Маршал Шапошников. Военный советник вождя - Рудольф Баландин

В наше время, после того как прошел хрущевский вал обличения культа личности Сталина, это имя усилиями антисоветской пропаганды стало восприниматься как нечто преступное. Великий государственный деятель, руководитель страны и армии, победившей фашизм, спасший огромное число (в частности, евреев) от уничтожения или рабства, был представлен как злодей и тиран.

Шапошников жил в то уже далекое героическое время. Тогда только откровенные и оголтелые враги России позволяли себе хулить Сталина. Но даже и они не скатывались до лжи и клеветы нашего времени (если исключить японскую или геббельсовскую пропаганду в мировую войну). Нет сомнений, что Борис Михайлович искренне и с полным основанием восхвалял Иосифа Виссарионовича, которого знал не понаслышке.

Другое дело — стиль речи. Он явно упрощен, подведен в некоторых случаях под газетную риторику. Объяснение этому простое: на съезде присутствовало много рабочих и крестьян, людей без высшего, а то и среднего образования. Они прославились не дипломами и должностями, а трудовыми успехами, были представителями победившего пролетариата. Поэтому с трибуны надо было говорить доходчиво.

НЕ ОПРАВДАЛ ДОВЕРИЯ

Опала Б.М. Шапошникова выглядит очень странно, если не загадочно. Шутка ли сказать: с мая 1928 года — начальник штаба РККА, с октября 1930 года — член ВКП(б) без прохождения кандидатского стажа, участник XVIII съезда партии, вдруг после операции спецслужб «Весна» в апреле 1931 года переведен «в глушь», в Самару. В чем он провинился? Перед кем?

Правда, в июне 1931 года Реввоенсовет СССР утвердил Бориса Михайловича почетным красноармейцем 56-го кавалерийского полка 10-й Майкопской дивизии и 166-го стрелкового полка 56-й стрелковой Московской дивизии. Но это более всего похоже на утешительное поощрение.

Во всем этом следует разобраться основательней. До сих пор, несмотря на ряд серьезных публикаций, многие вопросы остаются без убедительных ответов. Они относятся, прежде всего, к судьбе Тухачевского (можно сказать, антипода Шапошникова). Удивителен его стремительный карьерный взлет, хотя имелись веские компрометирующие материалы — в отличие от Шапошникова. 25 августа 1930 года на Тухачевского как на участника заговора, выступавшего в узком кругу с резкой критикой Сталина, дал показания не кто иной, как его старый соратник и пропагандист Н. Какурин! Об этом В. Менжинский 10 сентября написал Сталину, находившемуся в отпуске: «Я доложил это дело т. Молотову и просил разрешения до получения Ваших указаний держаться версии, что Какурин и

Троицкий арестованы по шпионскому делу. Арестовывать участников группировки поодиночке — рискованно. Выходов может быть два: или немедленно арестовать наиболее активных участников группировки или дождаться Вашего приезда, принимая пока агентурные меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Считаю нужным отметить, что сейчас все повстанческие группировки созревают очень быстро и последнее решение представляет известный риск».

Через две недели, внимательно ознакомившись с полученными материалами, Сталин не принял никаких решительных действий. Написал Г. Орджоникидзе: «Прочти-ка поскорее показания Каку-рина — Троицкого и подумай о мерах ликвидации этого неприятного дела... Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых... Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру, лишь бы избавиться от ЦК, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития индустрии... Покончить с этим делом обычным порядком (немедленный арест) нельзя. Нужно хорошенько обдумать это дело...»

Он не торопился. Вернувшись в Москву, Сталин обсудил с В. Менжинским и начальником Особого отдела ОГПУ К. Ольским дело о военном заговоре. На очной ставке с Тухачевским в присутствии Сталина, Ворошилова и Орджоникидзе подследственные Ка-курин и Троицкий подтвердили свои показания. Протоколы допроса уничтожены или надежно спрятаны (почему?!). Совершенно непонятно, на каком основании Сталин решил это дело закрыть.

Тогда в Москве проходил очередной Пленум РВС СССР. На нем присутствовали руководители Украинского военного округа во главе с И. Якиром. Они, а также Я. Гамарник дружно заступились за Тухачевского. И Сталин написал 23 октября Молотову, что тот «чист на все 100 %. Это очень хорошо».

