Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

– Жан-Клода, Принца города Сент-Луиса.

Она склонила голову набок, будто прислушиваясь к чему-то.

– Значит, ты истребительница. Ты не назвала при входе своего настоящего имени.

– Не все вампиры согласились бы говорить со мной, зная, кто я.

– И какой же вопрос ты желаешь со мной обсудить?

– Серию убийств с увечьем.

И снова она чуть повернула голову, будто прислушиваясь.

– Ах да. – Она моргнула и подняла на меня глаза. – Цена аудиенции – то, что лежит на твоих руках.

Наверное, вид у меня был достаточно недоуменный, потому что она пояснила:

– Кровь, кровь Сезара. Я желаю взять ее от тебя.

– Каким образом? – спросила я. Ладно, пусть меня сочтут подозрительной.

Она просто повернулась и пошла прочь. И голос ее донесся, как в плохо озвученном фильме: со значительным опозданием, чем следовало бы.

– Ступай за мной и не очищай руки.

Я повернулась к Эдуарду:

– Ты ей доверяешь?

Он покачал головой.

– И я тоже нет, – сказала я.

– Так мы идем или остаемся? – спросил Олаф.

– Лично я за то, чтобы идти, – сказал Бернардо.

Я на него не обращала внимания с той минуты, когда началось жертвоприношение. Бернардо несколько побледнел, а Олаф – нет, у него был свежий вид, глаза сверкали, будто вечер ему очень понравился.

– Мы нанесем смертельное оскорбление, если отвергнем приглашение, – сказала Даллас. – Она редко когда удостаивает кого-нибудь личной беседы. Наверное, ты произвела на нее впечатление.

– Не в этом дело. Я ее привлекаю.

– Привлекаешь? – Даллас наморщила брови. – Она же любит мужчин!

Я покачала головой:

– Может быть, спит она с мужчинами, но привлекает ее сила.

Она посмотрела на меня. Внимательно.

– И у тебя эта сила есть?

Я вздохнула:

– Вот заодно и узнаем, правда?

И я направилась туда, куда удалилась фигура в плаще. Она не стала ждать нашего решения – просто ушла. Надменная, как я уже сказала. Высокомерная. И конечно, мы тоже пойдем за ней в ее логово. Проявление своего рода самоуверенности, если не глупости. Иногда между ними очень мало разницы.

25

Я не знала, куда идти. Но Даллас была в курсе и подвела нас к скрытой занавесами двери рядом со ступенями храма. Дверь все еще была открыта, как черная пасть, и ступени вели вниз. А куда ж еще? Только раз в жизни я видела вампира, у которого главное укрытие было вверху, а не внизу.

Даллас пошла вниз пружинистой походкой и с песней в сердце. Собранные в хвост волосы болтались сзади, когда она сбегала по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Если она и испытывала неприятные ощущения, углубляясь в темноту, то никак не подавала виду. Даллас вообще сбивала меня с толку. С одной стороны, она не видела, насколько опасен Олаф, и не боялась ни одного из монстров в клубе. С другой стороны, она мне поверила, когда я сказала, что вырежу ей сердце. Я по глазам видела. Как она поверила такой угрозе незнакомого человека, а не замечала других опасностей? Я не могла понять, а я очень не люблю, когда чего-нибудь не понимаю. Она казалась абсолютно безобидной, но реакции у нее были очень странные, и я поставила на ней знак вопроса. А это значит, что я не стану поворачиваться к ней спиной или относиться как к мирной жительнице города, пока не буду точно знать, что она действительно таковой является.

Мой медленный темп не устраивал Олафа. Он протиснулся мимо меня и побежал вниз за подпрыгивающим хвостом волос Даллас. Ему приходилось нагибаться, чтобы не стукаться о потолок, но это ему явно не мешало. Ладно, я не против, пусть он схватит первую пулю. Я продолжала идти за ними в потемках. Никто не проявлял ко мне насилия… по-настоящему… пока что. Поэтому идти с пистолетом в руке было несколько вызывающе, но… но извиняться я буду потом. Если вампир не знаком мне лично, то при первом визите я предпочитаю держать в руке заряженный пистолет. А может, дело было в узкой лестнице и давящем эффекте камня, будто готового на меня рухнуть и раздавить, как в кулаке. Я говорила, что у меня клаустрофобия?

Лестница оказалась короткой, и двери внизу не было. Убежище Жан-Клода в Сент-Луисе было чем-то вроде подземной крепости. А здесь – кое-как замаскированная дверь, короткая лестница, второй двери нет, и это опять из-за той же самоуверенности.

Олаф закрывал от меня Даллас, но я видела, что он уже добрался до тускло освещенного проема внизу. Ему пришлось нагнуться еще больше, чтобы пройти в него, и, осмотревшись уже на той стороне, он выпрямился. Вроде бы какое-то движение началось там вокруг него. Мимолетное, такое, как иногда видишь уголком глаза. Мне вспомнились руки, которые раздевали Сезара, когда он шел между светом и темнотой.

Олаф стоял в проеме, почти заполняя его собой, перекрывая даже то тусклое освещение, что там было. Еле заметно мелькнула Даллас. Она уводила его дальше, от дверей, в темноту, освещенную отблеском огня.

– Олаф, как ты там? – позвала я.

Ответа не было.

– Олаф? – попробовал позвать Эдуард.

– Все в порядке.

Я оглянулась на Эдуарда. Мы посмотрели друг другу в глаза, думая об одном и том же. Это может быть западня. Может, она-то и стоит за всеми убийствами и хочет прикончить истребительницу. А может, просто многовековой вампир вздумал нас помучить и убить ради самого процесса.

– Она могла заставить Олафа солгать?

– Ты имеешь в виду, подчинить его разум? – спросила я.

Он кивнул.

– Не так быстро. Пусть он мне не нравится, но он крепче для такой процедуры. – Я посмотрела на Эдуарда, пытаясь прочесть в полумраке выражение его лица. – А не могли они вынудить его солгать?

– Ты имеешь в виду нож у горла? – спросил Эдуард.

– Ага.

Он чуть улыбнулся:

– Не так быстро. И вообще нет.

– Ты уверен?

– Жизнью готов поручиться.

– Мы, собственно, это и делаем.

Он кивнул.

Я верю Эдуарду, раз он говорит, что Олаф не предаст нас из страха смерти или боли. Он не всегда понимает, почему люди поступают так, а не иначе, но обычно не ошибается в том, как они поступят. Мотивы от него ускользают, но не сами поступки. Так что… Я пошла дальше вниз.

Проходя в двери, я напрягла периферийное зрение, стараясь видеть все вокруг. Мне не пришлось нагибаться. Комната, где мы оказались, была маленькой и квадратной, футов шестнадцать на шестнадцать. И почти под завязку она была забита вампирами.

Я прислонилась спиной к стене справа от двери, сжимая двумя руками направленный в потолок пистолет. Мне очень хотелось наставить его на кого-нибудь – на любого. Аж плечи свело. Но мне никто не угрожал. Никто ни черта не делал – только стояли, смотрели, передвигались по комнате, как обычные люди. И откуда у меня взялось чувство, будто сюда надо было врываться со стрельбой?