До свидания, Светополь!: Повести - Руслан Киреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно переносила Лиза размолвки с мужем, особенно подобные сегодняшней, когда даже обедать не пришёл. С его язвой — и есть кое‑как, всухомятку! В ней совершенно не было зла, в Лизе, и она очень любила их обоих — своего не по годам смышлёного сына, упитанного и ласкового, как телёнок, и его отца, самого умного, самого благородного, самого честного человека на свете!
Хмурясь, намыливал Аристарх Иванович руки. В зеркало смотрел, но отражение своё заметил не сразу. Худое нервное лицо… Всегда как бы на страже, всегда готово предъявить нужное выражение. Пренеприятная физиономия!
Несмотря на поздний час, не ужинали, ждали его. Лиза была все в том же засаленном платье, расползшемся сбоку, — сметанно–белое тело выпирало. В ней необъяснимо уживались личная неопрятность и великое тщание, с каким наводила чистоту в доме.
— Воду открыть?
Она произнесла это негромко, как бы про себя; захочет — ответит, не захочет — ну что ж…
Он бросил косой взгляд на светящуюся щель в платье, отвернулся.
— Одеть нечего?
Она смотрела на него, недоумевая, и этот невинный взгляд бесил его. Встал, сам открыл минеральную воду, без удовольствия выпил стакан.
Терпеливым тоном окликнула Лиза Игоря, торчащего, как всегда, перед телевизором. Все подряд глядел -— без разбору, без устали, в ленивом и бездушном любопытстве. Сколько раз Аристарх Иванович раздражённо выключал аппарат!
Против обыкновения, Игорь вышел сразу: дневная ссора с отцом все ещё не была улажена. Не подымая глаз, Аристарх Иванович поливал сметанным соусом паровые котлеты.
— А она? — кивнул он на пустую тарелку Старухи.
— Опять то же самое, — скорбно, с готовностью, пожаловалась на мать Лиза, словно и не было никакой размолвки. — Обиделась, что в церковь не проводила. А когда мне? Целый день не ест…
Игорь насторожённо поднял голову. С заговорщицким видом вылез из‑за стола, снял со сковородки крышку и, водя толстым пальцем, пересчитал котлеты.
— Восемь! — Затем на тарелках сосчитал. — Восемь плюс пять равняется тринадцать. А было четырнадцать! — взгляд его, задев отца, торжествующе остановился на матери. — Одну съела! Я специально сосчитал днём. Она в кровати ест, я видел.
Ликовал… Разве не искупил он с лихвой давешнюю свою провинность?
— Ну вот, — печально сказала Лиза. — А я нервничаю, что голодная. — В голосе прозванивала радость, прозванивала надежда на близкое уже примирение с мужем.
Тупо жевал Аристарх Иванович безвкусную рыхлую мякоть. Ни слова не проронил больше, выпил чаю и ушел в комнату, где работал оставленный Игорем телевизор. Выключил…
Что мог он сказать сыну на его котлетную бдительность? Такие вещи не объясняют, человек чувствует их сам — пусть даже ему только десять. В другой бы раз взорвался, накричал, может быть, ударил. Что толку? Разве помогут слова, если взрослый человек, отец и муж, чей авторитет непреклонен в их глазах, всю свою жизнь лгал и приспосабливался? Все, что он говорил сегодня Педагогу, — правда, и никаких иных, сложных объяснений не существует.
Вот если у дяди Паши Сомова есть сын, то в каком же счастливом согласии живут они! Пусть выпивает, пусть вспыльчив, в чем Аристарх Иванович убедился на собственной шкуре, но и сын, и жена, и все домашние уважают его. И не от слепоты, как здесь, — с ясным сознанием. Мир и любовь царят в доме, и что с того, что нет там особого достатка? Медленным взглядом обвёл комнату. Все, почти все приобретено за недобрые деньги…
— Я включу? — вопросительно произнёс Игорь. —Там передача…
2По дороге, одна за одной, двигались к Вечному огню колонны школьников. Девочки — в белых фартуках, мальчики — в рубашках. Освещённые солнцем белые живые четырехугольники…
Аристарх Иванович, остановившись, вглядывался в лица ребят. Он знал, что не посмеет даже окликнуть сына, но эта бесправность была приятна ему.
Игоря прозевал — уже шествовали старшеклассники, но все стоял и стоял на краю тротуара. Спешить некуда: на трехчасовой громовский автобус все равно не успеть, — пока кончится митинг, пока сын доберётся домой, поест. Знал бы — ещё часок покрутился в павильоне. Там жарко сейчас: суббота. Корабль, а не хлипкое торговое заведение, переполненный корабль, и ты капитан на нем. Один видишь его целиком, знаешь о нем все и без промедления поспеваешь туда, где трудно…
К своему удивлению, Игоря он застал дома. Уже пообедав, уже переодевшись в выходной костюмчик с короткими брюками, нетерпеливо отца ждал.
