На сопках Манчжурии - Евгений Белогорский

До прибытия главных сил во главе с Покровским, китайцы ещё раз пытались атаковать Учан, но безрезультатно. Крепостные пулеметы и пушки легко отбили штурм.

Этот успех очень ободрил генерала Пэйфу. Наконец-то кантонские выскочки споткнулись о чжилийский утес и разбили себе нос. Пусть в самый последний момент, но у Пэйфу ещё имелся плацдарм для нанесения сокрушительного удара зарвавшемуся противнику. Благодаря храбрости солдат клики, Янцзы стала тем рубежом, от которого в скором времени полки южан будут обращены вспять.

Так говорили воинские агитаторы и солдаты «нефритового маршала» охотно их слушали. Армия кантонцев действительно остановлена перед стенами Учан и здесь оказался беспомощен даже бородатый Ван Сун, белый советник генерала Чана. С каждым пройденным днем, гарнизон крепости становился увереннее в своих силах противостоять армии Гоминьдана, но черный ворон уронил свое перо печали на плечи Пэйфу.

Не успели генерал порадоваться своему тактическому успеху на берегах Янцзы, как тревожные вести пришли из Пекина. Командующий чжилийскими войсками в китайской столице Фэн Юйсянь, поднял мятеж против Пэйфу. Воспользовавшись тем, что главный соперник чжилийцев Чжан Цзолин увел свои силы к Мукдену, Фэн Юйсянь решил разыграть свою собственную карту. Разогнав правительство взяточников и казнокрадов, генерал без долгих раздумий объявил себя президентом страны.

Узнав о перевороте, Пэйфу уехал в провинцию Шаньси, где находились все ещё верные ему войска. Уверенный в неприступности крепости, генерал обратил все свои помыслы на возвращение под свою власть столицы.

Осечка у стен Учан не сильно огорчила Алексея Михайловича. В глубине души он интуитивно ждал нечто подобного, так как видел, что для неудачи уже появились определенные предпосылки. Как бы ни храбро и смело дрались солдаты Сунь Ятсена с противником, но и они имели свои уязвимые точки, в виде усталости и хронического отставания тылов. Совершив победный многокилометровый марш, корпуса Гоминьдана были обязаны, упереться в какое-нибудь препятствие и им оказался Учан.

Получив донесение о неудаче своего авангарда, Покровский запретил проводить новые штурмы крепости, стремясь избежать ненужных потерь. Прибыв к стенам Учан, он по достоинству оценил мастерство французских инженеров. Опоясанная многочисленными рвами и траншеями, ощетинившись пулеметами и орудиями, крепость была крепким орешком.

Для штурма этой твердыни, Покровский стал перебрасывать к её стенам артиллерию и дополнительные силы пехоты. Помня удачное использование воздушного корректировщика при штурме Вэйчжоу, Алексей Михайлович затребовал к себе аэроплан с летнабом.

По иронии судьбы, именно это сооружение из дерева и металла стало тем ключом, что открыл ворота чжилийской твердыни. Для борьбы за власть в Пекине, покидая берега Янцзы, Пэйфу забрал с собой самых верных и преданных ему людей, в том числе и коменданта крепости. На освободившееся место был назначен полковник Ду Син, имевший хороший послужной список, но не обладавший многими качествами Лю Дзена.

Людская молва способна сильно приукрасить и преувеличить любое событие, ставшее её достоянием, и штурм войсками Гоминьдана Вэйчжоу не стал исключением. Согласно устному народному творчеству, легендарная крепость была сожжена специальным оружием белых дьяволов и одним из главных героев этой саги, был аэроплан.

Появление самолета над цитаделью вызвало большую тревогу, как среди солдат гарнизона, так и их командиров. Вместе с прибывшей к стенам Учан артиллерией кантонцев, это наводило на невеселые размышления.

Тем временем, прибывший в Ханькоу Покровский сделал для себя неожиданное открытие — в городе оказалось много русских людей. В большинстве своем это были купцы и торговые люди, занимавшиеся продажей чая.

Глава русской колонии Гребешков обратился к Алексею Михайловичу с просьбой о защите имущества членов колонии, в связи с начавшимися актами его экспроприации солдатами НРА после занятия города. По приказу полковника порядок был восстановлен в кротчайший срок, несмотря на глухое ворчание солдат. Оно впрочем, было быстро подавлено тем, что Покровский приказал раскрыть один из захваченных складов чжилийцев.

