Земля под ее ногами - Салман Рушди

— Да уж, — сказала Анита. — Вот и постараемся оказать ему соответствующие почести. Падмашри или даже Бхарат Ратна[123]. Нет, этого недостаточно. Как насчет пары парадных портретов в фас и в профиль плюс костюм в полосочку и табличка с именем и личным номером, если получится?

Эта идея мне нравилась.

— Главное — добудь фотографии, Рай, о'кей? — сказала она и вышла.

Она не рассказала мне о том, другом фотографе, посланном ею до меня и не вернувшемся обратно, — не потому что не хотела меня пугать, а потому что знала: я обижусь, узнав, что был вторым. Кроме того, она хотела поехать со мной и всё спланировала заранее. Мы должны были долететь до Аурангабада, изображая молодоженов, проводящих медовый месяц подальше от фотокамер. Для пущей убедительности и по ряду других соображений мы должны были остановиться в отеле «Рамбагх Палас» и всю ночь заниматься любовью. Чтобы все поверили, что у нас медовый месяц, — ведь мы вторгались на территорию Пилу, где каждый швейцар, каждый чапрасси[124] мог оказаться его осведомителем, — мы должны были отправиться в Аджанту и постоять в темных пещерах, где экскурсовод включает и выключает свет и перед вашим взором появляются и исчезают шедевры буддийской живописи — бодхисаттвы, розовые слоны, полуобнаженные женские фигуры в форме песочных часов с правильными полушариями грудей. Тело Аниты ничуть не уступало изображенным на фресках, и перспектива была заманчива, но я уехал из Бомбея, ничего не сказав ей, и двинулся прямиком в суровое сердце Индии, намереваясь сделать то, за что высмеял Вину, то, что городские жители в этой стране делают крайне редко. Я отправился в сельскую Индию, но не затем, чтобы узнать все про ритмический метод и прерванный акт, а чтобы добраться до моего друга Пилу.

Мне надо было уехать после той невероятной единственной ночи с Виной. Конечно я ничего не поджигала. Ты что, думаешь, я сожгла твой дом? И твоя мать тоже так думала? Ну спасибо. Украсть я могла, но я же не сумасшедшая. Она думала встретиться с моей матерью, чтобы предложить ей возмещение убытков. Новые драгоценности взамен старых. Но для этого было уже слишком поздно. Невозможно было заделать появившиеся в нашем мире трещины; что разбилось вдребезги, нельзя снова собрать. Мертвая мать; отец, медленно вращающийся вместе с лопастями вентилятора, распространяющий невыносимый запах. Невиданный плод. Я пытался представить себе, как отнеслась бы Амир Мерчант к возвращению Вины. Думаю, она просто обняла бы ее и вновь открыла бы для нее свое сердце.

Мне тяжело было вернуться к тем дням — Амир, В. В., пожар, утраченная любовь, упущенные возможности. Представшая передо мною пустынная местность, ее суровые очертания, ее ожесточенность — вот что мне нужно было сейчас. Двигаясь по ее бескрайним пыльным просторам, совершенно к тебе безразличным, восстанавливаешь свое чувство пропорции; вновь становишься собою. Я вел свой джип — нагруженный консервами и концентратами, канистрами с бензином и водой, запасными шинами, моими любимыми походными ботинками (с тайничками в каблуках), даже небольшой палаткой — на восток, к дальней границе штата Махараштра. Я находился в империи Пилу и теперь искал ее черный ход.

Я всегда был из тех, кто является с черного хода.

Путешествие к центру земли. Воздух становился горячее с каждой милей, ветер все яростнее обжигал лицо. Здешняя мошкара показалась мне более крупной и ненасытной по сравнению со своими городскими родичами, а обедала она, разумеется, мной. Дорога все время была запружена: велосипеды, запряженные лошадьми повозки, стреляющие глушители, гудки автобусов и грузовиков. Люди, люди. Гипсовые святые на обочине. На заре мужчины, встав кругом, мочатся на древний памятник — надгробие какого-то умершего правителя. Бегают собаки, медленно бредет скот, лопнувшие покрышки венчают груды обломков, ожидающих тебя повсюду, подобно будущему. Группы юнцов с оранжевыми повязками на головах и с флагами. Политические лозунги на стенах. Чайные. Обезьяны, верблюды, дрессированные медведи на поводке. Человек, который при вас гладит вам брюки. Желтый как охра дым из фабричных труб. Аварии. Кровать на крыше — две рупии. Проститутки. Вездесущие боги. Мальчишки в рубахах из вискозы. Повсюду вокруг меня жизнь кипела, бурлила. Тараканы, вьючные животные, тощие попугаи дрались за пищу, кров, право увидеть завтрашний день. Молодые люди с волосами, смазанными маслом, выступали самодовольно, словно тощие гладиаторы, а старики ревниво наблюдали за своими детьми, ожидая, что их бросят, отпихнут в сторону, столкнут в какую-нибудь канаву. Это была жизнь в чистом виде, жизнь, единственной целью которой было выживание. В той вселенной, какую представляла собой дорога, инстинкт самосохранения был единственным законом, напористость — единственным правилом игры, в которую приходится играть, пока не упадешь замертво. Попав сюда, я понял, что делает Пилу Дудхвалу столь популярным. Это была сверхнапористость, избавлявшая его подданных от ежедневной борьбы, до срока сводившей их в могилу. Он был волшебником, пророком. Будет нелегко сбросить его с пьедестала.