Но вот что интересно. 25 октября того же года в Ленинграде (Тухачевский был командующим этого округа) были арестованы 22 бывших офицера лейб-гвардии Семеновского полка, однополчане Тухачевского. Как сообщает С. Минаков: «Члены семей некоторых из арестованных обращались за помощью к М. Тухачевскому, но они не знали, что он сам в это время оказался под угрозой ареста». Как же так? Ведь двумя днями раньше Сталин признал его «чистым»!

Тут есть над чем задуматься. Возможно, не по наивности родственники арестованных обратились к Тухачевскому. Он встречался с этими офицерами, беседовал в их тесной компании. И он-то один

236

остался на свободе! Казалось бы, имея показания двух свидетелей, близко знавших Тухачевского и восхвалявших его, да еще арестовав группу офицеров, тесно общавшихся с ним, надо было с полным основанием взять его под стражу. По делу «Весна» прошло немало видных военных, некоторых расстреляли. Неужели на них имелись более серьезные материалы, чем на Тухачевского? Судя по имеющимся данным, вряд ли. Вот и К. Ольский в августе 1931 года был уволен из ОГПУ как распространитель слухов, будто дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым». Показания на Тухачевского такими не назовешь.

Не исключено, конечно, что Сталин не пожелал «выносить сор из избы», решил избежать конфликта со сторонниками Михаила Николаевича, не обострять напряженность в военной элите и т.п. Но такую версию не назовешь убедительной. И уж совершенно ясно, что, имея показания весьма серьезных арестованных военачальников, да еще подтвержденные очной ставкой, надо было отправить в «глушь», в заурядный округ никак не Шапошникова, а именно Тухачевского.

Что же могло произойти за считанные дни, чтобы из подозреваемого Тухачевский чудесным образом превратился в поощряемого, которому доверял сам Сталин (на 100 %) и которого повысили в должности?

Мне кажется, наиболее логичное объяснение: он лично «сдал» своих бывших однополчан либо еще раньше сообщил Сталину о предосудительных разговорах, которые вели с ним Какурин и Троицкий; или было и то и другое. Как бы еще в столь короткий срок он сумел убедить Сталина (не слишком наивного и доверчивого) в своей абсолютной чистоте, лояльности? И за что бы вдруг его поощрили?

Не могу, конечно, утверждать бесспорно, но все-таки есть серьезные основания предполагать, что тогда Михаил Николаевич выдал Сталину какие-то важные сведения о существовании заговора среди крупных партийных работников и военных. Этим он мог не только спасти себя от репрессий, но и попасть в зависимость от Сталина, имевшего документальное подтверждение его доносов, в частности, на однополчан (за что они или их близкие могли с ним расправиться, не говоря уже о позоре разоблачения).

Повторяю, таково предположение, хотя и правдоподобное. Оно объясняет еще одну «странность» в поведении Тухачевского: арестованный в 1937 году, он сразу же, без обиняков или хитроумных или жестких допросов, стал называть имена сообщников. Случай

237

редчайший, ибо в подобных ситуациях подследственные старались затягивать допросы, чтобы выяснить, что известно об их деятельности, кого еще арестовали, о ком следовало бы умолчать.

Тогда, в 1930 году, Тухачевский, как говорится, выразил полное раскаяние и выдал сообщников (или собеседников по антисоветским разговорам), чем заслужил прощение и поощрение. Шапошников ничего подобного не сделал. Сталин имел все основания заподозрить, что Борис Михайлович скрыл от него сведения, компрометирующие ряд «военспецов».

Действительно, такое могло быть. Но не потому, что Шапошников замышлял что-то недоброе. Просто он был уверен: дальше разговоров дело не пойдет, ни о каком заговоре речи быть не может, а потому нет необходимости сообщать Сталину о нелестных высказываний в его адрес.

Помимо всего прочего, у опалы Шапошникова был еще один подтекст, связанный с военной стратегией СССР на ближайший период. Грубо говоря, она предполагалась быть или агрессивной (Тухачевский), или мирной (Шапошников).

Немецкий полковник В. фон Бломберг в донесении своему берлинскому начальству из Москвы в августе 1928 года писал: «Существуют две версии отставки Тухачевского (с поста начальника штаба РККА. — Авт.). Согласно первой, он был сторонником превентивной войны против Польши, что не могло удовлетворить правительство; согласно второй — его политическая благонадежность была поставлена под сомнение...» (он пояснял: «общеизвестно, что он является коммунистом лишь исключительно по карьерным причинам»).