Демон Максвелла - Стивен Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Имоджен.
– Если Бог не желает творить, все напрасно.
Я подумал о буквах-магнитах на нашем холодильнике. О том, как блестят глаза Имоджен, и о том, как сверкают глаза Софи, когда она злится. О том, как сияют на свету волосы Имоджен; как волосы матери светились на солнце, когда я был ребенком. Думал о том, как все превращается в иное, о паре из чайной чашки, рассеивающемся во вселенной. Об энтропии и о том, как все разваливается на части.
– Ты знаешь, что Моисей плыл по Нилу в корзине из тростника?
Я кивнул.
– Ты знаешь, что делали из того тростника? Тростника, что рос на берегах Нила? Папирус. Моисей плыл по реке в корзинке из папируса.
Испытующий взгляд. Имоджен ждала, пока до меня дойдет.
– Могу продолжать до бесконечности, Томас, но только ты решаешь, верить или нет. И только ты можешь… уже хоть что-то, черт возьми, сделать.
– Имоджен.
– Том. Действуй.
34. Сочетания букв, которыми были созданы Небо и Земля
Из чего состоит мир, в котором ты живешь? Из камней, травы и деревьев или из банковских выписок, статей, сертификатов, записей, файлов и писем?
В Книге Бытия Господь сказал: «Да будет свет», и только после этого слова – с-в-е-т – был создан свет, только тогда он стал. Сочетая буквы, Бог создает небо и землю. Посланники, ангелы – Могучая А, волы, Альфа, Бет из Вифлеема, Жадная С – весь небесный сонм выстраивается в хоры по странице, и что-то сотворяется.
Бог разделяет и сортирует. Демон Максвелла разделяет и сортирует. Из тьмы и пустоты, из беспорядка и пыли, из коллапса, хаоса и энтропии извлекаются чудеса. На сцену выходят Херувимы. Двигатель миров и Творений запущен.
Бог начертил двадцать две буквы: высек, совместил, взвесил, поменял местами и с их помощью сотворил все, чему суждено появиться на свет.
Прямо сейчас я печатаю слова, ускоряясь, руковожу хором. Альфа и Бет, Дельта и Эпсилон, и даже Импульсивная Йод, буква, что взмыла прямиком к Богу. Ангел, что «чуть взбунтовался». Если мир состоит из букв и слов, а буквы и слова можно изменить – переписать, переставить местами, заменить, – тогда можно ли изменить сам мир? Переписать истории. Предотвратить события. Обернуть смерть рождением, хоть разница между ними существенная – и в то же время всего в несколько букв.
Свидетельство о рождении
– Отем.
– Да.
– Красивое имя.
– Спасибо.
Врач заканчивает просматривать свидетельство о рождении, затем отдает его обратно. Отем лежит на пеленке, дрыгает пухлыми ножками и зачарованно смотрит широко раскрытыми глазами на свет в окне.
– Что ж, малышка полностью здорова и счастлива, мистер Куинн.
Я киваю и улыбаюсь.
Осторожно хватаюсь за Отем и чувствую приятную тяжесть, вес реального мира – ее маленькая толстая ножка упирается в ладонь.
– Да я и сам знаю, – отзываюсь я.
Мы сидим в гостиной лондонской квартиры: я, врач, и малышка на пеленке. Четыреста новых страниц рукописи аккуратно сложены рядом с компьютером на столе.
Врач щелкает шариковой ручкой и начинает заполнять форму из папки.
– Извините, что ваш вызов врача пропустили, – говорит она. – К счастью, такие сбои у нас случаются редко.
– Все нормально. Мы не знали, что вы не добавили ее в систему.
– Мы добавили. Но в карте было написано, что она…
Она в панике обрывает себя на полуслове. Я решаю ей помочь:
– Не беспокойтесь, все нормально. С ней все в полном порядке. Она и понятия не имеет, что написано в ее карте. И растет замечательно – в основном, правда, только ест.
Я легонько сжимаю ножку Отем, и она снова пихается. Какая она, оказывается, сильная.
Врач с облегчением кивает.
– А что насчет миссис Куинн? – озадаченно осведомляется она и пролистывает записи. – Имоджен?
– Она на работе.
Брови женщины ползут вверх.
– Уже вышла? Чем она занимается?
– Как вам сказать…
Теперь в замешательстве я.
Если энтропия замкнутой системы уменьшается без каких бы то ни было затрат, это, как правило, значит, что система не такая уж замкнутая, как кажется на первый взгляд. Что-то влияет на нее извне. Однако дыры в замкнутых на первый взгляд системах отыскать чертовски трудно.
– Следит, чтобы все шло как надо, – говорю я и довольно улыбаюсь, как дурачок.
Врач моего веселья не разделяет..
– То есть нет, простите. Она пишет. Только что закончила книгу. Почти закончила. Точнее, мы вместе закончили.
– Вы писатели?
– Да.
Выражение женщины смягчается.
– Интересно.
Но все же ее так легко не одурачить.
– Но она ведь будет присутствовать при следующем моем визите?
– Конечно, – отвечаю я, щекоча пятку Отем и размышляя о порядке, беспорядке и сияющем нимбе Имоджен. Слушаю, как ручка женщины скользит по бумаге, добавляя новые слова к истории мира…
Вскоре после этого врач уходит, и мы остаемся вдвоем в тихом доме, в окна которого проникают последние лучи солнца в этом году. Я поднимаю ее с пеленки и баюкаю на руках.
Думаю, стоит позвонить настоящей Софи и сказать, что книга будет готова к концу дня. Скоро ее можно будет отпечатать на плотной белой бумаге и заключить в тяжелый, твердый переплет. «Вселенная в переплете, – думаю я, – целый мир под защитой плотно сжатых страниц». Для контекста: у меня получилось добиться публикации – настоящая Софи скажет «выбить упорством», – потому что, как оказалось, имя Эндрю Блэка имеет большой вес. Даже если он пишет в соавторстве.
Мы с малышкой сидим в тишине; мысли разбегаются, но потом я думаю, что стоит называть настоящую Софи просто «Софи», потому что как-то все это уже странно. И снова возвращаюсь к самой важной мысли: я – отец, создатель того, чего раньше не существовало, и я баюкаю дитя на руках, и я счастлив.
Ее зовут Отем. Она родилась совсем недавно. Она для меня – весь мир, целая вселенная. Я так горжусь ею и боюсь за нее, потому что знаю, что в ближайшие годы таких, как она, будет немного. Ее зовут Отем, и она моя маленькая роза. Ее зовут Отем; за окном остывают дни, усиливается ветер, и звезды в галактике Гутенберга гаснут одна за другой, но мы смело войдем в наступающую зиму. Я буду держать ее за руку, а она будет держать мою, и мы вместе встретим будущее.
Чуть позже я иду на прибранную кухню, чтобы приготовить немного молока. Правда, теперь она не такая уж и прибранная. Кружка «Я ♥ Чай» стоит рядом с раковиной, на ободке – свежий след красной помады. А на другой стороне кухни, на столешнице рядом с чайником, рядом с тем местом, где она стояла
