Аттила - Уильям Нэйпир

— Рулевые! — заорал капитан. — Три румба влево и держи ровно. Выбирай шкоты с правого борта!

Оба громадных рулевых с выпирающими на руках мышцами (от напряжения, потому что приходилось разворачивать судно под полными парусами), навалились на рулевое управление. Широкие кожаные ремни скрипели от их усилий.

Несколько матросов выбирали шкоты с правого борта, и громоздкое торговое судно медленно, мучительно поворачивало налево. Капитан рявкал, отдавая приказы, и наконец Gwydda Ariana оказался почти под прямым углом к ветру. Сильнее он повернуть не мог.

Впередсмотрящий видел, как пурпурный парус тоже поворачивает на правый борт, и делал он это намного быстрее. Темный корпус — теперь он это хорошо видел — был низким и узким. Оба корабля плыли параллельно, на север. Матрос потрогал свой кинжал с костяной рукояткой.

Люций спросил:

— Что, пурпурные паруса нынче в моде?

— Не так заметны, как белые, — отрезал капитан. — Пурпур помогает пиратам подойти очень близко.

— Вы же не знаете наверняка, пираты ли это.

— Ну да, и я не знаю наверняка, трахал ли мой папочка мамочку. Но готов побиться об заклад, что так оно и было. — Он отошел в сторону. — Палубные, готовь весла по правому борту. И быстро, черт вас возьми!

Оставшиеся шесть членов команды повиновались, вставили весла в шесть грубых отверстий в балке, возвышавшейся над палубой всего на несколько дюймов. Вместо специальных гребных скамеек, какие бывают на военных судах или галерах, на этой старой лоханке были только вбитые в палубу планки для упора. Тощие на вид матросы привязали босые ноги к планкам и замахали веслами.

Судно свернуло с курса — но приближающийся корабль сделал то же самое. Капитан снова выругался.

— Мы идем… — начал Люций.

— К вратам Гадеса, — прорычал капитан.

— Ты слишком много ругаешься, — произнес спокойный, низкий голос за спиной. — Кроме того, мой друг задал тебе вопрос. Мне кажется, тебе должно хватить учтивости, чтобы дать ему простой ответ без излишних многословных добавлений и объяснить ему, куда мы направляемся.

Капитан ошарашенно обернулся, увидел старика с бородой, как у священника, и решительным взглядом, и недовольно буркнул Люцию:

— Мы направляемся назад к побережью Британии, к порту Леманис, если сумеем добраться туда раньше наших дружелюбных гостей…

Его прервал резкий крен судна — парус больше не раздувался, а бешено хлопал, потому что ветер сменился и дул теперь прямо с левого борта.

Капитан заорал, чтобы немедленно ставили весла, и все с безумной скоростью кинулись исполнять приказ. Он был старым стреляным воробьем, не улыбавшимся уже лет двадцать, им не раз приходилось сталкиваться с трудностями, но до сих пор они справлялись.

— Убирай паруса! — грохотал он. — Рулевые, держать северо-запад!

Теперь ветер дул им в лица. Паруса были свернуты и плотно привязаны к рее. Gwydda Ariana тут же потерял скорость, и началась качка.

Волны перехлестывали через нос, судно раскачивалось и медленно ползло вперед, разворачиваясь все сильнее и сильнее к наветренной стороне.

— Гребите! Гребите, паршивые трусливые ублюдки! Гребите так, словно к глотке уже приставлен нож, а дьявол стоит за спиной! Вспомните все, что вам рассказывали о саксонских пиратах, и гребите, пока кишки не лопнут и кровь не хлынет изо рта! Сильнее налегайте, ребята! Толкайте и поднимайте! Мышцы заживут за день, а если вам глотки перережут — потребуется больше времени, чтобы их вылечить! Ха!

Капитан выстроил остальных членов команды, чтобы они вовремя сменяли уставших гребцов.

— Если увидишь, что кто-то упал или блюет, оттолкни его к черту и хватай весло. Когда ты устанешь, тебя тоже кто-нибудь сменит.

Люций и Гамалиэль переглядывались. Старый сквернослов, похоже, наслаждался всем этим, словно он оживал перед лицом смерти.

Они встали на носу корабля и замерли в ожидании.

— А что случилось с парусом? — недоумевал Люций. — Мы еле движемся.

Капитан стоял у них за спиной, уперевшись кулаками в бока и глядя на гребцов. Люций и Гамалиэль подскочили, услышав, как он пророкотал:

— У них быстрое судно. Под парусом они нас легко нагонят.

— А мы под веслами быстрее, чем они?

Капитан ухмыльнулся, обнажив черные зубы.

