Черная Луна - Дэвид Геммел

— Не понимаю, для чего он это делал, — сказал герцог. — Он ведь уже был несказанно богат. Заломил мне такие цены, что наверняка получил огромную прибыль.

— Некоторым людям, государь, — сказал Пурис, — любая прибыль кажется слишком скромной. Ландер знал, что когда казенные закрома опустеют, за его товары заплатят любую цену. Доставляя продовольствие тайком, он всегда мог сказать, что купил его раньше, чем был издан ваш указ.

— Такая алчность для меня непостижима, — промолвил герцог. — Зато, мой добрый Пурис, я хорошо знаю цену подлинной преданности. Ты сослужил мне неоценимую службу. Теперь дом Ландера и все его земли — твои.

— Благодарю, государь, — низко поклонившись, ответил Пурис.

— А теперь мне пора отправляться на ужин, — сказал герцог, садясь в свою карету. Ниро подошел к Пурису.

— Поздравляю, сударь, — сказал он с поклоном. Маленький советник тихо засмеялся.

— Семнадцать складов, битком набитых продовольствием, — довольно, чтобы пережить самую суровую зиму, да и казна теперь полна, как никогда. Прекрасный выдался денек, Ниро!

— Воистину так, сударь.

— Что я вижу? У тебя новые сапоги?

— Да, сударь. Я купил их нынче днем.

— Похоже, они дорогие.

— Это так, сударь. Мне помог приобрести их купец Ландер.

— Надо же, каким он оказался благотворителем, — хмыкнул Пурис.

Назавтра, ранним утром, маленький советник постучал в дверь дома, принадлежавшего Ландеру.

Сопровождаемый отрядом стражников, он вошел в дом и послал за Мириак. Куртизанка, одетая в простое белое платье, спустилась в зал. Пурис глаз не мог оторвать от ее красоты — ослепительное золото волос, нежная белизна кожи. Он провел женщину в парадную гостиную и со всей возможной деликатностью сообщил о цели своего визита. Мириак слушала молча, опустив глаза и ничем не выдавая своих чувств.

— Итак, — сказала она, когда Пурис смолк, — Ландер мертв и дом теперь принадлежит вам. Когда мне следует съехать?

— Госпожа моя, — ответил Пурис, — тебе нет нужды уезжать. На самом деле я страстно желал бы, чтобы ты осталась. Я принес для тебя небольшой подарок.

Сунув руку в карман, он вынул ожерелье, купленное Ландером, и аметист, похожий на слезу. И с радостью увидел, как прекрасные глаза Мириак заблестели, и она не колеблясь протянула руку.

Стены покоев Карис были увешаны набросками. На северной стене красовались тонко прорисованные ландшафты — холмы и долины к северу от Кордуина, равнинные места, расположенные достаточно близко от стен города, чтобы дароты могли поставить там катапульты. На западной стене висели чертежи городских укреплений, размеченные цифрами — где и сколько поставить на стенах солдат, по каким маршрутам снабжать их провизией. На южной стене была большая карта самого Кордуина — на ней Карис отметила здания, в которых можно разместить лазареты и оружейные склады.

Карис сидела на кушетке, просматривая отчеты, присланные Пурисом — о производстве арбалетов и арбалетных болтов. Если повезет, к началу весны у них будет около восьмисот арбалетов и свыше десяти тысяч болтов. В дверь постучали, и, кланяясь, вошел слуга.

— Госпожа, — сказал он, — там пришел человек, который хочет поговорить с тобой. Утверждает, что он твой друг.

— А у этого друга есть имя?

— Неклен, госпожа.

— Впусти его.

Карис поднялась с кушетки навстречу гостю — и при виде его, как могла, постаралась скрыть свое потрясение. Неклен всегда был худощав и жилист, но теперь походил на живой скелет. Изможденный, с запавшими глазами, он, казалось, с последней их встречи постарел на десять лет. Вместо левой руки была культя, обмотанная почерневшей от крови повязкой.

— Входи, друг мой, и присядь, — сказала Карис и велела слуге принести еды и вина.

Неклен устало осел в кресло и закрыл глаза.

— Ох, до чего же я устал… — невнятно пробормотал он. Затем уронил голову на грудь, и дыхание его стало глубоким, сонным. Когда слуга принес хлеб, масло, сыр и копченое мясо, Карис велела ему прислать врача. Потом подошла к седобородому ветерану и приложила пальцы к его шее, нащупывая пульс. Тогда Неклен открыл блекло-голубые глаза и слабо усмехнулся.

— Я пока еще жив, Карис. Хотя по всем законам должен был умереть.

Он со стоном выпрямился. Карис подала ему кубок с красным вином, и Неклен выпил все до капли. Потянулся левой рукой к хлебу — и застыл, озадаченно глядя на культю.

— Проклятие, я ведь до сих пор чувствую свои пальцы. Странно, правда?

Карис отрезала ему два толстых ломтя хлеба и щедро намазала их маслом. Затем отрезала приличный ломоть сыра. Неклен медленно поел и снова откинулся на спинку кресла.

— Я был в Прентуисе. Говорю тебе, никто и никогда не видел еще такой бойни. Мы выехали против даротов. Гириак возглавлял атаку. Только наши мечи против них были все равно что ивовые прутики. Я рубанул одного урода мечом по шее — и меч отскочил! Даже кожу не поцарапал, представляешь? Он ответным ударом рубанул мой щит — и рассек его надвое, да вдобавок отрубил мне руку. Мы и глазом не успели моргнуть, как были разбиты, сотнями порублены на куски. Я видел дарота, из которого торчал десяток стрел, а он все дрался — и хоть бы что. Хочешь знать, что случилось с Гириаком?

Карис этого вовсе не хотелось, но она кивнула.

— Он погиб достойно, как подобает солдату. Прикончил одного из даротов — проткнул на полном скаку копьем. Потом его зарубили. Ты не представляешь, Карис, какой это был короткий бой. Пяти минут не прошло, а мы уже были разбиты и в беспорядке бежали к городу. Тысячи солдат погибли на этой равнине. Я был среди тех считанных сотен, кому удалось проскочить в городские ворота; нам казалось, что за крепостными стенами мы будем в безопасности. — Неклен покачал головой. — Дароты выкатили громадные катапульты и с ужасающей точностью принялись бить по стене — в одно и то же место. Они пробили в стене две громадные бреши, а затем хлынули в проломы. Карис, эти существа не знают усталости — они убивали бессчетно и беспрерывно, с полудня до заката, мужчин, женщин, детей… Боги мои, это было ужасно. Я и еще три женщины спрятались на чердаке. До самой темноты снаружи стоял непрерывный крик. Нам удалось уйти по сточным канавам. Я едва с ума не сошел от боли. Врачи залепили культю горячей смолой, и боль была просто неописуемая. Эти женщины едва ли не волокли меня. И все же нам удалось выбраться из города, и мы двинулись на юго-запад, к побережью… Голос Неклена ослабел, стих.

— Тебе нужно поспать, — склоняясь над ним, решительно сказала Карис. Она помогла Неклену подняться, довела его до постели, раздела и укрыла теплыми одеялами.