— Мы на три поедем?
Аристарх Иванович, не двигаясь, стоял у порога.
— Ваш класс что, не пошёл на митинг?
— Пошёл! — сказал Игорь с гордостью.
— А ты?
— А я отпросился.
— Как отпросился?
— Так! Уезжаем, сказал. Ещё отпрашивались, но только двоих отпустили. Меня и Вальку Домбровскую. Сказал — к бабушке уезжаем, она заболела, сказал.
Хвастался своей находчивостью! Отцовского ждал одобрения…
— А кто тебя уполномочивал отпрашиваться?
Гордость в светлых крупных глазах сменилась недоумением.
— Но ведь ты говорил — на три поедем. — Он не понимал отца, отец снова придирался к нему. — И чего там интересного? Митинг, и все. Венки будут класть. Ты сам говорил — в три поедем.
Сдержавшись, Аристарх Иванович молча прошёл в комнату.
Старуха раскапризничалась — захворала ли, притворилась больной, — но ехать Лиза не могла, и это вконец испортило настроение. По гостям он предпочитал ездить с женой — уверенней себя чувствовал, хотя порой и раздражало её слепое, безоговорочное преклонение. Как втолкуешь ей, что у него и в помине нет тех бесчисленных добродетелей, из‑за которых супруга души не чает в необыкновенном своём муже.
Пока ехали, Петя все об охоте говорил. Тихим, ровным голосом, едва проступающим сквозь шум двигателя. Неловко было ему, что он как бы просвещает Аристарха Ивановича. Вопросительно, виновато улыбался: не надоело? Если честно, скучны были эти похожие одна на другую истории с зайцами и утками, но слушал прилежно, с заинтересованным и несколько удивленным видом — как требовала того его полная охотничья неосведомлённость.
Петя был старше его — давно перевалило за сорок, но к Аристарху Ивановичу относился со сдержанной почтительностью. Тот старался не замечать этого. В человеческом отношении, твердил он себе, Петя выше его, жизнь его пряма и открыта, однако в глубине сознания ютилось необъяснимое, постыдное чувство собственного превосходства. Аристарх Иванович честно подавлял его. Честно, но безуспешно. То чересчур фамильярным был, то переходил вдруг на несвойственный ему грубый «мужской» жаргон.
А вот между Лизой и Петиной Настей насторожённости не было — простое, спокойное добрососедство. Аристарх Иванович ценил их бесхитростную дружбу; Настино уважение к Лизе поднимало Лизу в его глазах.
Случалось, он просил Петю сделать что‑либо в павильоне — поправить полку, сбить решётчатый настил для буфетчиц, — но Петя, добросовестно выполнив работу, отказывался от денег. В крайнем случае, выпивал лишь пару кружек пива или стакан вина. Вот почему Аристарх Иванович, не любящий одалживаться, предпочитал брать людей со стороны — вовсе чужих.
Иногда, впрочем, Петя и сам заглядывал. Тотчас же в подсобку норовил затащить его Аристарх Иванович, но сосед стеснительно улыбался и отрицательно качал головой. Заведующий никому не выносил пива в зал, но тут делал исключение. Шел за прилавок и, положив в тарелку с мелочью полтинник — так, чтоб видела Попова, — самолично наливал две кружки. Петя смущённо выходил из очереди; с неловкостью совал в просторный карман халата деньги…
Подъезжали к Громовке. Над горизонтом, над тёмной полоской тополей уже белел купол громовской церкви. Петя, обманутый притворным интересом соседа, завёл новую охотничью историю. Аристарх Иванович не слушал — просто смотрел. Приятно было ему некрасивое, безбородое Петино лицо, доброта этого лица и его застенчивая мягкость. Валерка внешне не походил на отца: не белесые, а тёмные волосы, крупный, подвижный — удало слепила его природа. Они и характерами‑то были разные: один тихий и сосредоточенный, погруженный в хозяйственные заботы, другой неугомонный, нетерпеливый, по-мальчишески рассеянный. Но разве удивило б кого, что у такого отца такой сын? При всей своей внешней непохожести они были естественны друг для друга, как естественно было, что сын Аристарха Ивановича — Игорь, а не Валерка. Только сейчас, глядя на шевелящиеся Петины губы, осознал вдруг Аристарх Иванович эту беспощадную закономерность.
— Завтра в четыре встанем, раньше не надо — темно ещё. Мы зайдём за вами… Игорю как, нетрудно, если ходить?
До Аристарха Ивановича не сразу дошёл обидный смысл Петиного вопроса.
— Игорю трудно? — стряхнув оцепенение, спросил он. — Полезно, а не трудно! Полезно!