Гостомысл - Александр Майборода

— Почему? — спросил Готлиб.

— А кто будет управлять людьми? Мы воины, наше дело брать дань, а не пасти коров, — сказал Харальд.

— Найдутся другие, — сказал Готлиб.

— Эти старшины боялись нас, и потому они готовы были выполнить любое наше приказание. Наверно, мы погорячились. Выпороли бы их, и этого хватило бы, — сказал Харальд.

— Я не позволю себе сомневаться в своих действиях, потому что мы не можем ошибаться: если мы казнили старшин, то, значит, сделали это правильно. Если я начну сомневаться, рассуждать о морали, то мне наступит конец. Потому что я не философ, я конунг. Быть конунгом — кровавое дело, — сказал Готлиб.

— Ты прав, конунг, воин не должен рассуждать, — сказал Харальд.

— Но вот в чем я ошибся, так это в том, что разрешил казни устроить на своем дворе, — весело сказал Готлиб. Заметив удивленный взгляд воеводы, пояснил: — Сейчас жарко и через пару дней эти завоняют, тогда тут не продохнешь. Распорядись, чтобы ночью всю эту дохлую говядину убрали со двора.

— Пусть сейчас убирают. А то вид будут портить, — сказал Харальд и отдал приказ слуге: — Скажи, чтобы убрали трупы.

— Мне трупы аппетит не отбивают — сказал Готлиб.

— А меня выворачивают, — сознался Харальд, и немного подумав, добавил: — Но город не может оставаться без управления. И кого теперь изберут дикари вместо казненных старшин, не очень ясно...

Готлиб перебил его:

— Кого угодно! Главное, чтобы кто-то отвечал за это стадо. Не устроят нас новые старшины, и их повесим.

— Надо кого-либо из наших назначить городским посадником, — предложил Харальд.

— Олав подошел бы для этого. Жаль, я уже назначил его управляющим во дворце, — сказал Готлиб.

— Посадником можно назначить Герарда. Воин смелый и решительный. С дикарями жесток, — сказал Харальд.

— Управляющего другого можно будет назначить, — задумчиво проговорил Готлиб. — Да к тому у нас же есть и эта красотка-ключница. Она сообразительная. И, кажется мне, что язык наш понимает. Она и сама справится с управлением дворцом.

— Да? И отравит нас в недобрый час, — возразил Харальд.

— Не отравит, — сказал Готлиб.

— Это почему? — недоверчиво спросил Харальд.

— Потому что женщины — существа не такие, как мужчины. Для женщины не имеет значения племя, в котором она живет, для нее важен только муж, который кормит ее и ее потомство. А потому она будет послушна и предана тому, кто даст ей сытную жизнь, — сказал Готлиб.

— Однако ты знаток женщин, — сказал Харальд и с иронической улыбкой на губах заметил: — Однако почему-то до сих пор не завел жены.

Готлиб, усмехнувшись, спросил:

— А зачем мне жена, если мне всегда есть с кем спать?

— Это шлюхи, — сказал Харальд.

— Я столько видел женщин, что меня уже ничто не удивит в них. Они все одинаковы, и шлюхи, и королевы. Одинаковы даже их речи. Только в цене они различаются, — сказал Готлиб.

— Благородные женщины всегда дороже, — сказал Харальд.

— Как сказать... королев легко спутать со шлюхами. И те, и другие носят слишком яркие наряды. И те, и другие слишком падки на деньги, — сказал Готлиб.

— А как же иначе? Ведь они занимаются одним и тем же делом, продают свое тело в обмен на деньги. Только королевы дороже уличных шлюх, иначе какие же они тогда королевы? — сказал Харальд.

— Поэтому на королевах женятся не по любви, а из расчета. Для любви мне женщин хватает, а для расчета — спешить не стоит. Поэтому дружище, несложно догадаться, почему я не спешу связывать себя узами брака.

— Понял. Ты хочешь взять в жены королеву. Но кого ты все же назначишь посадником? — спросил Харальд.

— Олава, — сказал Готлиб.

— Но, почему именно Олав? Разве у нас нет других хороших воинов? Чем Герард хуже его? — спросил Харальд.

— Он знает язык дикарей, — сказал Готлиб.

— Чтобы управлять, не обязательно знать язык тех, кем управляешь. Мы управляем скотом и свиньями, но не знаем их языка. Главное, чтобы они понимали наши желания, — сказал Харальд.

— Однако ты мудрец, — усмехаясь, проговорил Готлиб.

— Олав ничем не лучше других, в дружине много воинов гораздо лучше его. Ты балуешь его. Других это обидит, — с осуждением проговорил Харальд.

— Кого хочу, того и люблю. Я — конунг, — сказал Готлиб.

— Но он мягок, безволен. Не слишком ли он будет добр к дикарям? — с сомнением спросил Харальд.