— Ни единого паршивого шанса, приятель. Они и на веслах быстрее нас. Тут вопрос в другом: будут ли они упираться? Любой дурак может спустить паруса и сидеть попердывать на солнышке. Но гребля против ветра требует решимости. Для них это всего лишь вероятность кой-чем поживиться. А нам жалко наших жизнешек. — Он утер рукой нос и фыркнул. — И кто, по-вашему, будет грести быстрее?

— Ну, — сказал Гамалиэль, кивнув на пурпурный парус, — похоже, они решили превзойти самих себя.

Капитан с шипением втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Потому что гнавшееся за ними судно было вот оно, и пурпурный парус был опущен. Зато вспыхивали яркие световые пятна — это гребцы в унисон поднимали и опускали весла. И нос судна — жестокий, острый нос военного корабля — слегка поворачивался, нацелившись прямо на них.

Они гребли все сильнее и сильнее, но без толку. Расстояние между ними и военным судном сократилось до трех миль, до двух, одной, половины… На борту Gwydda Ariana сломавшиеся гребцы лежали в лужах собственной рвоты, а те, кто встал на их место, работали веслами и обливались потом, мышцы их превратились в пылающие канаты, подошвы ног, упиравшиеся в планки, потрескались из-за страшного напряжения и усилий. Но как бы героически они не напрягались, они не могли уйти от узкого военного корабля.

— Сушите весла, ребята, — крикнул капитан, и голос его звучал так же устало, как выглядели гребцы.

Все было кончено.

Все было кончено. И с ними тоже покончено. Gwydda Ariana покачивался на волнах, медленно останавливаясь.

Еще сто ярдов, и они разглядели команду саксов. Те убирали весла, сжимали в руках большие ясеневые копья и надевали простые стальные шлемы. Их военное судно было очень красивым, даже Люцию пришлось нехотя признать это: хищное, быстрое, лоснящееся, с восемнадцатью близко посаженными веслами с каждой стороны. Ничего удивительного, что оно так легко перегнало Gwydda Ariana. Должно быть, этот корабль перегнал бы даже самое быстрое либурнийское военное судно в Средиземноморье, Около сорока саксов молча стояли на корме. Они держались прямо и невыразительно. Это просто судьба. Боги были на их стороне. По их верованиям, у этих свирепых германских воинов никогда не возникало сомнений. Все идет, как идет. Ты живешь, ты сражаешься, ты умираешь. Важно только одно — быть сильным.

Их капитаном был неистовый краснолицый гигант с бочкообразной грудью и медвежьей шкурой, накинутой на могучие плечи, с острым взглядом ярко-синих глаз и торжествующей улыбкой, играющей на губах.

Узкий, жутко разрисованный бушприт приблизился. Раскосые глаза, нарисованные на обеих сторонах остроконечного носа, делали его похожим на морское чудовище, каким он и намеревался стать. Корабль саксов сидел в воде глубже, чем громоздкое торговое судно, едва разрезая ровные волны.

Саксы легли в дрейф, но все же убрали свой ужасный крамбол, окованный железом: убийственную кат-балку, защищавшую борта от тарана военного корабля, которая при продвижении вдоль судна-жертвы превращала все весла в щепки.

Капитан саксов что-то выкрикнул, и с кормы их корабля полетел corvus, или «ворон», с крючьями; его железные зубы вонзились в палубу торгового судна.

Команда выстроилась в цепочку и под предводительством своего массивного капитана, размахивающего в воздухе топором, начала было переходить на «торговца», но им внезапно пришлось остановиться. Путь преграждал Гамалиэль, прочно прижавший тисовый посох к доскам corvus. Все готовы были поклясться, что за мгновенье до этого старик находился на баке, но теперь он стоял тут, сверля их таким напряженным взглядом, что даже эти закаленные морские волки начали спотыкаться. Он сильно стукнул посохом по деревянным планкам.

— Не смейте ступать на этот корабль, — негромко произнес Гамалиэль. — Поднимите corvus, возвращайтесь обратно и плывите прочь.

Люций шагнул к нему и положил руку на эфес меча, но Гамалиэль не обратил на него никакого внимания. Капитан разразился громким хохотом, но в глазах его застыла странная нерешительность.

— Ты не в том положении, чтобы отдавать приказы, старик. Прочь с пути, или я прикажу обезглавить тебя прямо на планшире, а твою седобородую голову помещу у нас на бушприте для красоты.

Его люди тоже захохотали, но их хохот потонул в рыке Гамалиэля — такой силы, что их смех моментально стих. Вытянув перед собой посох, старик взревел:

— Тогда вы обречены, на Ад!