Маршал Шапошников. Военный советник вождя - Рудольф Баландин

Тот же В. фон Бломберг, встречавшийся тогда же в Москве с Б. Шапошниковым, передал свои впечатления: «Выхоленный, причесанный на пробор офицер английского типа... сдержанный, представляет ту часть Красной Армии, которая стремилась избежать войны с Польшей. Он считает своей задачей и целью всего советского высшего командования мирное и систематическое строительство Красной Армии».

Подобно Свечину, Шапошников был сторонником оборонительной стратегии «измора» (вспомним победу над Наполеоном в 1812 году) из-за недостаточной готовности Красной Армии к современной войне. Тухачевский, напротив, постоянно утверждал необходимость стратегии сокрушения, неожиданного и решительного наступления. Вспомним, как в мае 1925-го на 7-м Всебелорусском съезде Советов Тухачевский воскликнул: «Красная Армия с оружи-

238

ем в руках сумеет не только отразить, но и повалить капиталистические страны... Да здравствует Советская Зарубежная Белоруссия! Да здравствует Мировая революция!» И еще: «Нам нужно только чтобы советское правительство Белоруссии поставило в распорядок своего дня вопрос о войне».

Правда, он же в конце 1926 года как начальник штаба РККА в докладе на Политбюро ЦК ВКП(б) высказался прямо противоположно: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы». Как понимать такое шараханье? То ли раньше он просто запугивал поляков, то ли, решив обосновать наступательную операцию, убедился, что Красной Армии она не под силу. (Есть и другой вариант объяснения: он сознательно нагнетал военный психоз для того, чтобы на этой волне добиться своего повышения; или, что менее вероятно, он действовал как провокатор, чтобы создать за рубежом образ агрессивного СССР.)

Он написал докладную записку «О радикальном перевооружении РККА». Предполагалось преимущественное ускоренное развитие военной промышленности, строительство ряда новых заводов и отчасти перепрофилирование гражданских предприятий для быстрого перевода их в случае необходимости на военную продукцию. Основной упор следовало сделать на резкое увеличение выпуска танков и самолетов.

...С хрущевских времен и реабилитации Тухачевского была выброшена средствами массовой дезинформации версия о том, что этот новатор и крупнейший военный мыслитель боролся за оснащение Красной Армии современной техникой, а ему противостояли ретрограды типа Ворошилова и Буденного, сторонники кавалерийских атак, вот, мол, и бросались на фашистские танки с саблями наголо.

Конечно же, таких недоумков среди наших командиров, да и красноармейцев не было (однако многие «шестидесятники», как ни странно, охотно поверили в такую убогую агитку). О необходимости перевооружения РККА писал Ворошилов, не говоря уже о Шапошникове. Другое дело — масштабы и качественные характеристики новой военной техники, ее предназначения. Тут-то и выясняется суть концепции грядущей войны у Тухачевского. В своей докладной записке он высказался точно: «Наши ресурсы... позволяют развить массовые размеры армии, увеличить ее подвижность, повысить ее наступательные возможности. Для этого необходимо создать сильную авиацию с большим радиусом действия и бронетанковые силы из быстроходных танков».

239

Тухачевский предлагал к концу пятилетки иметь Красную Армию в составе 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерии большой мощности, 40 тысяч самолетов и 50 тысяч танков. Принципиальный вопрос: для чего предназначена военная техника, и, следовательно, какой она должна быть. Ориентируясь на агрессивные наступательные действия, согласно «доктрине Тухачевского», основную массу танков должны составлять легкие, подобные бронированным тракторам машины. Впрочем, предоставим слово самому Михаилу Николаевичу:

«Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специально военного образца... Танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности и большего габарита... А это значит, что такой танк может являться бронированным трактором...»

Кроме того, вместо преимущественно противотанковых (оборонительных) орудий, истребительной и штурмовой авиации, он делал упор на тяжелую артиллерию и бомбовозы, требующиеся для наступательных действий. Эта его концепция стала реализовываться в середине 1930-х годов, когда он руководил вооружением РККА, и во многом определила поражения наших войск в первый год Великой Отечественной войны. Тогда у нас ощущался острейший недостаток в современной оборонительной технике. Переоснащение армии, начавшееся после краха Тухачевского, запоздало; положительные результаты в полной мере сказались начиная с 1943 года.

