Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

Перед Ниаллом вырисовывалась роща Богини, среди холмов, покрывавших могилы его родных. Их затуманили тени, но заколыхались, едва он подъехал к сигнальному костру у подножия одного из них. Вверх с накаленных добела камней ревело вверх пламя. В него уставились три женщины в черном.

Катуэл натянул поводья. Он должен оставаться на месте, потому что кони были неспокойные, фыркали, ржали, били копытами, горячились. Ниалл спешился. Он наклонил к женщинам свое копье.

— Вы подготовились? — окликнул он их.

— Подготовились, — сказала девушка.

— Сама будет слушать, — сказала жена.

— Больше не спрашивай, — сказала старуха.

— Но я на это рассчитывал.

— Это по твоему, — сказала девушка.

— Сам совершай свою сделку, — сказала жена.

— Ты нас больше не увидишь, — сказала старуха. Они отступили, ушли за курган, как будто затерялись с наступлением ночи; потому что сразу после этого зашло солнце. Немного задержалось бледно-зеленое зарево. Вышла громадная луна.

— Господин, — сказал Катуэл, и в свете огня был виден потный отблеск у него на лице, — вам лучше поторопиться. Я не знаю, сколько еще смогу сдерживать этих животных.

Ниалл двинулся к изголовью могилы. Копье он держал горизонтально выше ее.

— Монгфинд, мачеха моя, — сказал он, — просыпайся. — Огонь зашипел. — Вот тот, что имел дела с такими ведьмами, какой когда-то была ты, тот, чьей смерти ты некогда хотела. Вызываю тебя обратно на свет. Даю тебе выпить крови. Заключаю с тобой мир, наконец-то теперь этой ночью, чтобы ты могла обернуть ту ненависть, что всегда в тебе была, против моих врагов.

Он склонился и воткнул копье вниз, до тех пор, пока оно не встало посередине кургана как наклоненный, глубоко вкопанный менгир.

— Этим я пробуждаю тебя, угождаю тебе, принуждаю тебя! — закричал он.

Затем он быстро направился к коням и встал перед ними. Они громко ржали и кусали удила.

— Осторожно, Катуэл, — приказал Ниалл. Из-за пояса он вытащил короткий меч, который снял с убитого римлянина в год Вала. Он подошел и ударил. Кровь струей вырвалась из шеи стоящего справа жеребца. Животное закричало, вскинулось на дыбы, забило передними копытами. Ниалл едва увернулся от удара, раскроившего бы ему череп. Он легко управлялся оружием там, между двумя громадными телами, и легко уворачивался.

Катуэл боролся с поводьями, когда животные становились на дыбы, кренились, оступались, пронзительно кричали резаными глотками. Шум быстро превратился в тишину. Перед тем как затихнуть, они немного подергались, лежа на земле. Луна поднялась выше. Земля становилась пепельно-серой.

— Сейчас, — сказал Ниалл. Он разрубил тела на куски. Тем временем Катуэл выгрузил бочонок с вином, два золотых кубка, и военный топор. Снова поднялся шум, когда он разрубил на куски колесницу и бросил в огонь.

Ниалл разделал туши. Он отрубил куски и челюсти; остальное грубо разделил на ломти, которые может поднять сильный мужчина. Он стоял на кургане весь в крови и сказал:

— Монгфинд, мудрая женщина, прими свою жертву и утолись. Я Ниалл, которого ты ненавидела, а ты — та, кого люди боятся так, что на Белтейн и Самайн приходит друид и следит за тобой. Но твои сыновья с тех пор уже давно стали моими верными последователями; и на этом повороте года я отослал друидов, и позвал вместо этого ведьм в помощь мне и тебе. Монгфинд, приди! Помоги мне. Поведай, как мне разрушить Ис, город, что убил моего первенца, ребенка Этниу. Дай это мне, и я тебя освобожу. Я издам закон, чтобы на Повороте года народ совершал тебе приношения, утолял твою жажду, утолял твой голод и просил твоего благословения. Монгфинд, приди на этот свой первый пир!

Он вынул копье и насадил на него мясо. Пока он его жарил, Катуэл поддерживал огонь и почал бочонок с вином. Потом двое мужчин сели на корточки и наелись до отвала и напились так, что не могли ходить. Они ничего не говорили; эта пища была не в радость.

Когда наконец все было завершено и маленькая и ледяная в морозном кольце луна стояла высоко, они побросали останки коней в костер. Тот заискрился, обдал их жаром и ослабел. Завтра птицы Морригу будут объедаться. Ниалл всадил копье в угли. Огоньки пламени поползли вверх по древку, словно завитки на столбе Белтейна.

— Теперь я иду спать, — опьянено сказал Ниалл. — Монгфинд, ступай следом.

Они вместе с возницей помогали друг другу пробираться сквозь лунный свет в зал. Беспомощно шатаясь и спотыкаясь, они так и не повстречали никаких ночных тварей. Не спавшие охранники приветствовали их криками облегчения, затем отступили, потеряв дар речи, увидев как эти двое выглядели. Они упали на кровати и погрузились в сон.

На утро Катуэл, у которого голова раскалывалась так, словно в ней стучали молот с долотом, простонал, что ему снилась река. Там были леса и стрела, а река вечно текла на запад в море. Все было беспорядочно и неощутимо, и в основном он чувствовал тоску, не отпускавшую его печаль, и почему, он не знал, может, оттого, что река неизменно текла на запад в море. Может, ему просто приснился кошмар. Пророчество было не для таких, как он.

Ниалл ничего не сказал. Спокойный, но бледный, он вернулся в Темир и выполнил свои обязанности. В нем и вправду, казалось, не было перемен; люди полагали, что он думает о великих делах, но это он делал часто.

Лишь некоторое время спустя он рассказал, что во сне ему явилась его мачеха. Она как будто недавно умерла; ветер, которого он не ощущал, разметал ее серые локоны и развевал рубашку; руки, что к нему прикоснулись, были холодные. И все же она улыбнулась, как может улыбнуться труп, и сказала ему: — Ищи королеву, у которой нет короля.

Как и всегда, первый вечер Охотничьей Луны наполнил Ис вакханалией. Тогда даже самый ничтожный работяга становился равным знатному суффету, не обязан был кланяться и не подвергался порицанию. Даже в средних семьях собрание в чьем-либо доме вполне могло привести к тому, что люди уединялись не со своими супругами, либо к откровенной оргии. Если погода была сносная, молодежь выходила на улицы, если только родители не были столь строги, чтобы не отпустить невинную дочь выйти. Ночью правили вино, эль, курение конопли, настои грибов. Нижний город мог вполне стать опасным, но в процветающих районах города насилие случалось редко; много чем можно было заняться и помимо драки.

На Форуме действовал Огненный фонтан: на кружащую толпу падали тревожные тени и лучи от цветных вспышек и языков пламени масляных ламп, почти закрывая поднявшуюся над холмами луну. Холода никто не чувствовал. Все были так близко друг к другу, в чужом аромате, поту, все были слишком подвижны. Большинство перестаралось с пышными нарядами, в смысле безвкусицы или фантастичности костюмов. Они дурачились, танцевали, обнимались, целовались, причем часто наугад; они смеялись, кричали, ревели и пели. Инструменты звенели, кричали, звякали, щелкали, свистели, визжали, бились и выли.