— Ничего, мы дадим ему в помощники твоего любимца Герарда. Олав будет добр, а Герард жесток. А потому дикари, как собаки, будут тянуться к «доброму» Олаву. Это поможет ему управлять дикарями, — сказал Готлиб.

— Герард не мой любимец.

— Неважно.

— Ну, если так... — проговорил Харальд.

— Именно — так, — резко отрубил Готлиб.

Харальд догадался, что Готлиб больше не желает обсуждать свое решение, и замолчал, думая, как перевести разговор на другую тему.

Между тем слуги начали убирать трупы со двора, и Готлиб спросил:

— А что, Харальд, дальше уже ничего интересного не будет?

— Нет, — сказал Харальд.

— Тогда пошли обедать, — сказал Готлиб и громко объявил стоявшим неподалеку данам: — Господа, прошу на обед!

Старшие дружинники оживились.

Готлиб поднялся и пошел в терем.

Харальд двинулся за ним, а следом за ними и остальные дружинники.

На полпути Готлиб остановился и сказал:

— Харальд, знаешь, мне кажется, что пора нам послать проведать, чем занимаются славяне в Кореле.

— Я распоряжусь, — сказал Харальд.

— Сегодня же пусть идут, — сказал Готлиб. — Что-то у меня нехорошее предчувствие.

— Сегодня к вечеру уйдут, — сказал Харальд. — 'А вообще-то у меня нехорошее предчувствие на сердце с тех пор, как мы оказались в этом городе.

— Это чувство у нас из-за того, что проделка с Годофридом не удалась, — сказал Готлиб.

— Неудача всегда ложится на сердце тяжелым камнем. Этот камень даже новой удачей не снимешь, — сказал Харальд.

— Да, — задумчиво проговорил Готлиб. — Камень неудачи можно снять только одним способом — убив своего врага.

— Для этого необходимо большое войско, — сказал Харальд.

— Если мы удержимся на этой земле, то оно у нас будет, — сказал Готлиб и поинтересовался: — Кого думаешь послать в разведку?

Харальд на мгновение задумался, потом сказал:

— Пошлю-ка Трюгви.

— Трюгви хороший воин, — сказал Готлиб.

Трюгви, услышав свое имя, подался поближе к кощту.

— Я здесь, — сказал он бодро.

— Вечером ты пойдешь в разведку, — сказал Харальд.

— Сколько мне с собой взять воинов? — спросил Трюгви.

— Возьми струг с десятком воинов, — сказал Готлиб.

— Конунг разреши послать в разведку людей побольше? — спросил Харальд.

— Сколько, — целое войско? — насмешливо спросил Готлиб.

— Три струга, на каждом по десятку воинов, — сказал Харальд.

— Тридцать воинов в разведку? А почему так много? Харальд, ты сошел с ума? У нас и так людей мало, — сказал Готлиб.

— А пусть, если представится случай, Трюгви попробует взять город, — сказал Харальд.

Готлиб насмешливо проговорил:

— Ты сказочник, Харальд, если мы всем войском не смогли их взять, то трем десятками воинам там делать нечего!

— Но ведь нам же удалось взять этот город, не потеряв ни одного человека, — напомнил Харальд.

— Ладно, только чтобы к завтрашнему вечеру они вернулись назад, — неохотно согласился Готлиб и двинулся дальше.

Скоро он оказался в горнице, где уже был накрыт длинный стол.

Готлиб сел в кресло Харальд рядом с ним. Дружинники расселись на лавки по старшинству.

Слуги принялись разливать вино в чарки.

Как только вино было налито, Харальд поднял чарку с вином и провозгласил:

— За здоровье конунга.

Остальные даны поддержали его одобрительными криками.

Готлиб приложил чарку ко рту и осушил ее. Затем взял с чаши небольшой соленый огурчик и с хрустом надкусил его.

Слуги вновь наполнили чарки вином. Затем принесли горшки, глиняные миски и ложки. Даны бросали недоумевающие взгляды на эти приготовления.

Когда все было разложено, появилась Милана и открыла стоявший перед Готлибом горшок: из горшка повалил пар, и горницу наполнил приятный запах.

Милана серебряным черпаком налила в миску перед Готлибом густые щи с янтарным слоем жира.

— Ешьте на здоровье, — проговорила Милана и пододвинула к конунгу ложку.

— Что это? — изумленно спросил Готлиб.

— Это щи — хорошая пища для настоящих воинов, — ответила Милана.

Готлиб ложкой помешал щи, зачерпнул, поднес ко рту, но попробовать не решился.

Милана пояснила:

— Это то же, что и суп, только сварен из мяса и капусты.

— Суп из вареной капусты — это разве еда? — сказал Готлиб.

— Между прочим, капустой кормят римских воинов перед боем, — сказала Милана.