Ноттингем - Лина Винчестер

– Ты серьезно?

– Ой, нет, прости, я был на эмоциях и случайно соврал. – Запрокинув голову, Уилл громко смеется. – Вот что называется «невинная ложь», а не обвинения другого человека в шантаже, идиотка.

– Если считаешь шутки про «Колумбайн» невинными, то иди к черту, необрезанный! – отмахиваюсь я, надевая капюшон на голову.

К моменту появления Каллума мои пальцы на руках и ногах превратились в ледышки, а губы онемели от холодного ветра.

– Я уже начал забывать, как ты выглядишь. С возвращением в школу, Райли-Майли.

– Надо поговорить.

– Я занят. После тренировки.

Каллум захлопывает дверь в раздевалку перед моим носом. Я дергаю за ручку – заперто или он просто держит ее с той стороны.

– Кретин, – вырывается у меня, и я раздраженно ударяю кулаком по двери.

Я сижу на трибунах всю тренировку, под конец которой окончательно замерзаю и слышу стук своих зубов. На поле у Каллума даже слишком хорошее настроение. Популярность и благоговейное уважение парней снова при нем, достаточно ли он доволен вновь обретенной стабильностью, чтобы навсегда оставить меня в покое?

После завершения занятия парни постепенно выходят из раздевалки, а Каллум все не появляется. Знает, что я жду его, поэтому медлит.

Спустя вечность я не выдерживаю и захожу. Внутри тепло, в нос бьет запах дезодорантов и пота. Прохожу вдоль ряда шкафчиков, слыша отголоски обсуждений предстоящего матча.

Раздается знакомый смех, и я прибавляю шаг, сворачивая за один из металлических рядов.

Заметив меня, полураздетый Уилл замолкает. Каллум, в одном лишь повязанном на бедрах полотенце, выглядит таким довольным, словно я не иду к нему, а ползу на коленях.

– Уилл, не оставишь нас? – прошу я.

– Я еще не оделся.

– Оденешься по пути, – бросает Каллум, не отрывая взгляда от моего лица.

Чертыхнувшись, Уилл забирает вещи и громко хлопает дверцей шкафчика, показывая, что обиделся.

– Ну, я тебя слушаю.

Задрав руки, Брайт демонстративно потягивается. Идеальный пресс, который словно отфотошопили, совершенно не пробуждает бабочек в моем животе. Я чувствую лишь желание вцепиться в его голову и трясти, пока там не наладятся настройки.

– Я насчет нашей сделки.

– Не понимаю, о чем ты.

– Каллум.

– Дай отгадаю. – Он вальяжным шагом направляется в сторону душевой. – Ты больше не можешь видеть, как над тобой смеются, да к тому же понимаешь, что короны на зимнем балу и выпускном тебе не видать. Поэтому хочешь попросить меня спасти твою репутацию и сделать вид, что мы снова вместе. Теперь я нужен тебе, мисс Популярность, а?

– Нет.

– Хочешь, чтобы мы не притворялись, а действительно попытались?

– Нет.

Каллум замирает и оборачивается. Вместо самодовольной улыбки на его лице теперь смятение.

– Тогда чего ты хочешь?

– Хочу спросить кое-что. Ты прав, моя репутация уничтожена, люди смеются надо мной, мне не видать короны, я не получила место капитана, члены оргкомитета ненавидят меня, и боюсь, что скоро они поднимут бунт, чтобы выкинуть меня с поста главы. Я разбита и унижена. Теперь ты доволен?

Помолчав, Каллум неопределенно пожимает плечами:

– Вполне.

– Это значит, что мы квиты? И нам нет смысла больше ссориться?

– Не уверен. У тебя порушилось все, что находилось вокруг, а меня ты уничтожила изнутри, Райли.

В этот момент часть меня ненавидит Каллума, а другая – даже сожалеет и понимает. Между ним и Сойером я всегда выбирала Сойера. Всегда. Пусть и не вслух, но Каллум это чувствовал.

– Это моя вина, – говорю я, прижимая ладонь к груди. – Я изначально должна была быть честна с тобой. Мы оба причинили друг другу боль и рассчитались. И я хочу попросить у тебя прощения, искренне. Прошу, давай оставим все обиды в прошлом. Нам осталось доучиться вместе до конца года, а потом мы, скорее всего, больше никогда не увидимся. Может, больше не будем портить друг другу жизнь? С меня хватит, как насчет тебя?

Складка между его бровей исчезает, губы раскрываются, но он не произносит ни слова. В глазах горит удивление вперемешку с недоверием. Возможно, Каллум думает, что это уловка перед какой-нибудь пакостью.

– Ладно, думаю ты права, – наконец произносит он. – Надо прекратить это, пока мы не поубивали друг друга.

Каллум протягивает руку. С облегчением выдохнув, я тут же жму его большую ладонь в ответ.

– И еще кое-что, – говорю я, и пальцы Каллума тут же напрягаются. – Раз уж мы установили нейтралитет, я могу свободно встречаться с другими парнями и ты не будешь мешать, так?

– У меня нейтралитет с тобой, а не с твоими парнями. Но желаю удачи в поисках этого камикадзе. – Усмехнувшись, он выпускает мою руку и идет в сторону душа. – Каждый парень в Ноттингеме знает, что к тебе нельзя подходить. Поверь, я об этом позаботился.

– Не каждый.

Каллум не отвечает, и я следую за ним в душевую.

– Совместный душ? – беззаботно спрашивает он.

– Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты пообещал, что…

– Нет, – перебивает он низким и грубым тоном.

Каллум оборачивается, зубы стиснуты, кулаки сжаты, в глазах отражается злость. Клянусь, если бы можно было убивать взглядом, в эту самую секунду я была бы мертва.

– Первое: я ничего не буду тебе обещать. Второе: я не позволю тебе быть с кем-то другим.

– Я не твоя собственность, ты ведь это понимаешь?

– Не собственность. Но ты моя, Райли.

Дерьмо! Каждый раз, когда подобная фраза встречалась мне в книгах, я считала это пиком романтики. Тогда почему, услышав это в реальности, единственное, чего я хочу, – написать заявление в полицию и попросить выдать запрет на приближение?

Парадокс в том, что, если бы такое сказал Сойер, я бы спросила, в какой день ему удобно назначить свадьбу.

– Ты меня услышала? Я не позволю тебе быть с кем-то другим, тем более с гребаным Сойером Вудом! Ты ведь пришла из-за него? Все вечно сводится к нему.

Внезапно рассмеявшись, Каллум потирает лоб.

– Получается, я сам тебя к нему привел, да? И что он, интересно, сделал, когда тебя все обидели в сети? Утешил? И как он в постели, настолько же хорош, насколько ты представляла это в своем дневнике?

– У нас ничего не было. Боже! – Шумно выдохнув, я запускаю пальцы в волосы. – Каллум, пожалуйста, ради всего хорошего, что между нами было, давай просто пойдем своими дорогами. Раз уж мы заговорили о моем дневнике, который ты прочел, то должен знать, как много для меня все это значит! Просто отпусти меня и дай слово, что не расскажешь отцу о драке, что это не дойдет до полиции или директора. А если дойдет, то ты будешь все отрицать. Я очень тебя прошу.