Мой план действий — не столько обдуманная стратегия, сколько смутное представление — заключался в том, чтобы свернуть с проезжей дороги и отъехать от нее как можно дальше. Согласно списку Аниты, многие из принадлежавших Пилу ферм-призраков находились в самых удаленных частях штата, доступ в которые был очень затруднен ввиду полного отсутствия дорог. Любой фермер, занимавшийся разведением на самом деле существующих коз, столкнулся бы с непреодолимыми трудностями и понес невосполнимые убытки, даже просто отправив их на бойню или на стрижку. С несуществующими козами, естественно, таких проблем не было, а труднодоступность «ферм» чрезвычайно способствовала конспирации. Я собирался сыграть на самоуверенности прихлебателей Пилу, которые меньше всего ожидали увидеть там фотографа из «Илластрэйтед Уикли».

В это время проходило сопровождавшееся большой шумихой трансиндийское ралли, и я намеревался выдать себя за его участника, который сбился с пути и колесит в поисках воды, пищи и крова. Я надеялся, что это позволит мне провести несколько часов с призраками Пилу. А дальше все зависит от моей способности превращаться в фотографа-невидимку. Усталый и грязный, я свернул с шоссе на проселочную дорогу и направился в сторону гор.

Через два дня я подъехал к реке — небольшой ручеек бежал посредине ее высохшего каменистого русла. Как тому и следовало быть, мне повстречался крестьянин с палкой на плече, на обоих концах которой висело по кувшину с водой. Я спросил его, как называется река, и, услышав в ответ «Вайнганга», испытал странное ощущение, что свернул не там, где нужно, попав из реального мира в мир вымышленый. Словно, оставив позади штат Махараштра, я оказался не в Мадхья-Прадеш, а в параллельном мире. В современной мне Индии те горы, что лежали передо мной, — невысокий хребет, ущелья которого заросли джунглями, — были бы хребтом Сеони, но в сказочном пространстве, где я очутился, они все еще носили древнее название Сионийские горы. В этих джунглях я мог повстречать сказочных зверей — несуществующих говорящих животных: пантеру, медведя, тигра, шакала, слона, обезьян и змею, созданных писателем, который населил ими эти далекие края, где никогда в жизни не был. А высоко на горных склонах я ожидал в любую минуту увидеть силуэт мальчика — Несуществующего Мальчика, плод писательского воображения — танцующего с волками человеческого детеныша.

Вот мрак, что возвещает Манг,Несет на крыльях Чиль[125].

Я достиг цели своего пути. Глубокая колея, отходившая от проселочной дороги, вела прямиком к тайнам Пилу Дудхвалы. Все еще под впечатлением нереальности происходящего я двинулся навстречу своей судьбе.

Все это время я не переставал удивляться тому, сколько неисследованных мест осталось в глубине Индии. Стоило свернуть на проселок с большой дороги, и вы сразу ощущали себя первопроходцем — Каботом или Магелланом на суше.

Здесь полифоническая реальность дороги исчезала, уступая место тишине и безмолвию, бескрайним, как сама земля. Это была бессловесная правда — та, что предшествовала языку: существование, а не становление. Ни один картограф не нанес подробно на карту эти бесконечные пространства. В этих дебрях были деревни, где понятия не имели о Британской империи; деревни, жителям которых ничего не говорили имена народных вождей и отцов-основателей, хотя Варда, где Махатма[126] основал свой ашрам[127], находилась всего в сотне с лишним миль оттуда. Отправившись по одной из проселочных дорог, вы попадали в прошлое, на тысячу лет назад.