Семнадцать каменных ангелов - Стюарт Коэн

Она взяла маленькую визитку и повертела в руках. Удивительно, как мелкий шрифт и картон визитной карточки могут в мгновение ока не оставить следа от личности человека. С какой же легкостью стирается и воссоздается человек! Теперь она Элен Кун, вице-президент по развитию компании «Америкэн телепикчерз». Она раздавала визитки, переходя из одной школы танго в другую. Она искала танцовщицу по имени Поле́, ее предложили на роль в фильме, который снимает компания. Кто рекомендовал Поле́? Ну как же, преподавательница классов в «Конфитерии Идеаль», или в клубе танцев «Эль-Аррабаль», или в Школе танго Карлоса Гарделя. По мере походов в школы она завела список имен и фактов и пользовалась ими во время разговоров. Эдмундо, продававший билеты в «Карлитос», очень высоко отозвался о Поле́, а Норма из театра «Колон» подтвердила, что у нее французский акцент.

К ее удивлению, врать оказалось очень просто и совсем не неприятно. Стоило ей представиться, и лица людей, к которым она обращалась, тут же светлели, они с легкостью входили в тот мир, который она создавала для них. Для человека вроде нее, проездом в Буэнос-Айресе, не имеющего там ни прошлого, ни будущего, не имело значения, кем он прикидывается. Она превращалась в воспоминание, как только они поворачивались к ней спиной, событием, о котором после работы рассказывают дома мужьям, образом невзрачной блондинки с незапоминающимся лицом. Она стала чем-то вроде персонажей-фантомов фабиановского киносценария или мрачных типов, которых описывал в своих показаниях, первых своих показаниях, Энрике Богусо: паром в мире, сотканном из пара.

Как бы там ни было, прошло три дня, и из полуправд стало складываться нечто реальное. Поле́ несколько месяцев назад перебралась на другую квартиру, сказала учительница танцев, и велела никому не сообщать ее новый адрес. Что-то там с очень прилипчивым экс-ухажером, впрочем, она лично думала, что скорее речь шла о неладах с иммиграционными властями. Но ради роли в фильме! Знаете, приходите завтра в танцкласс к десяти вечера, когда она наверняка придет на занятия с начинающими!

Афина позвонила комиссару, как только добралась до гостиницы:

– Я нашла ее!

– Где?

Его горячность не остановила ее сдержанность.

– В танцклассе в Палермо. Она будет там завтра в десять вечера. Если подъедете в девять к моему отелю, мы вместе подскочим туда.

– Что за танцклассы?

– Приезжайте и подхватите меня!

Он ответил не сразу.

– Хорошо, – проговорил он. – В девять.

Петля вокруг Фортунато затягивалась все туже. За тридцать тысяч американских долларов Качо согласился взять Васкеса и затащить в его дом для допроса, но на следующий день он почти вышел из игры.

– Слишком рискованно, hombre. Это же змеиное гнездо.

Причину можно было прочитать в вечерних газетах: имя Шефа Бианко появилось в первый раз рядом с именем Карло Пелегрини. Упоминание его имени само по себе ничего не значило, просто было написано, что руководитель охраны Пелегрини, некто Абель Сантамарина, за несколько дней до убийства Беренски дважды звонил Бианко по сотовому телефону. Юрист мог бы сказать, что это косвенное доказательство. Но Фортунато прекрасно знал, что косвенное может оказаться самым прямым, и у него сжалось сердце. Журналисты и следователи шли по цепочке, от Пелегрини к Сантамарине, а далее к Бианко, и через день-другой они свяжут Сантамарину со сфабрикованной историей Богусо про Уотербери, а там, chico, начнутся настоящие гонки, и очень многие их проиграют.

– Ничего страшного, Качо! Несколько вопросов, и я его отпускаю на все четыре стороны. Пусть сам идет навстречу своей судьбе.

– В том-то и штука, Мигель. Мне не хочется, чтобы его судьба стала моей.

– Ты бессмертен, Качо. Целая армия старалась уничтожить тебя – и не сумела. Но я дам еще двадцать тысяч.

– Пятьдесят.

– Пятьдесят.

В трубке стало тихо, Качо задумался над подозрительно большой суммой – пятьдесят тысяч долларов только за то, чтобы переговорить с мелким жуликом. Ледяным голосом он произнес свои условия:

– Подставишь меня, и ты мертвец.

