Брежнев - Леонид Млечин

При этом участники пленума горкома так и не узнали, что же такого крамольного сказал Николай Егорычев. Сама его речь стала секретом на десятилетия. На пленум пришел Суслов, чтобы своим авторитетом «освятить» кадровые перемены. Он говорил без бумажки, несколько коряво. Прежде всего успокоил московских руководителей:

— Московская партийная организация всегда являлась, является и будет являться первой опорой и основной опорой Центрального Комитета… Поэтому мы решили пойти на жертву для себя, ЦК. Нам, конечно, кандидатура, которую мы выдвигаем, крайне необходима и там, где сейчас находится. Но, учитывая все значение московской организации, мы пошли на то, чтобы удовлетворить просьбу и в отношении конкретной кандидатуры, и рекомендуем первым секретарем товарища Гришина Виктора Васильевича.

Вопросов к Гришину не было, и его утвердили единодушно.

Виктор Васильевич Гришин был старше Егорычева, искушеннее и потому занимал эту должность восемнадцать с половиной лет. Гришин поставил своей задачей ничем не огорчать генерального секретаря. И этим он очень нравился Брежневу.

Виктор Васильевич обещал превратить Москву в образцовый коммунистический город. Под этим лозунгом московский партийный аппарат был выведен из зоны критики. Даже сотрудникам ЦК рекомендовали не звонить напрямую в московские райкомы, поскольку ими руководил член политбюро. Когда в горкоме узнавали, что какая-то газета готовит критический материал о столице — пусть даже по самому мелкому поводу, главному редактору звонил Гришин, и статья в свет не выходила…

В феврале 1977 года заполыхал пожар в гостинице «Россия», погибли люди. И тогда, и сейчас поговаривают, что это был поджог. Но следствие сразу же установило, что дежурный радиоузла, нарушая правила, работал с паяльником. Попутно выяснилось, что при строительстве гостиницы грубо нарушили правила противопожарной безопасности, она вообще не должна была эксплуатироваться до исправления серьезных недостатков. Но написать об этом первый секретарь горкома Гришин не позволил. Его устраивала версия о поджоге.

Брежнев взял Гришина с собой в Польшу на съезд польских коммунистов.

«В Варшаву и обратно мы ехали поездом. Леонид Ильич приглашал меня в свой вагон на завтраки и обеды. Рассказывал о своем детстве и юности, о матери и отце. Он любил простую пищу: утром — жареный картофель с салом, пирожки с горохом, приготовленные в подсолнечном масле, в обед — украинский борщ, то есть то, чем в детстве потчевала его мать.

Однажды он сказал мне:

— Виктор, готовь себе замену в горкоме партии, ты перейдешь на работу в ЦК КПСС.

Я сказал, что в горкоме работаю еще очень недолго, на подготовку замены потребуется немало времени, в общем, мне надо еще поработать секретарем МГК КПСС».

Любопытно, что при таком положении Гришина Брежнев сохранял на должности председателя исполкома Моссовета Владимира Федоровича Промыслова. Отношения между Гришиным и Промысловым были плохие. Гришин своего главного хозяйственника упрекал в том, что тот мало занимается делами и слишком любит ездить за границу. Но Промыслов Гришину был не по зубам. Брежнева вполне устраивало, что два первых человека в столичном руководстве едва выносят друг друга.

За исключением короткого периода, когда Промыслов был министром строительства и заместителем председателя Совета министров РСФСР, он всю жизнь проработал в столичном аппарате.

К Владимиру Федоровичу Промыслову постоянно обращались с просьбой дать квартиру, дачу или гараж. Поскольку в его кабинет попадали только заметные в обществе люди, Промыслов старался никому не отказывать. Но резолюции на заявлениях он ставил разными карандашами, и его подчиненные точно знали, что именно начальник желает: действительно помочь или вежливо замотать вопрос.

Влиятельные люди получали то, что просили, поэтому у Промыслова было много покровителей. Сам Брежнев предпочитал обращаться не к Гришину, а напрямую к Владимиру Федоровичу, если хотел кого-то облагодетельствовать, например дать квартиру.

Опального Николая Егорычева словно в издевку назначили заместителем министра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения. Для многих утрата высокой должности была равносильна катастрофе. Николай Григорьевич, напротив, так активно включился в работу, что очень скоро его отправили подальше от Москвы — послом в Данию. Перед отъездом его принял Брежнев. В своей мягкой манере сказал: поработай пару лет, наберись опыта и переведем тебя в более крупную столицу… Но Егорычев так и застрял в Дании. Для кого-то комфортная жизнь в уютной европейской стране была бы подарком судьбы. А Егорычев рвался домой. Но он был невъездным послом.

Разогнали руководство Московского управления госбезопасности. Занимался этим начальник Главного управления контрразведки генерал Георгий Карпович Цинев, самый близкий к Брежневу человек, его ставленник в органах госбезопасности. Цинев кричал на заместителя начальника столичного управления полковника Георгия Леонидовича Котова, который до службы в КГБ работал помощником Егорычева:

— Ваш Егорычев что, не понимал, что делает? Его выступление — это же был пробный шар. Это был выпад против Леонида Ильича! Что вы задумали? Заговор против Леонида Ильича затеяли?

Полковнику Котову предложили на выбор: или ехать начальником управления в Магадан, или за границу.

— К вам претензий нет, — объяснил начальник Главного управления кадров КГБ Виктор Михайлович Чебриков, — но надо сменить колодку.

Избавление от главного соперника

И наконец, Брежнев убрал из партийного аппарата самого Шелепина.

На расширенном заседании политбюро обсуждался вопрос о крупных животноводческих комплексах в Российской Федерации. Шелепин говорил о тяжелом положении на селе и потребовал отправить в отставку министра сельского хозяйства Мацкевича.

На следующий день Брежнев позвал Александра Николаевича к себе:

— Как понимать твое вчерашнее выступление? Твоя речь была направлена против меня!

— Почему вы так решили?

— А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вчера, это против меня. Какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь это моя личная номенклатура!

Когда Гришина перевели в горком и остался вакантным пост руководителя профсоюзов, появилась удобная возможность решить судьбу Шелепина. Он приехал на очередное заседание политбюро. Его позвал к себе Брежнев. В кремлевском кабинете генсека уже сидел Суслов. Леонид Ильич предпочел вести такой сложный разговор с Шелепиным не в одиночку, а опираясь на авторитет «главного идеолога» партии.