Скатерть английской королевы - Михаил Борисович Бару
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале восемнадцатого века Елатьму приписали к Казанской губернии, потом отписали от Казанской и приписали к Шацкой провинции Азовской губернии, потом Азовскую губернию вместе с Елатьмой преобразовали в Воронежскую. В 1722 году ее оттуда выписали и приписали к Касимову, чтобы уж вместе с ним передать Рязанской губернии. Как раз в этом году через Елатьму проезжал Петр Алексеевич, отправлявшийся в Персидский поход. В городе он остановился всего на одни сутки. За это время царь успел принять нескольких челобитчиков и среди них крестьянина Антона Иванова из близлежащего села Богданова. Иванов жаловался на притеснения со стороны старосты Родиона Никитина, собиравшего лишние подати и «чинившего всякие обиды». Петру разбирать дело было недосуг, но он приказал шацкому воеводе «разыскать накрепко» приведенные в челобитной факты, найти ответчиков и «кто из них в том явятца виноваты, тем учинить жестокое наказание, чего они по указу будут достойны, и кто из них будет более виноват, того пошли в каторжную работу в Петербург вечно». Никитину и его сообщникам повезло – не торопись царь в Персидский поход, они могли бы и до каторжных работ в Петербурге живыми не доехать.
Восемнадцатый век не был спокойным в тех местах. Разбойников с большой дороги было едва ли не больше, чем проезжающих по дорогам Тамбовской губернии, к которой тогда была приписана Елатьма. Речных разбойников, грабивших суда, проплывавшие по Оке, было ничуть не меньше. Всего за десять лет до Пугачевщины бургомистр Елатомского магистрата купец Коржевин доносил в Шацкую провинциальную канцелярию, что шайки разбойников бродят вокруг Елатьмы, нападают на суда, идущие по Оке, и уже не один раз ограбили его стеклянную фабрику. В июне 1760 года разбойники так распоясались, что пригрозили не только сжечь фабрику Коржевина, но и саму Елатьму, а бургомистра лишить жизни. Елатомцам пришлось усилить караулы и вызвать на подмогу сыскные команды из Тамбова, Рязани и Воронежа.
Когда в округе появились первые пугачевские отряды, у крестьян уже был испечен для их встречи хлеб-соль. Под колокольный звон встречали их в каждой деревне. Под колокольный звон дворяне уносили ноги из сел, окружающих Елатьму, и из самого города. Программа восстания у местных инсургентов не отличалась новизной – сначала, как по расписанию, грабеж и поджог злосчастной стеклянной фабрики купца Коржевина, потом нападение на проходящие по Оке суда, потом грабеж всех, кто попадется под руку, и поджог помещичьих усадеб. Надо сказать, что отличить отряды Пугачева от обычных бандитов было практически невозможно. Они еще долго бродили в окрестностях Елатьмы и Касимова уже после того, как восстание Пугачева было подавлено. Жители Елатьмы в деле защиты от разбойников на власти надеялись, но и сами не плошали. К примеру, у купца второй гильдии Семизорова, владельца серно-купоросного и лакокрасочного заводов, в доме хранилось три ружья, два пистолета и один мушкетон. Кстати, потомки Семизорова и теперь проживают в Елатьме. Правда, ни серно-купоросным, ни лакокрасочным заводами они уже не владеют.
В конце восемнадцатого века в Елатьме проживало около двух тысяч душ мужского пола: большей частью мещане, меньшей – купцы, мастеровые, чиновники и совсем немного дворян. Тут вместо скучной статистики лучше бы рассказать читателю о каком-нибудь интересном событии, произошедшем в Елатьме, – об открытии картинной галереи, или о проезде через город Екатерины Алексеевны с семьей наследника престола, или о выловленной в Оке огромных размеров севрюге, или о постройке образцового инвалидного дома, или о закладке сорокапушечного океанского фрегата «Гордость Елатьмы» из твердых пород дерева, но… не расскажу. Не проезжали, не строили и не закладывали. Могу только рассказать об открытии в 1787 году уездного училища. Боюсь, что и его не открыли бы, если бы не настойчивость тогдашнего тамбовского наместника Гавриила Романовича Державина, большого любителя просвещения.
Да, вот еще. В доме у купца Семизорова было семь писаных маслом портретов, одна картина, два каменных и пять деревянных портретов с позолотой. Небось, купил их оптом по случаю на какой-нибудь ярмарке выходного дня в Касимове или в Муроме. Не картинная галерея, конечно, но частное собрание. Быть может, первое в Елатьме. Деньги у местного купечества водились. Картинных галерей они, конечно, не строили, а вот церквей в маленькой Елатьме к тому времени было больше десятка.
К концу девятнадцатого века в Елатьме было уже четырнадцать церквей, синагога и две мечети. Изо всех этих культовых сооружений до нас дошли в более или менее сохранившемся виде кладбищенская Всехсвятская церковь, построенная в ознаменование победы над французами, и еще две – Троицкая и Вознесенская113. До Елатьмы, конечно, враг не дошел, и никакие полки в ней, как во время похода на Казань, не формировались, но был военный госпиталь, работавший с сентября двенадцатого года по август четырнадцатого. По приказу Кутузова в Касимове, Елатьме и окрестных деревнях разместили главный военный госпиталь русских войск, рассчитанный на двадцать тысяч человек. По воде Москвы-реки и по Оке везти раненых в тыл было куда как удобнее, чем по дорогам, которые в этих местах… да и в тех тоже.
На кладбище Елатьмы похоронены солдаты, умершие от ран, полученных при Бородине. Елатомцы на свои деньги поставили им памятник в виде часовни. Стояла часовня в центре города, рядом с городским Спасо-Преображенским собором. Ее вместе с собором и снесли при большевиках.
Как раз перед войной с французами главная торговая площадь Елатьмы украсилась торговыми рядами, построенными по проекту Висконти и Русско. Правда, только подписанному ими. Составлял-то этот проект некто Григорьев. Здание торговых рядов и сейчас стоит на том же месте. Правда,
