Дети Империи - Олег Измеров

23. "А из нашего окна…"

В кабинете Виктор прежде всего обратил внимание на микрофоны, стоявшие возле каждого места. Усиления звука в таком помещении явно не требовалось.

— А это что, селекторные совещания здесь устраивают?

— Нет, в основном это для протокольного бюро. Там всю информацию на диски пишут.

— На что?

— Ну, там аппараты, стоят, похожие на патефоны, на них ставят целлулоидные диски с магнитным слоем, и головка на них записывает, кольцевыми дорожками. Дошла до конца круга, срабатывает шаговый двигатель, перемещается на следующую. Машинисткам так удобно печатать по отдельным фразам и находить необходимое место записи.

— Так это для вычислительных машин хорошо. А шаговый двигатель пусть управляется самой машиной.

— Ну так для них вначале и делали…

Ход совещания также был не совсем обычным. Практически не было ни вступительного слова, ни доклада, ни презентаций. Доклад заранее был разослан участником фототелеграфом, да и на столе перед каждым на всякий случай уже лежали его отэренные копии в прозрачном целлулоидном файле. В том же файле были сложены материалы уже присланных вопросов и замечаний и проекты решений — основным было создание рабочей группы по подготовке проекта программы унификации выпускаемой железнодорожной техники и оптимизации загрузки заводов.

Совещание продлилось минут сорок и вмешательства Виктора не потребовало. Осмолов ответил на вопросы, в перекрестном обсуждении быстро выявили места, где требовалась дополнительная информация и сопровождающие исследования — в основном там, где развитие технологической базы СССР отличалось от того, что было знакомо Виктору по истории на период 1958 года. Например, для аппаратного регулирования электропередач можно было использовать любую элементную базу Минрадиоэлектронпрома, что не учел Виктор, полагая наличие ограничений для гражданской техники… впрочем, это уже технические детали, которые более интересны участникам совещания.

Важно то, что на совещании не прозвучало ни самоотчетов, ни чисто ведомственных препирательств, ни попыток отфутболивать вопросы. В общем, ничего сверхъестественного в административной технике здесь не было, но значительно отличалось не только от советской бюрократии, с ее вечными ведомственными барьерами, но и постсоветской с ее махровой показухой, очковтирательством и откровенным невежеством, которое сменило собой бытовавшее ранее невежество стыдливое и тщательно скрываемое за правильными общими словами. Чинопочитания также не чувствовалось, в связи с чем у Виктора постоянно возникало ощущение, будто он не в Москве, и только видневшаяся в окно циклопическая колонна Дворца Советов напоминала ему о его местонахождении. По-видимому, Осмолов, говоря, что карьеру теперь делают не в столице, ничуть не преувеличивал.

Интересное дело, подумал Виктор, глядя на ход совещания. Судя по всему, здесь не стали бороться с привилегиями. Бороться с привилегиями, как таковыми, глупо и бессмысленно, потому что общество без привилегий для элиты — это общество вообще без элиты, а такого за всю истоию человечества еще не было. Здесь решили по иному — привели к балансу привилегии и обременения. Например, можно выбраться в Москву, поближе к телу большого начальства, а вот использовать эту близость для собственного продвижения — это уже фигушки, это надо ехать на периферию, подальше от тела начальства и там себя показать. И так, видимо, во всем, до мелочей, включая блюда в столовой.

Тут только Виктор вспомнил, что не обратил внимания на фамилию хозяина кабинета на дверной табличке. Из присутствующих в лицо он узнал только коломенского конструктора Лебедянского, который, кстати, неожиданно для Виктора поддержал программу унификации даже в ущерб собственной опытной машине. Чтобы для конструктора пойти поперек своего детища… Надо будет после совещания с ним пообщаться, живая история все-таки.

— У меня вопрос к товарищу Еремину…

"М-да, кажется, я рано расслабился. Кто же этот молодой человек в полосатом галстуке?"

— Машковский, Константин Иванович. Вопрос такой: если учесть, что при решении задачи экономической оптимизации сложных систем выполняется принцип динамического равновесия Ле-Шателье, то, например, вот этот тип промышленного тепловоза получается лишним. Если конкретно, то да, мы на его конструкции экономим металл, но в эксплуатации, учитывая тенденцию к росту весов обрабатываемых составов, его все равно будут добалластировать, то-есть грузить тем же металлом. Насколько учитывался этот принцип при составлении типажа?