В знак благодарности, Гребешков предложил господину советнику поселиться в его особняке, что было с благодарностью принято. Да и как можно было отказаться от возможности хоть на время вернуться к обстановке мирной жизни. Поселиться в просторном кабинете, где можно было сменить, порядком поднадоевшие сапоги, на мягкие тапочки. И сев в приятное кресло-качалку на время, позабыв воинские будни, просто перелистывать альбомы Бенуа, посвященные русской живописи.

К тому же, хозяин дома оказался приятным собеседником, и часто, за чашкой чая, он рассказывал гостю о тех или иных особенностях жизни в Китае.

— Ах, Алексей Михайлович, как мы все устали от этой непрерывной войны. Она совершенно не дает возможность торговать. Скажите как военный, как долго продлится это, так называемое, время перемен? — Гребешков, испытующе посмотрел на гостя.

— Очень хотел бы вас успокоить Никодим Петрович, но не могу. Гоминьдан только утвердился на Янцзы, а сколько ещё осталось? Боюсь, что, даже при хорошем раскладе дел, мир в этой стране наступит года через три-четыре.

— Спасибо за откровенность, но три-четыре года для моей торговли, это очень серьезное испытание, — сдержанно поблагодарил Покровского хозяин, — сигарету?

— Нет, спасибо. Вы лучше расскажите мне что-нибудь о Китае. Вас всегда приятно слушать.

— О, господин полковник, вы даже не представляете, насколько занимательной и самобытной страной является Китай. Как интересны её обычаи, философия и культура. Да, что там культура! Даже элементы быта, которые совершенно ни на что не похожи. Вот взять, к примеру, столь любимый нами чай. Когда вы его пьете во время приема пищи?

— Как и положено, в конце еды.

— Всё верно, так сказать на десерт. А вот китайцы принимают его перед приемом пищи, для разогрева своего желудка и смею вас заверить, поступают весьма мудро. Такое употребление чая твердо гарантирует вам быстрое переваривание пищи и отсутствие изжоги и отрыжки. В этом я убедился на собственном опыте.

— Да? Интересно, надо будет как-нибудь попробовать, — гость осторожно отставил от себя чашку чая. — С различиями понятно, их тут пруд пруди, а вот схожести с нами, имеются?

— К сожалению, есть — грустно вздохнул Гребешков. — Везде и всегда политика и деньги неотрывно идут рука об руку. Английские купцы на свои деньги построили королеве Елизавете флот, с которого пошла британская морская гегемония. Частные финансовые вливания в экономику, разоренной гражданской войной, Америки породили мощный экономический бум, благодаря которому она сегодня является лидером мировой экономики. И так далее, так далее и так далее. Примеров, как говорится, море. Не стал исключением и Китай. Вот, за спиной вашего лидера Сунь Ятсена, стоят деньги китайских банкиров и промышленников, благодаря которым он все ещё держится наплаву.

— Насколько мне известно, движение Гоминьдан поддерживается различными частями китайского общества в виде различных пожертвований, — попытался защитить китайского лидера полковник. — Как говорится: с миру по нитке — голому рубаха.

— Знаем мы этот, так называемый, мир и, так называемую, нитку, под именем Сун Цзевынь, — Гребешков хитро подмигнул Покровскому.

— Не совсем понимаю вас, Никодим Петрович, — удивился полковник.

— В самом деле? Тогда охотно просвещу вас. Названный мною господин Сун Цзевынь, являющийся главой дома Сун — один из крупнейших промышленников и банкиров Китая. Его сестра Сун Айлин вышла замуж за другого богатейшего бизнесмена Поднебесной, Кун Сянси. А вот руки второй сестры банкира, Сун Цинлин, сумел добиться ваш хороший знакомый Сунь Ятсен. По моим сведениям, автор трех народных принципов пользуется финансовой поддержкой не только у китайских нуворишей, но и у американцев.

— Не знал таких тонких подробностей.

— Вы солдат, Алексей Михайлович не в обиду будет сказано. Решаете сугубо военные вопросы и все остальное, как правило, выпадает из вашего кругозора.

— Да, вы абсолютно правы, — поддакнул Покровский разоткровенничавшемуся купцу.

— А что вы можете сказать о генерале Чан Кайши?

— О Чане? Это довольно интересное явление в рядах китайского генералитета, непрерывно делящих власть в Пекине. Он самый способный среди них.

— Да? А по мне — он один из многих, мало чем примечательный. Разве только моложе остальных, — сказал Покровский, решив побольше узнать о своем нелюбимом оппоненте.

— Не скажите, Алексей Михайлович. Любой генерал, захвативший китайскую столицу, так и останется по своей сути военным, а значит малопригодным для управления такой огромной страной как Китай. Чан это отлично понимает и очень часто в его действиях проглядывается не военный, а политик.