Как справедливо отметил С. Минаков, «в принципиальных вопросах развития военно-промышленного комплекса и технической модернизации Вооруженных сил М. Тухачевский остро полемизировал с начальником штаба РККА Б. Шапошниковым и начальником вооружений РККА И. Уборевичем».

Этот спор касался количества и качества военной техники в аспекте общей политики государства. Тухачевский предлагал милитаризацию, по сути, фашизацию страны, ориентированной на захват чужих территорий, всеевропейское господство. И. Уборевич, приверженец немецкой военной школы, тем не менее оставался сторонником более взвешенной стратегии, а Шапошников и вовсе предлагал крепить оборону и гармонично развивать экономику страны, улучшая благосостояние народа. Ибо в будущей войне, как он полагал, решающее значение приобретет не только техника, но и общее состояние страны, духовный настрой народа.

Поначалу Сталин встал на сторону Шапошникова, принял к сведению его доводы и снял Тухачевского с должности начальника штаба РККА. Помимо всего прочего, это был сигнал руководителям стран Запада (и крупным капиталистам): СССР не собирается вести агрессивную политику и готов к мирному сотрудничеству.

Обиженный Тухачевский представил докладную записку Ворошилову, который передал ее в штаб РККА и получил отрицательный отзыв Шапошникова. Затем Климент Ефремович оба документа переслал Сталину, сопроводив их такими словами: «...Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и радикальным. Плохо, что в КА есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету. Очень прошу прочесть оба документа и сказать свое мнение».

23 марта 1930 года Сталин ответил письмом, высказавшись вполне определенно: «...Я очень уважаю Тухачевского как необыкновенно способного товарища. Но я не ожидал, что марксист может отстаивать такой, оторванный от почвы фантастический план... нет учета реальных возможностей хозяйственного, финансового, культурного порядка. Этот “план” нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией, как части страны, и страной, как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка... армия является производным от хозяйственного и культурного состояния страны. Результат увлечения “левой” фразой... бумажным канцелярским максимализмом. Поэтому анализ заменен в нем “игрой в цифири”... “Осуществить” такой “план” — значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции.

Отрадно, что штаб РККА, при всей опасности искушения, определенно отмежевался от “плана” т. Тухачевского».

Ворошилов ответил Михаилу Николаевичу, ссылаясь на оценку его записки Сталиным: «Она не очень лестна... но, по моему глубокому убеждению, совершенно Вами заслужена. Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и, во всяком случае, враждебной пролетариату системой “красного милитаризма”».

И тогда Тухачевский 19 июня 1930 года отправил письмо лично Сталину: «...Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в ка-

241

ких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под ширмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры».

Как мы уже знаем, после этого осенью 1930 года Борису Михайловичу пришлось всерьез беспокоиться за свою судьбу, даже опасаться за свободу и жизнь в связи с полученными ОГПУ сведениями о его антисоветских и антисталинских высказываниях.

Катастрофическая волна репрессий, связанных с «Весной», прошла, лишь слегка коснувшись Тухачевского. Казалось бы, уцелев, он должен был порадоваться и успокоиться. Но он предпочел решительное наступление. В конце 1930 года он направил новое письмо в адрес Генерального секретаря ВКП(б). В нем Михаил Николаевич напоминал Сталину об их разговоре во время работы XVI съезда партии и просил в соответствии с этим разговором поручить проверку его предложений ЦКК. Письмо было весьма резким и, можно сказать, агрессивным по тону, с возмущением в адрес начальника штаба РККА Б.М. Шапошникова, и выражало тревогу по поводу ситуации, складывающейся вокруг собственной личности. Тухачевский, в частности, писал: «...Формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР, совершенно исключает для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности, например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где вел этот предмет в течение шести лет. Между тем я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что штаб РККА беспринципно исказил предложения моей записки... И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным...» Таким образом, в своем письме Тухачевский акцентировал внимание на двух аспектах: своей программе модернизации армии и своем руководстве стратегической подготовкой РККА. Непосредственного виновника в сложившейся ситуации он видел в начальнике штаба РККА Б.Н. Шапошникове.