"Приплыли. Это чего-то новое…"

Виктор мысленно перелистал в голове все вузовские учебники. Про Ле-Шателье, французского ученого конца 19 века, в них, конечно, было. Только он был химиком и и его этот самый "принцип динамического равновесия" — это про химические реакции и технологические процессы, что связаны. Неужели они здесь в практическую экономику сумели его перенести? А у нас прошляпили? Или кто-то что-то написал, но не обратили внимание и забыли? Вот тебе и продвинутая личность двадцать первого века. Приехал тут, как прогрессор, учить отсталых предков. Мак Сим Брянского уезда. Нет, надо срочно самому учиться. Хотя бы самообразованием.

— Константин Иванович… Дело в том, что по ряду причин ранее мне не довелось ознакомиться с этим методом оптимизации, надеюсь в ближайшее время восполнить этот пробел в своих знаниях и тогда смогу дать достаточно полный ответ.

— Пишем в вопросы для рабочей группы…

Сразу после совещания к нему подошел Машковский и отвел в сторону в коридоре.

— Виктор Сергеевич, извините. Вы ведь, наверное, в лагере или осбюро сидели, а я тут с такими вопросами.

— Нет, я, ммм… всегда был в вольнонаемном составе. Вы правильно задали вопрос, по делу, просто как-то с этими работами я случайно разминулся. Не подскажете, с чего начать знакомство с ними?

— Пожалуйста, — Машковский вытащил блокнот, написал на нем три названия, вырвал лист и отдал Виктору. — Вот лучше с этого начать, он понятней всего объясняет. Знаете, у нас тоже вот пришло несколько товарищей, из лагерей, что за вредительство отсидели, вот сразу и подумалось…

Какой-то у него вид совершенно непринужденный, отметил Виктор, и очень легко про ГУЛАГ рассуждает, без всяких недоговорок и намеков. Даже не как в перестройку, а как объяснить-то… Ну, как будто это все абсолютно естественное явление, как для автолюбителя штраф ГИБДД. С такими здесь говорить не опасно? И что по службе должен делать в таких случаях эксперт МГБ? Хотя у него, как у эксперта, профиль весьма специфический.

— Виктор Сергеевич! — отозвал его Осмолов. Виктор поблагодарил Машковского за… (чуть не сказал — ссылки) за названия работ, попрощался с ним и отошел.

— Рабочая группа, значит, собирается в час. Вы как смотрите на то, чтобы пообедать?

— Только позитивно…

Они шли по диагональному коридору в сторону лифтов. Коридор был без окон, с дверями по обоим сторонам, и замкнутость пространства разбавляли только высокие потолки и декоративные колонны по стенам.

— Геннадий Николаевич, тут такое дело… Так получилось, что у нас, где я раньше работал, газеты особо некогда читать было, по трансляции в основном служебные сообщения, а приемник или телевизор из-за помех не послушаешь. Вопрос такой: а насколько сейчас можно свободно про лагеря говорить?

— Какие лагеря? Пионерские, военные, исправительные?

— Исправительные.

— Так про исправительные, или там про репрессии врагов народа, всегда можно было свободно говорить и в газетах писать. А что, на этот счет какое-то новое указание вышло?

— Нет, новых указаний не слышал.

— Насколько помню, всегда все открыто писали. Даже вон дома где-то валяется "Техника-молодежи" старая, вроде последний номер за тридцать шестой, там много статей про заключенных на стройке канала "Москва-Волга", как они там работают, про ударников, даже поэма про них была, фотки… Могу поискать, если интересует.

— Спасибо, не стоит, сейчас некогда.

— Там только приукрашивали много. При бытовые условия, про отношения, лакировка действительности была. Только сейчас эта тема уже неактуальна: социальной базы для массового саботажа, заговоров и вредительства давно нет, соответственно и необходимость в массовых репрессиях, как средстве социальной защиты, отпала. А так насчет каких-то запретов ничего не слышал.

Подошел лифт. Они вошли в кабину и мягко провалились вниз сквозь этажи.

Ну очень интересно, подумал Виктор. В эпоху гласности, оказывается, разоблачать будет особо нечего. Ну да, конечно, привирали, лакировали… это можно поругать, но в принципе-то чего-то особо нового уже не скажут. Нет Запретной Темы. Типа — было когда-то, сколько раз уже об этом говорили… А сейчас социальной базы для массовых репрессий нет, так что обыватель может быть спокоен, как слон.