Фортунато думал об угрозе, направляясь на встречу с Шефом. Менялись старые отношения – отношения, строившиеся на взаимном согласии о том, как устроен мир, которое составляло фундамент его карьеры. Шеф вызвал его к себе домой, и, несмотря на то что Леон этого не сказал, Фортунато понял: причиной было нежелание, чтобы их видели вместе на публике.

Дом с пятью спальнями окружала высокая бетонная стена с коваными железными остриями поверху. В стены были вмурованы металлические пластины, оповещавшие прохожих от имени собственной охранной компании Шефа, что любого идиота, у которого хватит наглости забраться в дом, ждут самые тяжкие последствия. Бианко любил объяснять, что деньги на покупку большого дома и еще одного на берегу моря он заработал, умело используя все эти годы разные благоприятные деловые возможности. Его многочисленные компании обеспечивали охрану домов, безопасность деловых отношений и рок-фестивалей, и он никогда не отказывал друзьям, когда его просили принять участие в выгодных сделках с недвижимостью. Фортунато наблюдал, как с годами поднимался его экономический статус, наблюдал без зависти и без желания подражать ему, но, когда десять лет назад Марсела увидела, как строится этот дом, она стала незаметно отдаляться от четы Бианко. Достаточно приветливая, когда они встречались по пятницам в «Семнадцати каменных ангелах» послушать танго, она находила способы уклоняться от приглашений в гости, так что Фортунато не был дома у Шефа целых пять лет.

Тяжелую железную дверь открыл сам хозяин, из чего Фортунато заключил, что больше никого дома нет. Бианко впустил его в темный прохладный дом, заполненный золоченой резной мебелью и разными картинами испанских уличных сцен. Когда он принес ему кока-колы со льдом, то проделал это с несколько излишней суетливостью. Никогда еще Фортунато не видел Бианко в таком возбужденном состоянии, он то и дело, к месту и не к месту, улыбался, и улыбка пропадала, когда он еще не успевал договорить очередную любезность. Фортунато обратил внимание на лежавшую на кофейном столике утреннюю газету.

– Мигель, – проговорил он наконец, – ситуация становится сложной.

Фортунато не счел необходимым отвечать.

– Еще сложнее, amor. Я слышал, Испанка решила расширить рамки следствия и включить в него дело Уотербери. Федералы все подгребают под себя. Они хотят отстранить тебя от дела и получить все документы.

Фортунато никак не реагировал, и Бианко поспешил преуменьшить дурные вести:

– Это же просто спектакль! Если бы они подозревали тебя, то конфисковали бы все по ордеру судьи, они просто хотят показать прессе, как работают в поте лица.

Они оба прекрасно понимали, что последняя часть фразы – явная ложь. Шаги приближались, и отзвуки их отдавались в бегающих глазах Шефа. Ему удалось немного оправиться и изложить план дальнейших действий привычным командирским тоном:

– Документы они собираются забрать через день или два. Я хочу, чтобы ты пересмотрел буквально все до последней страницы – и expediente, и свой личный архив. – Он постучал по столу пальцами. – Любые показания, каждая справка, каждый акт должны быть в полном порядке, точно так же просмотри все свои досье и не пропусти ничего, что может не понравиться конторе. На всякий случай забери их домой, пусть полежат у тебя, пока все не уляжется.

Комиссар знал, что он имеет в виду. Предстояло почистить дела за десять лет минимум, пока следователи Фавиолы Хохт не начали вытаскивать их на свет. Он медленно склонил голову вперед:

– Все, что касается дела Уотербери, я могу почистить за час, на остальные уйдут недели. Если они хотят снова открыть и пересмотреть все дела…

– Ну, об этом речь не идет! Просто нужно все предусмотреть. – Бианко презрительно передернул плечами. – Две недели, и им будет не до нас. Будет следующий скандал. Но обещай, что ты займешься этим чертовым гринго, как только выйдешь отсюда.

– Хорошо. – Фортунато подумал закурить, но не видел пепельницы, а спрашивать не хотелось. Он откашлялся, чтобы голос звучал тверже, и сказал: – Я прочитал, что прикончили Онду.

Бианко поднял руку, показывая, что понимает, куда клонит Фортунато. Он заговорил спокойным серьезным тоном:

– Это уже другая песня, Мигель. Скажу тебе прямо: Васкеса также нужно убирать. Люди вроде него и Онды ненадежны. Стоит их прижать, и они тут же идут на сделку.

– И?

– Нужен кто-то в помощь Доминго. Поскольку ты в этом виноват, сделать это придется тебе.

Фортунато не сразу осознал услышанное. Он внимательно посмотрел на Бианко, соображая, как много тот знает.