старшая сестра жены, но и с ней он не очень ладит, Андрей-то. Понимаешь, вообще-то там, в той части Кубани, я замечал, в этом самом Славинске люди живут как-то очень обособленно. Они страшно охраняют эту самую внутреннюю семейную яишню – боже избавь туда постороннего впустить! Да и не только чужого, – даже самого близкого родственника. Боже избави! Потому что там. Видишь ли, Славинск-на-Кубани чуть-чуть южнее Краснодара. Он ближе к Анапе расположен, к Крымску. И там испокон веков все есть. И картошка там хорошо растет, и бахчевые, и любая рассада, и любые фрукты. И в то время люди жили там намного зажиточнее, чем у нас, в Привольной. А разница между нашими местами – всего-то двести километров. И вот у них эта закваска – «чем больше я хапану, тем я лучше и почетней других» – эта их страсть к наживе очень сильно проявляется. Вот ты заметил, что у нас в Привольной есть такой обычай – выносить на рынок некоторые продукты. Понемножку. Три-четыре десятка яичек, немножко сала, молочка, сметанки, рыбки. То есть выносят некоторый избыток из своего личного хозяйства. А там, понимаешь?.. Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял? Ну, допустим, посадили они рассаду. С этой рассады планируют посадить для себя. Но если цена на рассаду приемлемая для хозяина, то есть если рассада оказывается в это время в хорошей цене, – он ее всю продаст! Он забудет про себя и всю рассаду на рынок оттащит. У нас в Привольной такого в жизни никогда не произойдет! Да и не только в Привольной, а во всей нашей зоне, во всем Каневском районе. Наши местные делают всегда так: пересадит рассаду для себя, а потом уж лишнюю продаст. Или подарит. Или обменяет на что-то гожее. А вот в той, южной зоне, наоборот. Там продают! Продал, а что осталось – то твое. А не осталось – и не надо. Как-нибудь проживу, но деньги с рассады хапану! Они и сюда, к нам, вывозили эту рассаду. И Андрей привозил, и деньги здесь делал. Особенно это было распространено раньше, когда на Кубани запрещали рассаду сажать.

Мы каждый год, в течение 12 лет, как погиб наш меньший брат, 9 Мая ездим к нему на могилу, в Славинск. И обязательно заезжаем к брату. Это наша семейная традиция. Мы поехали и в этом году. А Андрей, зная, что мы приедем, поехал с невесткой, с сыном окучивать картошку. Понимаешь?! Мы с ним год не виделись. И